Еврейский Мир

Анна Исаевна достала из сумочки почтовый конверт со штемпелями, извлекла из него сложенный вчетверо листок бумаги, развернула и разгладила ладонью.

– Ну это я получила ещё на прошлой неделе… Да вы устраивайтесь поудобнее, вон — на диване!
– Спасибо, спасибо. Мне удобно.
Анна Афанасьевна откинулась на спинку дивана и приготовилась слушать. Анна Исаевна водрузила на нос очки с узенькими стёклами и начала читать:
– Дорогая мамочка, от всей души поздравляем тебя с днём рождения! — читала она с той особой повествовательной интонацией, с которой принято читать письма в России. — В этот день мы хотим сказать, как сильно любим тебя и как много ты для нас значишь. Спасибо тебе за приглашение. Сейчас приехать не можем, потому что Стивик не может пропускать занятия в школе, а на каникулы постараемся приехать все трое. У нас всё хорошо, все здоровы. Стивик учится хорошо, на пятёрки и четвёрки, учителя его хвалят. Дебби теперь работает из дому по компьютеру, так удобнее во всех отношениях. Стивик приходит из школы, обед готов. Если тебе что-нибудь нужно, напиши, мы всегда готовы помочь. Желаем тебе отличного здоровья, это важней всего, радости и хорошего настроения. Целуем тебя. Твои Лёня, Дебби, Стивик.

Анна Исаевна сняла очки и пристально посмотрела на Анну Афанасьевну. Та тяжело вздохнула:
– Счастливая вы, Анна Исаевна. Вы даже не понимаете, какая счастливая. Я таких писем от своей Валентины никогда не получала. И никогда не дождусь…
– Зачем письма? Она звонит вам по телефону.
Анна Афанасьевна безнадёжно махнула рукой:
– Звонит?.. Раз в неделю, да и не каждую неделю. А когда я звоню, трубку не берет. Теперь телефоны такие — написано, кто звонит. А спросишь: «Ты чего трубку не берёшь?» — отвечает: «Очень занята».

– Может, и вправду занята. Вы ей среди дня звоните?
– По-всякому — и днём, и вечером… разве что не ночью. Нет, ничего она не занята. Тут дело в другом, — она помолчала, словно дожидаясь вопроса «А в чём?». Не дождавшись, сказала: — Тут дело в том, как кто относится к семье — к родителям, жене. Вот у вас, у евреев, это святое, это главное в жизни. Семья. А посмотрите на наших мужиков… У нас и дети такие вырастают. Нет-нет, вы не спорьте. Я знаю, вы скажете: вон у Цыпкиных с четвёртого этажа муж пьяница и охальник. Правда. Я третьего дня в лифте его встретила… Глаза бы не смотрели. Ну так он один на весь дом, а у нас тут двенадцать этажей, двенадцать квартир на каждом, и почти в каждой — евреи. Нет уж, вы мне это не доказывайте, я знаю, что говорю.

Они жили на окраине Бруклина, недалеко от океана, в доме, предназначенном для лиц с низким доходом, то есть по большей части тех, кто в Америке не работал и пенсию получает от государства. Оно же, государство (в данном случае штат), вносило и большую часть квартплаты. Так что дом был заселён в основном иммигрантами, среди которых преобладали выходцы из бывшего Советского Союза, приехавшие в Америку на волне еврейской эмиграции. Анна Афанасьевна попала в их число, можно сказать, случайно: её дочь Валентина вышла замуж за своего сокурсника Марика Шапиро и через некоторое время заявила, что уезжает с ним «на родину предков». То есть в Израиль.
– А я тут как же? — еле вымолвила поражённая мама.
– Ты же не захочешь в Израиль? — сухо спросила Валентина.
– Почему нет? И там люди живут. Всё лучше, чем одной. От твоего отца уже пять лет ни слуху ни духу.
Через некоторое время супруги Шапиро признались, что едут ни в какой не в Израиль, а в Америку, в Нью-Йорк, где у Марка уже давно обосновались два брата.

Едва дверь лифта за гостьей закрылась, Анна Исаевна сняла телефонную трубку.
– Алё, алё! Лёня, ты? Мама говорит. Есть минутка?
– Вот именно минутка, не больше. Дико занят, — донёсся нетерпеливый голос с другого конца провода. — Что-нибудь случилось?
– Да нет, всё в порядке. Просто ты давно не звонил, я стала беспокоиться.
– Я много раз говорил: некогда мне. Дико занят. Весь день на работе, дома тоже куча дел: надо же Дебби помочь. И потом я не так давно звонил, на прошлой неделе.
– Да, но… мой день рождения был вчера. Алё, алё!
Долгая глухая пауза. Наконец:
– Вот чёрт! Память стала никуда. Да и дел столько — не упомнишь. Ты извини. Подарок за мной.
– Спасибо, сыночек. Только подарков не надо, у меня всё есть. Тут ещё соседки нанесли. Откуда только прослышали? Второй день несут и несут. Сейчас Анна Афанасьевна заходила, ну, знаешь, с пятого этажа. Я тебе про неё говорила, у ней дочка с мужем в Нью-Йорке. Так она духи принесла. Зачем мне духи, спрашивается, я и в молодости их не любила. А внимание проявила — спасибо ей.
– Подожди, мам, у меня идея. Скоро этот Mother’s Day. Вот я тебя и поздравлю. А за день рождения извини, позабыл, бывает. Ну, пока, бегу…
– Пока, пока, привет Дебби, Стивика целуй.
Последнюю фразу он уже не услышал.
Анна Исаевна положила трубку и взглянула на календарь, который висел как раз над телефоном.
Действительно, День матери скоро. Но ведь опять забудет. А соседки спрашивать станут: «Сын поздравил?»
Она достала из письменного стола конверт, блокнот и шариковую ручку. Надела очки с узкими стёклами. На конверте тщательно вывела свой адрес, предварительно проверив его по какому-то счёту. Вырвала из блокнота листок и, тяжело вздохнув, начала писать: «Дорогая мамочка! От всей души поздравляем тебя с Днём матери! Желаем тебе…»

Владимир МАТЛИН
В качестве иллюстраций использованы
работы фотографа Кена Хеймана

Оцените пост

(голосовало: 2, средняя оценка: 3,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться