Знаете, я стараюсь в этой рубрике избегать стихов о любви — слишком их много, слишком сугубо личное вложено обычно в них. И если поэзия — это обнажение души на публике, то поэзия о любви в таком же широком обществе — она, знаете ли, уже эксгибиционизм.
Но сейчас не выдержал. Надоели мужчины, всё время выпрыгивающие на авансцену! С такими приятностями, как зверства халифатцев, или пошлые взаимные обвинения выборов, или… И хотя нынче немало дам на знатных постах, и не в одних знойных Бразилиях с Аргентинами, а всяческие Ливни и Клинтонши норовят их число ещё увеличить и прославить лаврами и литаврами феминизм… Однако все эти прелестницы норовят выглядеть ещё большими мужиками, чем любые иные демагоги или культуристы.
В общем, сегодня я позвал к нам в гости нормальную, настоящую женщину. Но, как понимаете, без любовной темы в этом случае не обойтись. Просто, мне кажется, Инга пишет о любви — как о жизни; ведь для женщины формула «любовь = жизнь» куда более несомненна, чем наше дурацкое «жизнь = борьба = ненависть». В общем, привет всем из далёкой Австралии и из ещё более далёкой «страны нормальных человеческих чувств».
Шлите нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com.
Инга Даугавиете-Глозман
Только ей, потому как женщина, только так…
А над головой лохматые плывут облака,
В доме — стакан молока на столе,
в духовке хлеб.
Замирать от запахов в до боли родном тепле.
Только ей, потому что мать, может —
поймет.
Всю жизнь — по кромке, по краю. Ломкий лёд
Под ногой. Закрывая глаза, закусив губу —
Ей без слов рассказать.
Пожаловаться на судьбу.
Но ничего не просить.
Потому что… именно так.
Ну может чуть-чуть, для внучки
(коса, ямка у рта).
Слепые глаза на иконе в углу заливает закат,
А в небесах — растекаются облака.
***
Дни рассыпались пылью,
Замер пунктир строки.
Думаешь, мы любили?
Или — были близки?
Всех земных расстояний
Метры, мили — считай!
Между нами — на грани,
До предела, за край
Мало! Весной, в Париже
Звёзды считать с моста.
Вверх по спирали — ближе
К Б-гу?.. О, если б так.
***
Шуршащий идиш — «если б Шейна
осталась жива…
Если б не шиву… тогда, в сорок шестом…» —
Дед мешает (перемежает) трех языков слова.
Я, закусив губу, упрямо думаю о своём.
Любил? Наверно, любил.
Тётка: «Если б ты знала — как!
Той страшной ночью… ему без неё —
не жить…»
(Путая междометья на пяти языках,
Забывая звуки, предлоги и падежи.)
Шипящий идиш — и откуда мне, шиксе, знать,
Как любят, что нет ничего важнее семьи?
Если б ленту времени перемотать —
Зачем был третий? Хватило б детей двоих.
Полвека позже, полмира, и — в чистоте
Чужих простыней, чуть слышно —
знакомый мотив.
Щемящий идиш отца — «не иметь детей…
Сына хотел… ingele… Дочка, прости».
***
Дорога — до леса, дорога — до лета,
До борта, до гонга, до — трапа дорога…
Последней молитвы — смотри — до рассвета
Осталось всего лишь два слова — и амен.
Ты меришь взаимность — детьми и годами,
Рождественским утром и запахом хлеба…
Мне — мало! Ты слышишь — мне мало —
над нами
Сегодня ещё распростёртого неба…
Мне — мало.
***
Слово «любовь». Пересчитай — шесть букв…
Всего ничего… Развешиваешь бельё.
Не рассказать, как застывает звук,
Когда ты ночью — всем телом — имя моё…
И — ни в одном — любом — языке земли
Нет и не будет — слов, тем более — фраз.
Что мне — Шелли, Бодлеры и Низами,
Если небо — всегда — цвет твоих глаз.
Даром поэты — дескать, вулкан… пожар…
Знаки не лягут на белый простор листа,
Чтоб рассказать, как наши ладони дрожат,
Сплетаясь на белом яблоке живота.
И — как сердца — опять —
пропускают такт…
***
Ностальгия? Давай, дорогая, поговорим.
(Рифмуется с «гирей»), тоска по родным
местам,
Что воспета поэтами… В пакете? —
Индийский рис,
Пацаны его любят. Сама положу, перестань.
Садись в машину, не забудь пристегнуть
ремень,
Шоколад? Не пью, только кофе.
Золотой ярлык?
Нет, не помню. Сейчас, погоди, один момент…
Полдержавы, наверно, вязало тогда узлы —
Паникуя — и каким он будет, последний шмон?
Узнавая — по ходу дела — что папаша
совсем не тот
Героический летчик в рамочке на трюмо,
А женатый торговец дынями, некто Ашот.
Ностальгия — она у соседа-военного
«да мы, да нас!
Ах, как я жил там, знали бы вы, как я жил!»
Вы уверены, что у нас была одна
и та же страна?..
Дачи, квартиры, «Волги» да гаражи?
А здесь ему, как и многим, и хлеб не тот,
и кровать,
А уж словарный запас возрастает —
прям нет сил! —
«Вам порезать или наслайсовать?»
«I am kaking!» — кричит пятилетний сын,
Но ему простительно. Не скучаю, нет.
Золотое детство? (Трубят пионерский сбор!)
Стиснуть зубы и выжить — в отдельно взятой стране,
Где в коридоре — очередь
на бесплатный аборт.
Да чего там, пора забыть — прошлогодний снег.
Урезают пособие? Что делать, такая жизнь.
Нет, в субботу не выйдет… работаю… нет.
Как-нибудь… Подожди, припаркуюсь — ты в gym?
…………………….
Распорола судьбы на «до» и «после» стальная нить.
Закрываю глаза — край голубых озёр и таких же рек,
Где могилы омы, зейде и всей остальной родни
В декабре — каждый год — заметает колючий снег,
А в июне — забудь! — как звук в дубовой листве —
Расползается город за боковым стеклом….
Закусив губу, толкаю тяжёлую дверь,
Выдыхаю с трудом: «Guys, I am home. I… am… home».
***
Моих потерь не вспомнить мне
И не восполнить.
Твой смех — в звенящей тишине
Пустынных комнат
Остался. Тенью на стене —
Твой профиль зыбкий…
Сгораю в ледяном огне
Твоей улыбки!
Бреду — безумным мудрецом,
Богатым нищим…
Моя любовь — взойдёт цветком
На пепелище
И прорастёт в чудесный сад,
Где бродят тени…
Не перечесть моих утрат
И — обретений.
***
Оказалось, совсем не просто
Оставаться самим собой.
Всё поделено — ложки, простыни.
Между мной и тобой — боль.
Захлебнуться дождем весенним
Городским. Всем все равно.
Всё забыто — и дни, и стены.
Между мной и тобой — ночь.
Посмотри — на шпилях, в золоте
Птицы. Но — не взлететь.
Поясами — глобус — на полосы…
Между мной и тобой — степь.
Пригодилась повадка лисья!
Женщин в дурочках не держи!
Не пиши. Не доходят письма.
Между мной и тобой — жизнь.