Я изменю своим привычкам и приведу только цитату из «Википедии»: «Андрей Ширяев родился 18 апреля 1965 года в Казахстане. Учился в Литературном институте имени Горького на отделении поэзии в семинаре Юрия Левитанского. Начинал карьеру, работая журналистом, артистом в нескольких филармониях, редактором отдела Интернета в журнале Hard’n’Soft, а затем главным редактором раздела юмора на портале ПОЛЕ.RU. В начале 2000-х переселился в Эквадор, жил в городе Сан-Рафаэле. Был владельцем экоресорта Arcoiris в джунглях реки Напо, левого притока Амазонки. Организатор и ведущий международного конкурса писателей-фантастов «Эквадор», в своё время наряду с «Грелкой» самого популярного конкурса писателей-фантастов. Покончил с собой 18 октября 2013 года».
Автор пяти прижизненных книг. Удивительно, цифра 18 на иврите записывается буквами «хет» и «йуд», вместе составляющими слово «живой».
И приведу, из той же «Вики», его прощальную записку. «Мне пора. Последняя книга дописана, вёрстка передана в добрые руки. Алина, Гиви, Вадим, дорогие мои, спасибо. И спасибо всем, кого я люблю и любил — это было самое прекрасное в жизни.
Просить прощения не стану; всегда считал: быть или не быть — личный выбор каждого.
Чтобы не оставлять места для домыслов, коротко объясню. В последнее время два инфаркта и инсульт на фоне диабета подарили мне массу неприятных ощущений. Из-за частичного паралича ходить, думать и работать становится труднее с каждым днём. Грядущее растительное существование — оно как-то совсем уж не по мне. Так что, действительно, пора. (Улыбается.) Заодно проверю, что там, по другую сторону пепла. Может, и увидимся».
Трудно на этом фоне комментировать литературные особенности. Он был настоящий поэт. По ассоциации вспоминаешь классиков, великих, рано-рано ушедших из этой жизни…
Шлите нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com.
Андрей Ширяев (1965–2013)
Ещё не ветер. Пусто. Облака, как ялики,
слегка качаются в распахнутом стекле.
С ветвей срываются антоновские яблоки,
плывут к земле.
Слова стареют.
Что ни слово — то пословица.
Гуденье ос и гуще тени по стволам.
Очнётся полдень. Яблоко разломится
напополам.
Шипучий сок прольётся забродившим
золотом,
огладит холодом от головы до пят.
Уже летает дождь, и воздух пахнет солодом,
и осы спят.
***
Отменяем последнее действие. Взлом
событийности. Скучный монтаж мишуры.
Поцелуй через небо. Лицо за стеклом.
Электронная версия старой игры.
Технология жизни без боли. Беда —
в защищённости чувств.
Безопасный транзит.
Не пугает ничто, никого, никогда.
Никогда. Никому. Ничего. Не грозит.
***
Вот мы и не увиделись. За лето
засохло всё, что требовало влаги.
Сезон ресниц. Стрельба из арбалета
в бочонок из-под выпитой малаги.
Полёт на наконечнике. Гитара
в холодных пальцах. Вспышка кокаина
и гонка на взбесившемся «Камаро»
из джунглей в горы, вверх по серпантину.
И море. Пахнет порохом и сеном
от партизанской ржавчины и стали,
от ночи у старьёвщика на сером,
когда-то разноцветном одеяле.
Прости. Немного слишком откровенны
желания и действия. На марке с
почтовым штампом — профиль Картахены.
Проси. Тебе воздастся. Это Маркес.
И это — одиночество. Беглянка,
монахиня, хранящая за крохи
любви чужую память, точно склянка
с водой из доколумбовой эпохи,
возьму тебя у терпеливой пыли,
войду, огнём и осенью наполню.
Ты говоришь, мы были вместе? Были.
Наверное, мы — были. Я не помню.
***
Я вернулся и умер. Оставшись вдовой,
ты опять научилась дышать под водой
и носить облегающий пеплум,
и лежать на спине, наблюдая со дна,
как по тонким ресницам стекает луна
и становится пеплом.
И становится книгой, в которой о нас
нет почти ничего. Два портрета анфас
друг на друга глядят бестолково.
Я, случайно засушенный между страниц,
погружаюсь в абсурд, сочиняя для птиц
голубиное слово.
Но, когда ты читаешь его голубям,
ты читаешь не книгу, а речь по губам,
понимая едва половину.
Молоко убегает из лунки в песке,
ты пугаешься тени моей в молоке
и ложишься на спину.
Прижимая зубами неловкую дрожь,
я смешно обещаю, что ты не умрёшь
никогда. В приозёрном зимовье
нас хватает ещё на короткий разбег,
на какао под вечер и утренний снег
на камнях в изголовье.
***
Это аквариум. Ночь. Сонные рыбьи тела.
Здесь не бывает зимы. И не бывает тепла.
Линза, которая жизнь делит на эту и ту.
Слиток покоя. Стекло, вогнутое в пустоту.
Скупо отмеренный корм. Доза.
Непрочная нить
не разрешит умереть и не позволит ожить.
Метаморфоза. Прыжок в воду,
в себя — целиком.
Кровь остывает.
Пора пробовать мир плавником.
***
Квадратный мир, осеннее окно,
заржавленные прутья выше города.
И люди, точно птицы из кино
о птицах, умирающих от голода.
Покинуть осень. Вынырнуть весной
в бездонный дождь за выцветшими Андами.
Предместье жизни. Прямо за спиной —
скандал и брызги. Цирк с комедиантами.
В замёрзшем небе огненной земли
циркачка пляшет, умножает сущности,
летит навстречу — в звёздах и в пыли —
по вытянутой Кеплером окружности.
Темнеют губы. Пахнет от костра
травою, догорающей на палочке.
Слезами. Мной, увязнувшим вчера
в потёртом лаке на волшебном пальчике.
Предместье дышит. Птичьи голоса
становятся тяжёлыми и чистыми,
зовут вернуться, завязать глаза
и выстелить себя простыми числами.
Сквозняк, ползущий к сердцу из окна,
похож на руки, стиснутые досиня
на прутьях мира. Здешняя весна
ничем не отличается от осени.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
