Последняя тайна принца
Во второй половине дня в столице появилось официальное правительственное сообщение о смерти кронпринца Рудольфа. Оно было напечатано в специальном выпуске газеты «Винер цайтунг»: «Жестокий удар постиг высочайшую правящую династию, все народы Австро-Венгерской монархии, каждого австрийца и каждого венгра! Горячо любимый всеми наследный принц Рудольф скончался! Приглашенные на охоту гости были сражены горем, узнав страшную весть о том, что Его Высочество наследный принц испустил свой благородный дух в результате апоплексического удара».
Но на улицах Вены тем временем уже разошлись первые специальные выпуски газеты «Нойе фрайе прессе», где было напечатано, что наследник был обнаружен «с огнестрельной раной у себя в постели». Этот выпуск газеты уничтожили с таким тщанием, что до нас дошло всего несколько экземпляров.
Далее с сообщениями о причинах смерти происходит нечто невероятное — за три дня последовательно меняются три официальные версии смерти: апоплексический удар, яд, револьвер. И наконец, 2 февраля в «Венской газете» появляется новое и последнее официальное сообщение о «самоубийстве в помрачении рассудка», но неуказанным способом.
В заключении медицинской комиссии среди прочего отмечалось, что исследование мозга погибшего «указывает на его патологические изменения, напрямую связанные с неустойчивой психикой». Причиной смерти кронпринца объявлялась его «болезненная неуравновешенность», Дело в том, что венские профессора медицины, производившие вскрытие тела Рудольфа, отказались констатировать смерть от сердечного приступа. Кроме того, голова Рудольфа была настолько повреждена, что закамуфлировать следы раздробленного черепа не смог бы ни один врач или художник. Было ясно, что, когда тело наследника будет выставлено для прощания, скрыть причину его смерти не удастся. Но в конце концов венские светила медицины всё же позволили себя уговорить и констатировали, что самоубийство было совершено принцем в состоянии душевного и умственного расстройства (без такого заключения принц был бы признан самоубийцей и не имел бы права быть похороненным ни в церкви, ни на кладбище).
Люди окончательно утратили доверие к правительственным сообщениям. Все задавали себе один и тот же вопрос: какую же страшную правду на самом деле скрывает императорский двор и власти Австро-Венгрии?
Между тем придворные учреждения, оправившись от потрясения, снова заработали. В канцелярии обер-гофмейстера начала заседать похоронная комиссия, решая важные вопросы: какие музыкальные произведения следует исполнять и как украсить катафалк, какие воинские части должны принять участие в траурном шествии, каким маршрутом надлежит двигаться процессии и в какой последовательности составить поименный список приглашенных.
Франц Иосиф самолично прочитывал телеграммы с выражением соболезнования и просил всех правителей Европы не приезжать на похороны, поскольку он в теперешнем его расположении духа не смог бы принять их должным образом. Не было сделано исключения даже для германского кайзера Вильгельма II. Далее император отправил графа Эдуарда Паара к баронессе Вечере-старшей с приказом немедленно отбыть за границу, а право похоронить свою дочь возложить на своих родственников — графа Георга Штокау и Александра Балтацци. Но самым поразительным было распоряжение императора о перестройке охотничьего замка Майерлинга в женский монастырь кармелиток, дабы там монахини молились во спасение души несчастного принца. Более того, император специально указал, чтобы алтарь монастырской церкви был установлен именно на том месте, где 30 января стояла кровать кронпринца, на которой он и Мария покончили жизнь самоубийством. Трудно даже представить себе большее богохульство!
Вена. Императорский дворец Хофбург — церковь Капуцинов. 5 февраля.
Гроб с телом Рудольфа с 31 января по 5 февраля был выставлен в часовне императорского дворца. На похоронах иноземные владыки не присутствовали, зато несметное число верноподданных стеклось со всех концов монархии в охваченную скорбью Вену. 5 февраля в четыре часа дня гроб с телом кронпринца был снят с постамента и поставлен на погребальную колесницу. Траурное шествие двинулось под звон всех венских колоколов в церковь Капуцинов, где покоились 122 предка Рудольфа из династии Габсбургов. Рудольф стал 123-м.
От ворот императорского дворца и до церкви Капуцинов выстроились кордоном солдаты элитного 12-го Венгерского пехотного полка. Без четверти четыре солдаты по команде «На караул!» вскинули ружья, и взгляды всех обратились к дворцовым воротам, откуда выступил эскадрон гусар Вюртембергского полка. Следом за гусарами ехал верхом придворный церемониймейстер с золотым жезлом, обвитым траурной лентой. За ним следовал экипаж императора. Присутствующие, сняв шляпы, молча приветствовали Его Величество, но он никого не видел, мрачно глядя перед собой. Он вспоминал, как играл со своим сыном, когда тому было семь лет. Он вспоминал те дни, когда он мог еще играть с живым сыном. Те дни зарыты в грудах трех десятилетий. Смерть осеняла и прятала их, смерть стояла между «тогда» и «сегодня» и вклинивала свой мрак между прошлым и настоящим.
За императорским экипажем следовали экипажи с придворной свитой. Затем выехала шестерка ослепительно белых лошадей в черной сбруе, которая медленно влекла за собой катафалк под черным балдахином. Гроб украшали лишь три венка из ландышей: от императрицы, от вдовы кронпринца и от его дочери — маленькой принцессы Елизаветы.
Катафалк сопровождали парадный пехотный батальон, взвод моряков, батальон венгерских гонведов и батальон ландверов. Процессия завершалась эскадроном гусар. Первым отделением эскадрона командовал молоденький лейтенантик, будущий известный австрийский писатель. Он плакал, сознавая, что в склепе церкви погребают не просто принца, опередившего свое время, а будущее его Австрии. Процессия подошла к Капуцинеркирхе, фамильной усыпальнице Габсбургов. Проникающие до глубины души звуки заупокойных песнопений поднимались к сводам церкви. Император оставался совершенно бесстрастным, но потерял самообладание, когда в склепе открыли гроб. Император рухнул на колени, обнял покойника, поцеловал его в лоб и долго молился. Затем безмолвно покинул склеп. Так был похоронен кронпринц Рудольф, в котором все видели надежду империи.
Триллер в полночь
Майерлинг — кладбище аббатства Святого Креста. 31 января, ночь — 1 февраля, утро.
Все, кто соприкоснулся с трагедией Майерлинга, должны были сохранить в строжайшей тайне тот факт, что в охотничьем замке ждал погребения и еще один покойник. От таинственного покойника следовало как можно скорее избавиться, не привлекая к себе внимания. Таков был приказ императора. Негласно руководил этой секретной операцией полицей-президент венской полиции барон Краус.
31 января к вечеру в замке Майерлинг собрались следующие лица: секретарь придворного ведомства барон Слатин, инспекторы венской полиции Хабарда и Выслужил, комиссар полиции барон Горуп, начальник округа Баден господин Озер, личный врач наследника доктор Франц Аухенталер, граф Георг Штокау и Александр Балтацци. Комендант замка Цвергер провел всю компанию по узкому коридору к полуподвальному чулану. Доктор Слатин, сломав печать дворцового ведомства, которой он еще накануне опечатал этот чулан, долго возился со старинным замком и наконец открыл тяжелые дубовые двери.
Первым в чулан заходит доктор. Сперва ему кажется, что в чулане вообще ничего нет, кроме всякой дряни. Потом он замечает большую бельевую корзину, прикрытую черным одеялом. Рядом разбросаны предметы дамского гардероба. Комендант снимает с корзины одеяло, и доктор видит совершенно обнаженную женщину. Батистовая сорочка — единственная одежда на ней — задрана кверху, закрывая лицо. Доктор, борясь с приступами дурноты, шепчет, что в такой темноте он не может осмотреть тело. Тогда Цвергер, человек огромной физической силы, похожий на злого медведя, сгребает в охапку труп и переносит его в соседнюю комнату — бильярдную. Здесь он кладет труп на бильярдный стол. Бильярдная погружена в полумрак. Временами ветер колышет занавески на открытом окне, выходящем на опушку леса, откуда доносится смутный таинственный гул. Это погружает всех в мрачное оцепенение. Первым приходит в себя комиссар Горуп.
– Однако, господа, надо дело делать! — говорит он повелительно.
Доктор Аухенталер склоняется над трупом, откидывает сорочку и длинные волосы, закрывавшие лицо покойной, и узнаёт юную баронессу Марию Вечеру, которая была знакома ему с детства. Её лицо изуродовано, левый глаз выпал из глазницы. Все присутствующие с ужасом ощущают холод смерти и отворачиваются, смущенные близостью обнаженной покойницы. Не отворачивается лишь комиссар Горуп. Он хладнокровно рассматривает покойницу и лениво думает: «Такое тело не часто встретишь! Какие плечи! Какие бедра! Глупо умирать, когда обладаешь таким богатством!» Вслух же он говорит глуховатым голосом:
– Теперь нужно составить полицейский протокол для фиксирования факта смерти!
Два инспектора и комиссар принялись за работу. Через двадцать минут протокол состряпан.
– А теперь одеть покойницу! И чтобы выглядела как живая! — приказывает комиссар Горуп Графу Штокау и господину Балтацци, которые беспомощно застыли над мертвой племянницей.
Заметки историка на полях. После отставки барона Крауса барон Горуп будет назначен шефом венской полиции.
Ну а теперь, как достойное завершение grande guignol (спектакль, построенный на изображении злодейств), следует сцена, которая так и просится в роман ужасов. Оба родственника не протестуют, они подчиняются комиссару и принимаются обряжать племянницу. А их еще и подгоняют — быстрее, быстрее! На девушку надевают белье, корсет, шелковые чулки и изящные туфельки, оливково-зеленое шелковое платье. Вся эта зловещая сцена происходит при тусклом призрачном свете единственного фонаря, который держит комендант замка Цвергер, а барон Слатин тем временем в коридоре тщетно пытается побороть дурноту.
Наконец Марии надевают на голову шляпку, прикалывают вуаль, накидывают на ее плечи котиковое манто, подхватив ее под руки, несут к карете. Однако голова покойницы неестественно склонена. Комиссар полиции Горуп и здесь оказывается на высоте. Он приказывает Цвергеру отыскать метлу, засовывает ее сзади под корсет как подпорку и собственным носовым платком привязывает шею девушки к палке, чтобы голова держалась прямо.
К тому времени вокруг стояла уже кромешная тьма, в замке же находились лишь те, кому и так все было известно. Значит, весь этот жуткий маскарад превращения покойницы в «живой труп» предназначался лишь для того, чтобы случайные путники, которые в полночь могли бы повстречать этот кортеж, не нашли бы в нём ничего подозрительного! Но кортеж в пути никто не повстречал и повстречать не мог.
Погода соответствовала происходящему, словно разыгрывалась сцена из готического триллера. Завывал ветер, шел дождь с градом (31 января!), стояла непроглядная тьма. Но приказ есть приказ, если велено не привлекать внимания и сделать вид, что Мария покинула Майерлинг самостоятельно, то это должно быть сделано.
В карете тело Марии усадили на заднее сиденье, оба ее родственника разместились напротив. В 22 часа 30 минут двинулись в путь. За погребальной каретой следовала другая, где ехали официальные лица. Барон Слатин держал на коленях узел: в простыню было завернуто окровавленное постельное белье, а также пропитанное кровью и подлежащее списанию в расход черное одеяло, прикрывавшее бельевую корзину (20-й и 49-й пункты инвентарного перечня вещей, учтенных в замке). Карета остановилась у темных кованых ворот монастыря Хейлигенкройц, которые тотчас же отворились. Вышли два монаха с фонарями. Часы на башне аббатства пробили полночь. Восьмикилометровый путь занял два часа.
Инспектор Выслужил передал настоятелю уже упомянутый полицейский протокол. После предъявления сего чуда юридической мысли, которым утверждалось, что семнадцатилетняя баронесса покончила с собой, использовав тяжелый пехотный револьвер, возник острый спор между Слатином и настоятелем. Аббат монастыря Хайлигенкройц Грюнбек, ссылаясь на католический ритуал, указывал, что самоубийцу следует хоронить вне ограды монастырского кладбища. Слатин решительно заявлял, что об этом не может быть и речи. Он, советник придворного ведомства Слатин, действует по личному приказу Его Императорского и Королевского Величества. Приказ императора однозначен: покойницу следует похоронить на кладбище, а не вне кладбища! Наконец достигается компромисс: Марию хоронят в пределах кладбища, но у самой стены. Аббат Грюнбек дал разрешение на том основании, что Мария «совершила самоубийство по причине помутнения рассудка» (тот же самый аргумент будет использован, чтобы убедить папу римского Льва XIII разрешить похороны Рудольфа по католическому обряду).
Заметки историка на полях. Аббат Грюнбек умер в 1902 году, все его бумаги, связанные с трагедией в Майерлинге, загадочно исчезли.
Мария ждёт погребения в кладбищенском сарае, в некрашеном, наспех сколоченном деревянном гробу. Однако погребение откладывается из-за бури, которая с каждой минутой становится всё страшней. Полицейские, чиновники и родственники размещаются в канцелярии аббатства, и неизвестно, сколько еще им предстоит так сидеть.
Чтобы скрасить часы ожидания, аббат Грюнбек, человек, по всему видать, мудрый, велит принести вина из монастырских запасов, дабы помянуть покойницу. Члены траурной комиссии не просто помянули юную баронессу, а надрались и начали орать во все горло песни (неодобрительно отмечает барон Слатин в своих мемуарах, написанных им уже под старость). Трагедия, пройдя стадию триллера, оборачивается фарсом. Фарс кончается тем, что все его участники засыпают. Часы показывают восемь, когда инспектор Хабарда продирает глаза и вспоминает, что в Вене шеф полиции уже давно дожидается вестей от своих подчиненных. Он бегом бросается к телеграфу и отбивает телеграмму: «Все в порядке. Похороны Мюллера предполагаются в девять». Мюллером — в целях особой конспирации — полицейские в своей служебной переписке обозначали юную баронессу.
В своем донесении о похоронах инспектор напишет не без доли полицейского романтизма: «…Бушевала такая сильная буря и лил такой проливной дождь, что скорбящие родственники, барон Горуп и я помогали закапывать могилу и насыпать могильный холм, поскольку могильщику в одиночку ни за что было не справиться. Погребальный обряд закончился лишь в половине одиннадцатого, кроме упомянутых лиц никто другой не принимал в нем участия, и иных свидетелей не было».
16 мая 1889 года могила баронессы Мaрии Вечеры на монастырском кладбище была открыта, деревянный гроб заменен медным. Над могилой возвели скромный склеп с выгравированной на нем надписью:
Мари, баронесса фон Вечера.
Род. 19 марта 1871 — сконч. 30 января 1889.
Как цветок, расцветает человек и вянет. Иов, XIV.
Александр Цивин
Продолжение следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
