1
– Мы жить хотим… — снова сказала девушка, как будто прося пощады.
Ави сразу оценил это местоимение «мы». Она не одна. Скорее всего, беременна.
Немедленно, как предписывала инструкция, по рации он сообщил на блокпост о ситуации и попросил быть на связи, а потом медленно приблизился к девушке-шахидке, хотя по правилам следовало находиться от шахида на расстоянии минимум пятьдесят метров и укрыться при этом за стеной дома или забором. Девушка эта, словно елочная гирлянда, могла в любой момент вспыхнуть зелёным шахидским пламенем. Но ведь она беременна!..
Не нужно быть большим психологом, чтобы догадаться: девушка стала шахидкой не по своей воле. Видимо, согрешила и сейчас кровью обязана искупить честь семьи. Реабилитировать свое имя, пусть даже посмертно. Молодым арабкам, заподозренным в «порочном поведении», разрешалось смыть позор, напав на израильских военных или полицейских.
Сценарий этого акта был Ави хорошо известен. Обычно молодая арабка приближалась к израильскому блокпосту или входу в охраняемую зону и намеренно вела себя при досмотре очень странно, нервно. В её сумке, как правило, обнаруживался нож. Девушка нагло заявляла, что собиралась нанести удар еврею. Обычно ей больше полугода тюрьмы не давали, да и выходила она из тюрьмы досрочно, почти героиней, живой и целёхонькой. К тому же в израильской тюрьме питание было лучше, чем во многих палестинских семьях, да и работать не заставляли. Но руководители террора быстро раскусили этот девичий фокус и начали требовать от девушек действий, а не намерений. Фокус с извлеченным при досмотре ножом больше не проходил. Девушку буквально вынуждали становиться шахидкой.
– Главное, спокойно себя веди, не теряй самообладания, — улыбаясь, сказал Ави девушке. И, приблизившись, сделал ей комплимент: — У тебя хороший иврит. Где учила?
– Я в Тель-Авиве долгое время жила и училась в еврейской школе, — у неё на лице сквозь бледные щёки проступили розовые отпечатки смущения, и она попросила: — Отвезите меня куда-нибудь и отпустите, ради Аллаха, чтобы не погибла я. Только папа мой и братья, чтобы не узнали о моей просьбе, иначе они меня никогда не простят. Это значит, что я сотрудничала с евреями. Им лучше потерять дочь, чем знать, что она с евреями сотрудничает.
– Куда же тебя отвезти? — спросил Ави.
– Если в ШАБАК отвезёте, я взорвусь, у меня нет альтернативы. А мы жить хотим. И не оставляйте меня одну. Боюсь я быть одна. Не дам я вам уйти, пока не отвезёте меня в Дженин. В Дженин я хочу, в автономию. Там моя тетка живет. Она меня примет. И жених… Отец ребенка… Он тоже в Дженине.
Ави подумал, что, пожалуй, нет другого такого города в Палестинской автономии, который бы вызывал у жителей Израиля столько негативных эмоций. В свое время Дженин прозвали «столицей террора» — там было настоящее осиное гнездо исламских фанатиков.
Еще простым десантником Ави бывал в Дженине, и первое посещение этого города было для него не самым веселым. В дот день ему, еще неопытному и необстрелянному, приказали доставить какой-то груз с одной базы десантников, в Галилее, на другую, на границе с Иорданией. «Достаточно рутинная поездка», — сказал ему начальник. Он сел за руль мощного грузовика, положил карту перед собой, бросил на сиденье автомат, включил зажигание, нажал на стартер и поехал на юго-восток.
Пятница. Город почти вымер. Священные часы пятничной молитвы. Всё тихо. Но у палестинцев тишина быстро, в считанные минуты превращается в шторм. После пятничной молитвы люди выходят из многочисленных мечетей, страсти накалены, обсуждают проповедь. И тут он, как красная тряпка для быка. Машину забросали камнями, по ней долбили железными прутьями, толпа просто озверела. Он никогда еще не видел таких бешеных людей. Они орали, брызгая слюной, пытались выломать двери машины (хорошо, что все было заблокировано). Пришлось прорываться, сбивая людей, кидавшихся на капот и лезших на крышу, перегораживающих дорогу. Он просто ехал на людей, разбрасывая их машиной. Для новичка это было не самое приятное ощущение. Он думал тогда, что задавил насмерть десяток палестинцев и попадет за это под трибунал. Но позже выяснилось, что никто из нападавших не погиб, лишь 8 палестинцев получили легкие ранения от ссадин до переломов. Поразительно, что, судя по всему, не погиб даже тот придурок, которого он сбил уже на самом выезде из города. Парень лет пятнадцати как-то резко выскочил справа, машина ударила его, он перекатился через капот, треснулся головой об асфальт и, как цирковой клоун, улетел куда-то вбок. И все это на довольно большой скорости.
Воспоминания пришлось прервать. Завизжали тормоза. С блокпоста прибыли две машины: мощный военный «Хамви» с крупнокалиберным пулеметом и джип сопровождения. Остановились на расстоянии прицельного выстрела из винтовки. Из «Хамви» выкатились двое снайперов с американскими винтовками М16 в руках и сразу же заняли огневую позицию. За ними из джипа вышли два рядовых минера и капитан.
– Не стреляйте, не надо! — крикнул Ави и подошел к ним, чтобы объяснить текущую обстановку и свои планы, а затем вернулся к шахидке.
– Садись, сейчас поедем, — вежливо произнёс он.
– У меня ноги как ватные стали, — пожаловалась девушка. — Поддержите меня с левой стороны. Только справа не приближайтесь, а то вдруг кнопочка случайно нажмётся. А мы жить хотим. И убивать я не хочу совсем. Я врачом хочу стать, иншалла. И вы меня не убивайте, пожалуйста. Обещаете?
– Сделаю всё, что смогу.
– Я жить хочу, — вновь жалобно произнесла девушка. — Не убивайте меня, пожалуйста! Ничего плохого я вам не сделаю. Никогда! Отвезите меня в Дженин, пожалуйста. Не лишайте жизни.
Сержант, специалист по шахидским минам, сел на заднее сиденье джипа рядом с шахидкой. Ави занял место водителя. Еще один минер сел рядом с ним. Шахидка была смущена донельзя, несмотря на опасность, ведь она в первый раз села в машину с тремя незнакомыми ей мужчинами.
Так и поехали. Впереди шел джип сопровождения. Затем Ави с шахидкой и минерами, а замыкал автокавалькаду «Хамви» с крупнокалиберным пулеметом. В него села Рут, хотя Ави категорически запретил ей ехать. Но шофер не решился отказать офицеру легендарного МОССАДа.
Двинулись в сторону Дженина. Капитан минеров, не переставая, по рации давал указания, при этом в израильские населённые пункты въезжать запретил и сообщил, что полиция обязалась до самого Дженина обеспечить зелёную улицу. Маленькие еврейские поселения, мелькая домами с красными черепичными крышами, оставались слева и справа. На трассе не было ни одной машины, ни одного человека. Полиция оцепила весь район и приняла все необходимые меры. Патрульные машины с мигалками и сиренами на безопасном расстоянии сопровождали автоколонну впереди и сзади. Ави давил на газ, машину на крутых поворотах слегка заносило, а девушка стеснительно просила:
– Шваи-шваи, хабиби (Потихоньку, уважаемый).
Блокпост палестинских боевиков перед Дженином. Официально никем не признанный, но реально существующий. Ави притормозил. Шахидка закричала:
– Вот он, мой Юсиф. Какое счастье! Вот он! Вы его видит?
Она выскочила из джипа и быстро пошла вперед, забыв о всякой осторожности и не обращая внимания на выбоины на дороге. Но если бы она случайно нажала кнопку взрывателя, то взлетела бы выше солнца.
К машине с другой стороны приближался высокий палестинец с «калашниковым» через плечо.
– Юсиф! — закричала девушка.
– Ты с евреями?! Предательница! Мне позвонил твой отец и сказал, что ты шахидка, а ты с тремя евреями в машине катаешься! — истерично закричал палестинец. — Йитбах аль-яхуд! (Проклятье евреям!).
Он передёрнул затвор автомата, направил ствол в сторону девушки и выпустил по ней очередь.
2
Всё безнадежно путалось в его мозгу, но одно он ясно сознавал, что умирает. Из подспудных глубин сознания вырывалась горькая мысль о том, что какая-то одна светлая нить еще связывает его с жизнью — даже когда он в забытьи, даже когда эта нить не ведет никуда, кроме смерти, даже когда она прячется и теряется в беспорядочном буйстве бреда. Ничего не могла прояснить эта живая нить, только позволяла удерживаться на грани полного распада сознания, только помогала сносить невыразимую боль бесчисленных молниеносных вспышек в мозгу, когда в одном коротком мгновении повторялась вся прожитая им сознательная и бессознательная жизнь. Потом опять настала ясность, и он решил, что это разум в последней попытке уцелеть ведет тело сквозь строй воспоминаний, воскрешая прошлое в жестоком нагромождении мельчайших деталей каждого акта бытия. Какая нестерпимая мука! Но это страдания разума, а не тела. И смерть — лишь исход этих страданий. Смерть — это взрыв, который уничтожит разум и завершит его агонию. Тяжкое бремя свалилось на его плечи, но он сделал все от него зависящее. А теперь можно уходить…
Он снова вжался спиной в скалу и, ощутив резкую, пронзительную боль, понял, что пока еще жив и что рано или поздно Рут появится перед его глазами и подымет в путь, в последний, быть может, путь. И в том пути он увидит альпийские маки и астрагал, олеандры и филипии, украшающие горы для жизни и радости, а не для истребительной яростной резни.
Ави медленно поднял голову и криво усмехнулся своими сочившимися кровью губами. Он увидел Рут.
– Все в порядке, — прохрипел Ави. — Не волнуйся…
Он почувствовал, что окунается в темноту, а когда очнулся, увидел над собой потускнелое солнце и, лежа навзничь на горячей бугристой скале, под замутившимся небом, мгновенно осознал, что раздавлен, как скорлупа. Боли он не чувствовал, но и жизни почти не ощущал. Все ушло, отдалилось куда-то.
Ави с трудом повернул голову и где-то в далекой дали мутно увидел пустынные холмы. Не за что тут удержаться сознанию, и он перевел взгляд на небо, цепляясь за его огромность и боясь, что вот-вот провалится в него.
– Рут… — позвал он еще дважды и, с усилием повернув голову, снова увидел Рут.
Она крикнул громко:
– Ты меня слышишь?
Не в силах отозваться, он слабо махнул правой рукой. Тяжело перекатился на живот. Сгребая камни, уцепился наконец за что-то, подтянул тело к спасительной расщелине. Но силы иссякли, и, наплывая, как один черный занавес за другим, темнота заволокла мозг.
Ави ощутил жгучую боль. Взглянул на свои ноги. Они в крови, трудно понять, что с ними. На правой ноге, над коленом, обозначилась рана — глубокая, чистая, на удивление сухая, и видна незадетая вена. Под коленом — еще рана, поменьше, с рваными краями и сильно кровоточащая.
– Повязку надо наложить — унять кровь, закрыть от мух и грязи, — сказал Ави.
– Бой идет! — сказала Рут. — Палестинцев более двух десятков, а наших семь человек. Но рота ВДВ уж подлетает. На вертолетах…
Когда Рут сжала края надколенной раны, чтобы потуже забинтовать её, лицо Ави побелело, и он опять потерял сознание. А когда свет пробился снова под веки, Рут закончила перевязку.
– Ты меня слышишь? — спросила она.
– Слышу, — сказал Ави. — Зря все это, уходи без меня. Тебя убить могут!
– Что ж ты, здесь один хочешь остаться и умереть героем? Без меня?
– На этот раз выбора у меня нет… — сказал Ави, глядя, как на повязках проступают пятна крови.
Есть у тебя, дурака, выбор — жить! Понимаешь? Жить! Мне и тебе — жить! Я сейчас приведу кого-нибудь.
Она побежала и исчезла в туманившемся сознании.
– Сюда, сюда, — слабо донеслось из-за холма.
И выстрелы, выстрелы… И шум винтов вертолета. Еще выстрелы и крики… Нельзя спать! Уснуть — значит умереть, и потому надо прижать спину к скале, чтобы резанула боль. Надо беречь силы. И верить. Рут не даст умереть… И Ави закричал: «Рут, Рут!» Крик его перешел в стон и, постепенно затихнув, оборвался.
Гнев Б-жий
Эпилог, который должен был бы стать прологом
26 августа 1972 года в Мюнхене состоялось торжественное открытие XX летних Олимпийских игр. В ФРГ собралось рекордное количество участников и национальных команд. Олимпиада-1972 была крайне важным событием для Германии — она была призвана затмить в памяти мирового сообщества Игры 1936 года в Берлине, которые Гитлер беззастенчиво использовал в своих пропагандистских целях. Перед началом Олимпиады в благоустройство Мюнхена были вложены значительные средства. Новый комплекс спортивных сооружений включал в себя, в частности, прекрасную Олимпийскую деревню на 10–15 тысяч жителей.
Для 42 человек израильской делегации Игры тоже были очень важным событием. В Мюнхен приехали граждане молодого Государства Израиль. Многие из них пережили Холокост. Им важно было пройти по немецкой земле — гордо, высоко подняв голову, следуя за флагом своей страны.
В 4 часа утра в ночь с 4 на 5 сентября группа палестинских боевиков из организации «Черный сентябрь» проникла на территорию Олимпийской деревни, где в качестве подсобных рабочих работали двое ее членов. Они привели группу к тому зданию, где в пяти апартаментах размещалась израильская олимпийская команда.
Дверь в здание была не заперта и не охранялась. Банда террористов поднялась по лестнице на четвертый этаж и взломала дверь в апартаменты, где жили израильские тренеры. Один из них, тренер борцовской команды Моше Вайнберг, пытался оказать сопротивление, но ему прострелили щеку и заставили проводить к остальным израильтянам. Вайнберг убедил террористов, что одну из комнат (где на самом деле были израильские легкоатлеты) занимает команда другой страны, и отвел их туда, где жили борцы и штангисты, надеясь, что те смогут справиться с палестинцами. Но израильтян застали врасплох.
Поначалу террористы взяли в заложники 12 человек, но, когда спортсменов повели на этаж ниже, чтобы объединить с тренерами, один из борцов, Гади Цабари, смог сбежать. Ему помог раненый Вайнсберг, отвлекший террористов и поплатившийся за это жизнью. Его тело выбросили на улицу у входа в здание. Остальных отвели в одну из спален, где штангист (и ветеран Шестидневной войны) Йосеф Романо попытался напасть на одного из террористов. Его расстреляли и оставили истекать кровью на полу. Заложников осталось девять.
В 6 часов утра террористы передали полиции требования освободить 234 палестинских заключенных, находившихся в израильских тюрьмах, а также двоих немецких радикалов — Андреаса Баадера и Ульрику Майнхоф. Дедлайн был назначен на 9 часов утра, после чего террористы пообещали каждый час расстреливать по одному заложнику.
Голда Меир, тогдашний премьер-министр Израиля, заняла твердую позицию: «Правительство в переговоры с террористами не вступает. Если мы уступим, ни один израильтянин нигде в мире не сможет чувствовать себя в безопасности!»
Александр Цывин
Продолжение тут
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
