Осень — мое самое любимое время года. Летом жарко, зимой — холодно, весной хорошо, но ожидание скорой жары удовольствие от весны портит.
Сидел я, смотрел в окошко и не выдержал. Вспомнил об одном не слишком важном и совсем несрочном деле, схватил велосипед и плюнув на работу, удрал. Быстренько заехал в одну контору, сделал это маловажное дело и поехал на море.
А море изумительное, гладкое, теплое и прозрачное. Такое только осенью и весной у нас бывает, зимой и летом море наше бурное и мутное.
Заехал на пирс на море вблизи поглядеть, сверху. Сверху оно еще красивее, прозрачная вода тихо колышется, видно водоросли на дне и куча мелкой рыбешки, прямо, как ковер эта рыбешка море покрывает. Ну, а где рыбешка, там и рыбаки. Их немало на пирсе.
Поскольку время рабочее, то рыбаки все пожилые, пенсионеры. Четко делятся на два лагеря, русские дедушки и мароканские. Между лагерями тихая вражда, которая проявляется в бурчании под нос и взаимных, высказанных в своем кругу, обвинениях. Причем, обвинения эти абсолютно аналогичные, оба лагеря считают, что другие ловить рыбу не умеют.
— Не, ну ты посмотри на него! — тихо обращается ко мне мароканский дедушка и показывает на русского дедушку, который бросает рядом свой спиннинг, — ты только посмотри! Он же булку насаживает, представляешь, булку! Питу надо насаживать, только питу!
И рассказывает мне о том, как он вчера на питу кучу рыбы поймал. Сегодня он почему-то стоит со свернутой удочкой и пустыми руками.
Перехожу поближе к другому лагерю, к русским дедушкам. Эти друг с другом обсуждают какие поцы эти марокаи и что ловить надо только на булку. Один высказывает мнение, что и на тесто можно, но это отвергается большинством.
Мароканские дедушки на русских посматривают, но от обсуждений воздерживаются, хотя смотрят неодобрительно.
Мне слегка неловко находиться между этими лагерями, но неловкость пропадает, когда я наконец врубаюсь, что они попросту друг друга не понимают, они ведь на разных языках говорят. Тогда меня начинает разбирать смех, однако я сдерживаюсь, чтобы не привлекать к себе внимания.
Торчу там уже минут двадцать, за это время ни один из лагерей ничего не поймал. Как я понял, они все нацелены на крупную добычу, на кефаль. И снасть у них соответствующая для кефали, а не для пузатой мелочи, который там видимо-невидимо.
Но есть один, который не брезгует мелочью. Маленький русский дедушка, подтянутый и пряменький, с аккуратным рюкзачком на плечах. Каждые пару минут он вытаскивает мелкую рыбешку, высоко ее поднимает, гордо оглядывается по сторонам и ловит взгляды. Поймав взгляд кого-то из мароканской коммуны, вопрошает:
— Гадоль?
Вопрошаемый сурово отвечает:
— Катан.
Дедушка вздыхает, после небольшой паузы сдергивает мелочь с крючка и бросает сидящему рядом с ним большому и тощему черно-белому коту. Кот заглатывает рыбешку и продолжает чинно сидеть рядом. Фаза повторяется снова и снова: вытащенная рыбка, вопрос, ответ, вздох и получение пищи котом.
Однако, труба зовет, надо возвращаться к делам. Придумываю себе самую дальнюю дорогу обратно, чтобы еще чуточку этого благолепия урвать и уезжаю. Еду медленно, наслаждаясь каждым мгновением.
И так не хочется, после всего этого великолепия, читать новости об очередных нападениях наших взбесившихся двоюродных братьев. Но куда ж от них денешься, от наших печальных новостей…
Но ничего, пережили фараонов, переживем и этих. Абы гезинт.