Виталий Портников
60 лет назад с трибуны ХХ съезда КПСС Никита Хрущев в звенящей тишине перепуганного зала прочитал доклад «О культе личности и его последствиях». История, до этого самого дня смотревшая на угрюмых жителей гигантского ГУЛАГа оловянными глазами маленького рябого честолюбца, неожиданно совершила крутой поворот. С этого самого дня жители будут практически ежедневно встречаться с правдой, самой обыкновенной правдой. Шаламов. Солженицын. «Враги народа», которые никакие не враги. Правда о первых, бесславных и страшных месяцах войны. Пытки. Расстрелы по приказу «тройки». И самая главная фраза, как знамя взметнувшаяся над миллионами лгавших, ослепших, не хотевших ничего понимать и просто парализованных страхом, — «мы же не знали».
Это была ложь, самая обычная советская ложь. Знали все — и про все. Среди знавших были не только партработники и недобитые интеллигенты. В военном дневнике своей тетки, обычной провинциальной студентки, я обнаружил удивительную фразу о 1937 годе, когда «уничтожали лучших представителей нашей страны». На дворе тогда был 1942-й. Могу ли я поверить, что тетка, узнав от своей партийной сестры о подробностях хрущевского доклада, была сильно изумлена? Могу ли я думать, что все люди, ее окружавшие, пережившие аресты и гибель своих родственников, друзей и соседей, в самом деле не понимали, что происходит?
Понимали. Просто считали, что это неизбежно. В завоеванной большевиками стране это и было главное правило жизни — считать неизбежным все, что делает безумная, ошалевшая от крови и гноя власть. Их ужас 1956 года был не от того, что им рассказали такое, о чем они не знали, а от того, что новый правитель заставил признать все, что они считали обыденным и неизбежным, — кошмаром.
Они недолго пребывали в этом шоке. Те, которые все знали, понимали и стыдились, смогли хотя бы посмотреть в щели правды и обнять тех, кому удалось уцелеть. Те, кто всегда бежал впереди партийного паровоза, наперегонки бросились обличать и дохлого вождя, и его культ личности — так что никто и не удивился, когда спустя еще пять лет сталинский труп вынесли из Мавзолея и похоронили рядом с Дзержинским, Свердловым и прочими вурдалаками. А большинство — знаменитое агрессивно-послушное большинство — просто затаилось в надежде, что и это пройдет, что баре одумаются и вспомнят, сколько хорошего для страны сделал «красный император», строитель и победитель.
Казалось, что вернуться так далеко в прошлое уже невозможно. Даже сталинский политрук Брежнев просто остановился на полдороге, поручив товарищу Суслову придумать бессмертную формулу об отрицательной стороне, которая имелась в деятельности товарища Сталина — разумеется, наряду с положительной. А потом все завертелось, пошло вразнос — бесконечные кремлевские похороны, перестройка, возвращение «шестидесятников», эфир, переполненный правдой о том, что было в сталинские времена, книги откровенных врагов режима, Соловецкий камень, музеи ГУЛАГа…
И агрессивно-послушное большинство, которое ждало, что все это безобразие когда-нибудь кончится. И дождалось.
Сейчас, в 60-ю годовщину хрущевского доклада мальчик из кремлевского пула, бегающий за современным полусталиным с айфоном, публикует в самой популярной газете страны статейку под броским заголовком «Хрущев свалил все репрессии на Сталина, чтобы не разоблачили его самого». Вся великая драма разоблачения сталинизма сводится к заурядной аппаратной борьбе, «перетягиванию каната» между Хрущевым, Маленковым, Берией. Ну и, конечно, в 1956 году окончилась «послесталинская перестройка» и начался хрущевский волюнтаризм.
Всю эту ерунду я запомнил еще с брежневских времен, когда фраза «был культ — но была и личность» заместила в сознании моих тогдашних соотечественников привычное «мыженезнали». Людей вновь приучали к тому, что злодеяние может быть великим, а тот, кто на него покушается, способен лишь кукурузу на Крайнем Севере выращивать. «Хрущев запомнился стране бытовыми деталями: кукуруза, анекдоты, охота» — гласит подпись под фотографией первого секретаря в самой этой самой газете, способной, оказывается, на время забыть про спутник и Гагарина.
И ведь понятно почему: потому что все эти мальчики из пулов, все эти историки и редакторы хотят убедить себя самих, что опять живут в мире великого злодеяния, которое вращает глазами с телевизора и собирает кровавые земли. А потом, спустя еще пару лет, мальчик из пула первым напишет «мыженезнали», когда ему сольют закрытый доклад нового президента на Совбезе. И потом все будут ходить и головами качать: кто бы мог подумать? «Боинг» сбил? Ходорковского посадил? Наши войска были в Донбассе? Разбомбили больницу в Сирии? И это украли? А Крым — неконституционно? А что, Немцова тоже? Мыженезнали.
Впрочем, волноваться не нужно. Агрессивно-послушное большинство никуда не денется, будет помнить, что был культ — но была и личность, и дождется своего часа. Мальчик, который напишет все в той же газете статью «Медведев свалил все репрессии на Путина, чтобы не разоблачили его самого», уже готовится поступать на журфак.
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
Виталий Портников написал: «И самая главная фраза, как знамя взметнувшаяся над миллионами лгавших, ослепших, не хотевших ничего понимать и просто парализованных страхом, — «мы же не знали». Это была ложь, самая обычная советская ложь. Знали все — и про все».
Статья, в целом умная, но в данном фрагменте В.Портникова «занесло». Мне довелось брать интервью и беседовать с, по меньшей мере с двумя сотнями жерт сталинских репрессий. Я пытался выяснить о годах сталинских репрессий у старшего поколения родственников, Как член правления Всесоюзного общества МЕМОРИАЛ я беседовал советскими писателями и историками старшего покления Анатолием Рыбаковым, Алесем Адамовичем, Мариэтой Чудаковой, Юрием Афанасьевым и другими В Москве я познакомился с Александром Моисеевичем Некричем — соавтором «Утопии у власти», а затем беседовал с ним в «Русском центре» Гарварда в Бостоне. Меня интересовало, как все эти люди воспринимали годы БОЛЬШОГО ТЕРРОРА. Увы, общий ответ был, примерно, одинаковый — мы понимали, что происходит что-то неладное, что власть не до конца честная, но преступной сути сталинизма в предвоенное время не ощущали. Наум Коржавин, как-то прилюдно сказал на поэтическом вечере Безыменскому, который лепетал «Я же не знал», «А я знал, и не молчал». Но из бесед с Коржавиным в Бостоне у меня сложилось впечатление, что он сильно «поумнел» в отношении сталинизма лишь в ссылке в Караганде. В СССР вернулись в конце 1930-х писатели Алексей Толстой, Куприн, композитор Прокофьев, поэт Цветаева, почти все дипломаты и разведчики. Неужели они «все они всё понимали», как утверждает В.Портников? Нет, нельзя всех советских граждан огульно принизить, как это сделал Виталий Портников. Мы знаем из документов подслушивания, что Ландау во второй половине 1930-х считал советскую власть фашистской, Из стихов крупного математика и диссидента Александра Есенина-Вольпина видно, что он очень молодым понял преступную сущность сталинских порядков. Но таких светлых голов в стране были единицы. СССР, как наследник России, был страной, в большинстве своём, традиционно забитых граждан.