ГРАНИ.ру
Олегу Сенцову — 20 лет, Александру Кольченко — 10. Приговор вполне ожидаемый, и почти все, что можно было сказать по этому поводу, давно уже сказано, в том числе и автором этих строк. Мы живем в эпоху абсолютно предсказуемых приговоров по политическим делам.
Мы живем в эпоху стабильности. Арест, клетка, косноязычные прокуроры, красноречивые адвокаты, срок, лагерь — все известно заранее. Мы более или менее знаем, что будет дальше, мы это уже видели много раз. В апелляционной инстанции политзекам, вероятно, скостят по году, и эта цифра, зафиксированная на самых точных весах, с использованием легчайших гирек, станет окончательной. Фемида слезает с шеста, снимает повязку и погоны, раскланивается, гуляет между столиками, собирает купюры, идет по рукам.
Потом начинается новая пьеса, в которой наизусть выучен каждый монолог, но главное действие происходит за кулисами. Там, где свободу Ходорковскому обменивают, к примеру, на олимпийский салют; вот и судьбу новых арестантов будут решать исходя из обстоятельств текущего времени. С одной стороны, на кону жизнь Олега Сенцова, Александра Кольченко, Геннадия Афанасьева и Надежды Савченко, которая вскоре пополнит ряды осужденных заложников. С другой стороны, власть российская переживает за футбольный чемпионат, за Донбасс в широком смысле, по поводу санкционных списков и грядущего суда над теми, кто сбил «Боинг», и эти товары тоже выставлены на продажу.
С одной стороны, все эти сроки — 10 лет, 20 лет, которые с трудом умещаются в рамки человеческой жизни, если умещаются. С другой стороны, суды под контролем, страна под контролем, избиратель изнемогает от любви, ядерный щит налицо, здоровье позволяет щупать амфоры, опускаясь на дно морское, — спешить некуда. Он и не торопится.
Нет, это не значит, что протестовать бесполезно и проблему решат без нас. Общественный фон важен, и если мы забудем про Савченко, Афанасьева, Кольченко, Сенцова, то Путину будет легче переговариваться не только с западными партнерами, но и со своими советниками. Из тех, кто осторожненько рекомендует ему подниматься со дна, пока не потопили, хотя и другими словами. Да и санкции действуют, но это процесс затяжной, растянутый во времени, подобно жизни национального лидера.
Просто не надо питать лишних иллюзий. Следует помнить, что трагические сюжеты, которые мы наблюдаем практически в прямом эфире, пишутся под копирку и драматург заметно бездарен, но упорен и трудолюбив, как это часто бывает с графоманами. Надо готовиться к просмотру новых спектаклей, деваться некуда.
Вообще у тех, кто пока на свободе или за кордоном, но почему-то переживает за оставшихся, приговоренных и посаженных, большой тюремный опыт. Опыт сопереживания и отчаяния, который обогащается внезапными хорошими новостями. Когда описанные выше закулисные переговоры завершаются и главный тюремщик, как бы охваченный внезапной вспышкой гуманизма, с которой не совладать, подписывает указ о помиловании. И узники выходят на волю, и если что и омрачает искушенного комментатора, то вот этот тягостный вопрос: кто сменит заложника?
Угадать почти невозможно, как новую войну, которую придумают и объявят в Кремле — против своего народа, против чужого, против братского, — и это отравляет радость. Впрочем, и тут ничего нового не происходит, ибо круговорот заложников в природе — это давно изученное российское явление. Свыкнуться трудно, да, но предсказуемость однообразных событий все же как-то примиряет с действительностью. Поскольку внушает надежду, и если в зале заседаний Северо-Кавказского, допустим, окружного военного суда звучит чудовищный приговор, это вовсе не значит, что участь приговоренных решена.
Это значит, что заложники захвачены в плен, а с террористами только Путин не ведет переговоров. В мире цивилизованном принято на вес золота ценить жизнь заложников, переговариваясь с бандитами до тех пор, пока есть возможность. Факт общеизвестный.
Единственное, чего мы не знаем, хотя мечтаем узнать, дожить и поприсутствовать, — это сроки обновления репертуара, отмены старых и появления совершенно новых пьес. Когда роли переменятся и на широкую, удобную скамью подсудимых (клетки в нормальных судах, как правило, не предусмотрены) усядутся те, кто сегодня берет заложников и ставит условия. Сюжет захватывающий, спектакль невиданный, и можно не сомневаться, что от публики не будет отбоя. Публика, сильно заскучавшая на тех представлениях, которые удручали своей однотонностью, на сей раз увидит настоящее зрелище. Праведный суд, по которому она стосковалась.
Не исключено, кстати, что доживем, — в пьесах на заданную тему, основанных на документальном материале, случаются такие головокружительные сюжетные ходы, когда за решеткой оказываются вчерашние палачи, тюремщики, террористы. Очень высокопоставленные и помельче, из тех, что на подхвате и всего лишь выполняли приказ, но с огромным усердием и самоотдачей. Либо это будет суд истории, что в нынешних обстоятельствах кажется более реалистичным, хотя и менее зрелищным. Ясно лишь, что возмездие — вопрос времени, и это не то чтобы греет душу, мы же, в отличие от них, не кровожадны, но позволяет справляться с болью, которая почти невыносима.
Потому что Олегу Сенцову дали 20 лет, Александру Кольченко — 10. Ни за что. Тогда как ни за что у нас до сих пор принято было давать двушечку, в крайнем случае лет пять, за сколотую зубную эмаль. Времена настают какие-то уж совсем зверские, только и свету, что предсказуемые: как прокурор сказал, так примерно и будет. Легко делать прогнозы, трудно ошибиться, тяжело смотреть, горько знать.
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
