Известный фотограф Юрий Дойч эмигрировал из Чехословакии в Канаду в 1968-м — в год Пражской весны. Но уже почти двадцать лет регулярно приезжает на родину — искать и фиксировать для будущих поколений следы Холокоста.
Этот проект стал делом его жизни. В день открытия своей выставки в московском Еврейском музее Юрий Дойч рассказал, как в заброшенной словацкой синагоге нашел молитвенник своего деда, объяснил, что такое «память вещей» и почему Холокост может повториться в любой момент.
– С чего начался ваш проект?
– Всё началось в 1997 году, после смерти моего отца. Признаюсь, при жизни отца меня мало интересовало его прошлое. Но на похоронах я встретил одну женщину, которая навещала людей, выживших в Холокосте. Я попросил разрешения сопровождать ее. Так и началось мое исследование. Потом я познакомился с продюсером Катей Краусовой, которая предложила мне сделать документальный фильм об этих людях. Во время одного из наших интервью в дверь постучался незнакомец. Он показал нам заброшенную еврейскую школу, заваленную старинными книгами на иврите. Школа была покинута в 1942 году, когда всех евреев из этого местечка отправили в концлагеря. Это был радикальный поворот, изменивший всю суть проекта — до этого мы снимали только людей. Книги для меня стали символами судьбы своих погибших хозяев — людей, от которых не осталось даже могил. Потом мы включили в проект заброшенные синагоги и кладбища — всё, что хранит память об этих людях.
– Почему вы решили назвать проект Last Folio?
– Есть такой термин у коллекционеров — First Folio, так называют первое издание книги. У нас же наоборот — Last Folio, последнее издание, то есть последняя глава жизни этих книг, последняя возможность для них быть увиденными.
– Расскажите подробнее о женщине, благодаря которой начался этот проект.
– Ее звали Ружена Вайнорска. Она была удивительным человеком — смыслом ее жизни было каждый день навещать бывших узников концлагерей. Она сама прошла Освенцим, была там «капо», бригадиром. Но, как она всегда подчеркивала, не по своей воле. Заключенных просто назначали бригадирами, отказаться было нельзя. Они помогали СС поддерживать дисциплину. Некоторые были жестокими, другие добрыми. Я думаю, эта женщина была доброй. В лагере с ней произошла странная история. Однажды туда привезли партию греческих евреев, и одна из новоприбывших женщин очень пристально посмотрела на нее. Ружена спросила: «Кто это?» Ей ответили: «Это королевская гадалка». Она попросила: «Если ты гадалка, предскажи мне мою судьбу». Та ответила: «Ты выживешь. Кроме тебя из всей твоей семьи останется в живых только один. Ты выйдешь замуж поздно, детей у тебя не будет. В конце жизни явится ангел и позаботится о тебе». Ружена выжила в Освенциме, кроме нее из всей семьи уцелел только ее брат. Она вышла замуж в 40 лет, детей у нее не было. Через три года после начала работы над проектом мы встретили молодую девушку, которая подружилась с Руженой и стала о ней заботиться, как настоящий ангел. Предсказание сбылось в точности!
– Вам, вероятно, попадалось множество людей с необычными судьбами?
– Мне запомнился один мужчина с большой татуировкой на руке. Он буквально в одночасье превратился из узника в солдата. Когда его освободила из концлагеря Красная Армия, он примкнул к чехословацким партизанам, которых вел генерал Людвик Свобода, и с боями дошел с ними до самого Берлина.
– Ваши родители тоже прошли концлагеря?
– Нет, им удалось спастись, бежать из города в маленькую деревушку в горах. Они были учителями, и среди учителей была своего рода сеть взаимопомощи: кто-то из коллег дал им адрес семьи, у которой можно скрыться. Самое удивительное, что мне удалось найти эту семью. Это было невероятно — встретить людей, которые рисковали жизнью, чтобы спасти жизнь другим, причем абсолютно незнакомым людям: они не знали моих родителей до этого. А вот мой дед погиб в концлагере. От него осталась только одна фотография, и я почти ничего не знаю о нем. Только то, что его звали Якоб, и он был портным. С ним связана удивительная история, одна из тех, которых в этом проекте было немало. В одном молитвенном доме, который мы снимали, Катя нашла книгу, принадлежавшую человеку по имени Якоб Дойч. Я понял, что это был мой дед! Книги и молитвенники в еврейских семьях передавали из поколения в поколение. И вот книга моего деда дошла до меня. Именно в тот момент я понял, что проект состоялся.
– Человек, который показал вам ту первую школу со старыми книгами, тоже был евреем?
– Нет, он был словаком, старостой протестантской церкви. Его соседом был еврей, присматривавший за синагогой и кладбищем. Однажды этот еврей, уже очень пожилой человек, пришел к нему и сказал: «Я отдаю ключи от синагоги тебе, потому что ты — человек Б-жий. Пожалуйста, присмотри за этим домом, когда я умру». В этом городке просто больше не осталось евреев. В результате церковный староста заинтересовался иудаизмом, стал изучать еврейскую культуру.
– Почему вы перестали снимать людей и переключились на книги?
– Не перестал, я по-прежнему снимаю бывших узников, если мне удается их найти. Но, к сожалению, их осталось не так много — это поколение уже уходит. Теперь моя цель — показать Холокост с другой стороны, без жестоких, натуралистических подробностей. Люди видели уже множество документальных фотографий, снимков детей в концлагерях и тому подобное. Когда видишь слишком много таких изображений — они начинают терять силу воздействия, становятся банальными. Я пытаюсь рассказать о трагедии другими средствами — через символы.
– Но нынешнее поколение читает всё меньше книг. Если читает, то уже электронные…
– Да, новое поколение — визуалы. Я показывал эту выставку во многих городах Америки и Европы, везде было много молодежи. Быть может, благодаря необычной форме подачи новое поколение лучше поймет, что это значит — потерять всё, включая книги. На открытии московской выставки ко мне подошла пара лет 45–50, женщина была в слезах. Мужчина сказал: «Впервые в жизни я вижу, чтобы моя жена плакала». Я так растерялся, что не знал, что ответить. Конечно, моя цель не в том, чтобы заставить людей плакать — но я пытаюсь достучаться до них.
– На ваш взгляд, возможен ли Холокост в наше время?
– Конечно, ведь все мы видели геноцид в Руанде, сейчас подобное происходит в Конго, в Южном Судане. Что же до антисемитизма — это старейшая разновидность ненависти в мире. Она не исчезла с окончанием Холокоста. Не все устроившие его погибли на войне — они выжили, сменили политическую ориентацию, но не изменились внутренне, просто стали лучше скрывать свои взгляды. Со времени окончания войны пришло 70 лет, но молодому поколению тоже нужно кого-то винить во всех бедах. Теории заговора очень популярны, в том числе в России. По дороге сюда таксист мне рассказывал, что СССР развалился потому, что его решили уничтожить русские и американские олигархи. От олигархов один шаг до банков, а там и до евреев, которые тайно правят миром. Это никогда не заканчивается. Люди ищут виноватого, и когда находят — это приносит им облегчение. Мы брали интервью у одной бывшей узницы концлагеря, и она сказала: «Говорите тише, у нас в гостях девушка моего сына, она сейчас на кухне — я не хочу, чтобы она узнала, что он еврей, еще бросит его!» А один мужчина скрывал свою национальность даже от собственных детей. Он так и не согласился поговорить с нами о прошлом — боялся, что дети узнают, что он еврей. Люди, пережившие Холокост, понимают, что быть евреем — не преимущество. Антисемитизм — это болезнь, она распространена везде. Просто сейчас эти люди говорят вам: «Нет, мы не антисемиты, нет, что вы! Мы просто не любим Израиль».
Беседовала Екатерина ВАГНЕР
http://www.jewish.ru
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
