Под небом Шиллера и Гете, с их поэтическим огнем…
А. С. Пушкин
Редкая книга о германском фашизме минует неразрешимый вопрос о том, каким образом самая культурная нация в стране Шиллера и Гете породила Третий рейх и упала в самые мрачные глубины человеконенавистничества и мракобесия.
Сама мысль о немецкой культурной нации впервые и была сформулирована Шиллером на одном из собраний гетевского кружка. Два раза в месяц 14 человек, избранные хозяином дома, регулярно собирались после театра к ужину у Гете. Эти встречи, организованные для того, чтобы развеять унылые зимние вечера, стали заметным явлением в интеллектуальной жизни Веймара.
Шиллер намеревался широко развить свой тезис в большом философском трактате «Немецкое величие». Сохранившиеся подготовительные материалы к нему достаточно ясно показывают ход его мысли. Он отмечал, что в большой политике Германия не представлена, но ее достоинство представлено в культуре. Немцы как нация пришли в историю с заметным опозданием. Но из-за опоздания они выигрывают: медлительнейший народ станет все быстрее догонять упущенные возможности. Опоздание как недостаток оборачивается достоинством… В то время как другие народы изнуряются в повседневной борьбе, даже если они спешат от победы к победе, Германия работает над вечным строительством воспитания человека и потом покажет наконец, в чем состоит смысл промедления: каждый народ имеет свой день в истории, но день Германии — урожай большого времени. Мировой дух, записал он, выбрал немцев для совершения великой миссии: способствовать развитию свободы и прекрасного гуманизма в Европе…
Трудно сказать, что помешало Шиллеру завершить столь важный для него труд. Возможно, он столкнулся с противоречием, которое так и не смог разрешить. Оснований же для своих выводов и широких обобщений у него было более чем достаточно.
Сам Веймар, явивший собой яркий пример культурного взлета, где на рубеже XVIII и XIX веков творили эти два самых именитых немецких писателя, не выделялся своими размерами или столичной парадностью. Подобная «миниатюрность» была характерна для Германии той поры, раздробленной на множество королевств, герцогств и вольных городов.
«Отсутствие значительных государственных центров общественной жизни, — пишет немецкий философ Рюдигер Сафранский, — способствует одиночеству и в то же время желанию мнимой общительности в книге. Германия не обладала ни политической силой, окрыляющей фантазию, ни большой столицей с ее тайными лабиринтами, ни колониями, которые возбуждали бы чувства дали и приключений во внешнем мире. Все было раздробленным, тесным и маленьким. Все то необычное, что совершили английские мореплаватели, открыватели-пионеры в Америке, матадоры французской революции, немецкая публика переживала умозрительно и в суррогате литературы».
В письме к своему другу Гете отмечает, что уважаемая публика знакома со всем необычным только благодаря романам. Газетное и книжное дело переживали тогда в Германии невиданный бум. Между 1790 и 1800 годами было выпущено 2500 наименований романов — ровно столько же, сколько за девяносто лет до этого. Такого невероятного и массового спроса на книги, достигнутого, заметим, еще до изобретения электричества, не было нигде. Чтение стало самым популярным времяпровождением в бюргерских и чиновничьих кругах.
Веймар был, похоже, и самым читающим городом в Европе. Гете и Шиллер, пользовавшиеся исключительной благосклонностью веймарского герцога, издавали в этом городке с населением 6 тысяч человек журнал, вокруг которого уже в первый год его издания собралось свыше двух тысяч подписчиков. Такой интерес к печатному слову особенно впечатляет, если учесть, что на издание пушкинского «Современника» в четырехсоттысячном столичном Петербурге откликнулось менее семисот читателей.
Мысли Шиллера о совершенно особой культуре немцев подтверждались прямо на глазах. У Гете, которому довелось слушать Моцарта и Бетховена, идеи его обожаемого друга могли вызвать только восторг и горячее одобрение. К тому периоду времени как раз и относится зарождение многолетней дружбы Шиллера и Гете — почти мифическое событие, ставшее уникальной вехой немецкой культуры.
Через сто лет после смерти Гете в Веймаре хозяйничали нацисты. Их выбрали в состав правительства Тюрингии еще за три года до прихода Гитлера к власти, в то время когда национал-социалисты были еще мелкой и не очень заметной партией, получившей на выборах в Рейхстаг всего менее 3% голосов избирателей. Уже тогда они призвали к бойкоту всех еврейских бизнесов, первыми устанавливая те порядки, которые затем охватили всю Германию. Томас Манн, посетивший Веймар в 1932 году по случаю столетия со дня смерти Гете и пораженный тем, что увидел в «колыбели немецкой культуры», назвал этот город «центром гитлеризма». В годы Третьего рейха его имя, окруженное почетом, оставалось таким же краеугольным камнем национальной идентичности, как и прежде.
Многократно тиражируемые уже потом, в социалистической Германии, мифы о том, что нацистские лидеры не знали Гете и никогда не посещали его дом в Веймаре, не соответствовали действительности. Слова о том, что «Гете и сегодня ведет нас в нашей духовной борьбе; он передовой боец за желания молодых», принадлежат Геббельсу. Главный нацистский идеолог Альфред Розенберг выразился еще более пафосно: «Назовите мне, немцы, истинно немецкую книгу. Это “Фауст”. Назовите мне истинно немецкого писателя. Это Гете».
Конечно, имена Гете и Шиллера пытались перетянуть на себя все режимы, которые в разное время находились у власти в Германии. Этот феномен распространился и на того, кто многие годы занимался сохранением наследия крупнейших немецких классиков. Полемика, возникшая сейчас вокруг имени многолетнего директора Национального музея Гете Ганса Вала уже с новой стороны, отразила эти странные сближения. Он возглавил этот музей в 1918 году, а с 1928-го стал директором и архива Гете и Шиллера — самого значимого литературного хранилища Германии. В том же году этот поборник национал-социализма еще до создания Третьего рейха вместе с Альфредом Розенбергом основал Веймарскую группу борцов за германскую культуру.
Цель у новой фашистской организации была одна — очистить немецкую культуру от еврейского влияния. Сам он методично и хладнокровно осуществил эту акцию, очистив вверенные ему учреждения от всех представителей «враждебной расы». Сохранившееся письмо Ганса Вала, отправленное летом 1933 года профессору Йельского университета, дает представление о «духовном» облике убежденного нациста и антисемита. В своем послании он убеждает заокеанского адресата, что евреи сами распространяют ложь о своем бедственном положении в Германии, а «на самом деле все обстоит совсем иначе: вы только загляните в самые роскошные и самые дорогие немецкие рестораны. Кого вы там увидите? Вы увидите их, сидящих и жирующих там на самых лучших местах. И так было всегда…»
В 1934 году этот архивист получил аудиенцию у фюрера. В ходе своей продолжительной встречи он обратился с просьбой выделить денежные ресурсы для строительства нового крыла музея Гете, которое будет примыкать к дому, где жил первый немецкий поэт. Гитлер распорядился немедленно выделить для этих целей все необходимые средства, а само строительство закончить в самые кротчайшие сроки.
Летом 1935 года новый музей Гете в Веймаре был торжественно открыт. Главную часть новой экспозиции занимало разветвленное дерево семейной родословной Гете, призванной доказать арийскую чистоту всех его предков. Националистических авторов всегда настораживало, что Гете был членом Веймарской масонской ложи и поклонником Спинозы. Они усматривали в этом проявление родства Гете и еврейской мысли. Теперь же, после внимания фюрера к немецкому гению, вся эта настороженность отпала сама собой. Фойе музея украшал величественный бюст Адольфа Гитлера. Немецкая культура стала не преградой, а, скорее, инструментом в руках варваров и их ценной добычей.
После поражения Германии во Второй мировой войне Ганс Вал умело приспособился к новым условиям. Скрыв свое членство в нацистской партии, «скромный музейный работник» уже в социалистической Германии сумел сохранить все свои прежние позиции и вступил в общество по налаживанию и развитию культурных связей с Советским Союзом. Его именем в ГДР назвали улицу рядом с архивом, который он много лет возглавлял. Сохранилось оно и после объединения Германии в 1990 году.
Уже в наше время Партия зеленых (в Тюрингии она популярна, но в состав коалиционного правительства не входит) предложила переименовать названную в его честь улицу, дав ей имя библиотекаря Веймара, которого репрессировали из-за категорического отказа развестись с женой-еврейкой, отправленной в Освенцим и погибшей там в газовой камере. Поступившее к ним обращение городской совет решительно отклонил. Не была принята и следующая рекомендация: вместо нациста увековечить на этой небольшой городской магистрали имя Стефана Хесселя или Джорджа Семпруна — писателей и участников Сопротивления, замученных в Бухенвальде. Концлагерь, построенный в окрестностях Веймара, на скалистых вершинах тюрингских гор, спустя только два года после торжественного открытия музея Гете, стал еще одним, теперь уже зловещим, символом этого города.
Городское правительство заявило, что принципиально отказывается переименовывать улицу, носящую имя того, кто в «трудные времена сохранил музей и тем самым завоевал уважение горожан Веймара…»
Тот, кто идет от центра этого города к зданию архива Гете и Шиллера, не может миновать бывшие герцогские конюшни. В годы Третьего рейха они служили резиденцией веймарского отделения гестапо, в подвалах которого располагалась тюрьма. Здесь содержались евреи Веймара (среди них — и те, от кого Ганс Вал так успешно «очищал» свои учреждения), равно как и другие враги рейха, перед их отправкой в лагерь смерти. Улица, соединяющая бывшее здание гестапо с архивом Гете и Шиллера, по сей день носит имя респектабельного нациста. Эта, казалось бы, случайная, но вместе с тем и символическая связь так и осталась неразорванной. Как легкая, почти незамечаемая тень, пробегает она даже над благополучной страной, не знающей, к счастью, общественных потрясений, вызванных проигранной войной, распадом империи и сокрушительным экономическим кризисом. Всеобщее почитание Гете не предохранило Германию от мракобесия в недавнем прошлом. Не служит оно и сейчас гарантией от удивительной близорукости и невежества.
Вопрос, над которым задумался немецкий классик, и через двести лет остался без ответа. Ближе всех к нему, наверно, подошел Ницше, заметивший, что Гете в германской истории был событием без последствий. Его вердикт явился вольной или невольной реакцией на дневниковую запись самого Гете: «Вопрос заключается в том, оставляют ли великие люди след в истории своих отечеств. Я не вижу этого в Германии».
Борис Липецкер
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 4,50 из 5)
Загрузка...
