Сколько прекрасных образов даровала художникам кисти и слова Венеция — эта жемчужина Адриатики, город-остров, царствующий над водами. Тот, кто в Венеции никогда не бывал, все равно ее знает, знает о каналах-улицах, о гондолах-каретах, о дворцах и голубях площади Сан-Марко, знает о «снах Венеции» и о «Смерти в Венеции», знает о мосте Вздохов… Только скажи человеку: «Венеция», — а у него в глазах картины Каналетто, а в памяти — строки: «Старый дож плывет в гондоле с догарессой молодой…» 
А еще в Венеции обретался самый знаменитый еврей мировой литературы — Шейлок, ужасный и трагичный, чья драма запечатлена великим Шекспиром… в комедии «Венецианский купец». Впрочем, пьесе потом был присвоен особый жанр — черная комедия. Шейлок, которому Шекспир доверил обронить одну из самых знаменитых шекспировских реплик: «Мир — театр, а люди в нем — актеры», — был не единственным венецианским евреем. Да, венецианскими бывают не только дворцы, каналы, галеры и гондолы, стекло и маски, но и евреи. Бывали и есть.
Дело было лет двадцать назад, в дни праздника Песах. В вестибюле Одесского литературного музея нарисовалась группа посетителей, настолько необычная, что кассир немедленно вызвала меня как признанного эксперта по еврейскому вопросу.
Жизнь в 90-х выглядела гораздо серее, чем в позднейшие десятилетия, тем красочней и необычней смотрелась эта невероятная компания: солидные бородачи в черных костюмах и шляпах и в белоснежных сорочках и кушаках белоснежного атласа, мальчики-подростки — тоже в черных нарядных костюмах, чья строгость тут же компенсировалась порывистым бегом по мраморным лестницам к гостеприимно распахнутым дверям Золотого зала. Следом — молодые женщины с колясками, одна в парчовом наряде с золотистой нитью и в таком же изысканно повязанном платке на голове, вторая — в серебристом. Две очаровательные девушки лет 17–18, одна — в светло-голубом, другая — в салатовом шелковых длинных платьях, темные локоны струятся ниже тонких талий, перехваченных витыми шелковыми же шнурами-поясами. Из колясок таращились сияющими очами карапузы-ангелочки, замыкали компанию, которая — теперь это стало ясно — была семьей.
Поскольку мужчины улыбчиво, но категоричными жестами отказались от экскурсии и отправились в экспозицию самостоятельно, я осталась с женщинами. Молодые мамы занимались детьми, а девушки, которые владели английским, вступили в разговор, и я наконец узнала, что за экзотические птицы залетели в наши края. Это и были венецианские евреи. «Наша община — старейшая в Европе, — объясняли девушки, — то есть самый долгий срок непрерывного существования».
После Катастрофы венецианская община имеет обыкновение отправлять своих представителей отпраздновать пасхальный седер в одну из возрождающихся общин Европы. Поскольку на территорию Советского Союза им, конечно, ходу не было, то теперь, в 90-е, они каждый седер едут отмечать именно сюда — на постсоветское пространство. Так, в Одессе они проводят седер и уезжают дальше — в другой город Украины, где и завершат празднование Песаха этого года.
Пока мы разговаривали, вернулись мужчины, все вежливо распрощались и, сияя очами и улыбками, эти невероятные птицы исчезли, оставив на память яркий колоритный образ венецианцев в Одессе.
С тех пор я собираюсь в Венецию. Путешествую, правда, по методу незабвенного Паганеля, то есть — в кресле, заглядываю — через экран… Вот и это сообщение не пропустила: к 500-летию общины будет в Венеции реконструирован и обновлен Еврейский музей…
500 лет эти, видимо, отсчитываются с 1516 года, а значит, история еврейского острова Джудекка не учитывается, то есть не учитывается изгнание с него, считаем только с 1516-го — с года рождения Гетто. Да, тогда и родилось это слово — символ еврейской судьбы.
Дело было так: очередное папское послание требовало очередного изгнания евреев из Италии. Венецианская республика была слишком католической, чтобы ослушаться, но и слишком независимой, чтобы послушаться, тем более что ни евреям, ни республике расставаться не хотелось.
Евреям — это понятно, опять отправляться кочевать людям городского, оседлого образа жизни ой как не хочется, но и Венеции были ой как нужны ее шейлоки: а кто будет ссудные кассы держать и бедняков субсидировать в межсезонье? Кто будет вооружать и снабжать товарами проблемные суда и тех, кто выходит на новый рискованный маршрут? И на кого можно обернуть законный гнев недовольных и потерпевших?
Совет десяти, правивший Венецией, совместно с еврейскими лидерами находят компромиссное решение: евреи покидают остров Джудекка, где традиционно селились века с XII, и перебираются в район Каннареджо, в Гетто Нуово (Новая плавильня) — на территорию бывшей литейной мастерской. С тех пор «гетто» станет нарицательным — «добровольно-принудительная территориальная привязка любой группы в инаковом окружении». В общем, прекрасная Венеция — родина гетто. Добровольность и принудительность находятся в разных пропорциональных соотношениях в зависимости от времени, места, населения и окружения.
Венецианские евреи на века были привязаны к своему островку, с которого вели в город три моста и который на ночь закрывался воротами и охранялся христианской стражей на кошт самой еврейской общины. Население гетто увеличилось десятикратно с 600 до 6000, а территория не росла ни на метр, так что гетто рванулось ввысь, так возникли «венецианские небоскребы» в 8–9 этажей. Теперь там ряды облупленных стен и пустующие глазницы окон, но молодые голоса наполняют синагоги и классы иешив Хабада, и там — Еврейский музей.
В этом музее, наверное, можно увидеть инкунабулы на иврите, отпечатанные здесь в типографии Бромберга, труды Луццатто и блистательного Леона де Модены, раввина, поэта и игрока, документы дипломата Исаака Абрабанеля и произведения искусных мастеров по стеклу, серебру, бронзе.
Будет там и экспозиция, посвященная страшной ночи 1943 года, когда 205 евреев Венеции были отправлены в последний путь в Освенцим. Тогда главный раввин Адольфо Оттоленги разделил их судьбу. Уж своего-то рабби спрятали бы, наверное, венецианцы, но он решил не оставлять тех, кому хуже всех.
В число популярных экскурсий не входит экскурсия в гетто, в туре «Знаменитые венецианцы» нет ни Бромберга, ни Модены, зато есть знаменитейший из венецианцев Джакомо Казанова, такой же страстный игрок и поэт, как его старший современник и земляк, раввин де Модена. В мемуарах Казанова описывает, как он спас жизнь одному венецианскому дожу, которому стало дурно на пути из игорного дома. В благодарность дож стал его покровителем и привлек к занятиям каббалой, ибо дож и еще двое его друзей — членов венецианского сената — были каббалистами. Такова Венеция.
Музей к 500-летию гетто должен вновь открыть свои двери. Собираюсь увидеть, а не доберусь — так всегда есть метод незабвенного Паганеля…
Анна МИСЮК
http://www.migdal.org.ua/times/133/31005/
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
