Император и императрица
После ряда коротких совещаний высший круг придворных решил, что о смерти кронпринца императору должна сообщить императрица. Но кто скажет об этом самой императрице? Конечно же, барон Нопча, ее гофмейстер.
Три графа направляются к барону. Барон Нопча, однако, не спешит принять на себя тяжкий груз, от которого уже отказались три графа. Он решительно заявляет, что у него нет полномочий сообщать скорбную весть императрице. Но его осеняет светлая мысль: императрицу Елизавету должна известить её ближайшая подруга — Ида Ференци.
Ида Ференци холодно бросает всей камарильи, пришедшей к ней:
– У Её Величества — урок греческого языка.
Елизавета штудирует «Илиаду» с помощью Руссопулоса, экзальтированного юного грека с буйной гривой черных волос и горящим взором. Императрица привезла его с собой в Вену с острова Корфу. Собравшиеся молчат. Все прекрасно знают, что император и императрица много лет не живут вместе. Елизавета долгое время вела безупречный образ жизни, но год назад в ее окружении появился молодой красавец-грек, который даёт ей уроки греческого, а заодно повод придворным делать пикантные предположения. К урокам греческого, протекающим — в нарушение всех дворцовых правил — с учителем наедине, Елизавета относится с серьёзностью религиозной службы. Но что же делать? Ида Ференци стучит в гостиную Елизаветы: «Простите за беспокойство, Ваше Величество, но у главного гофмейстера Вашего Величества барона Нопчи важное сообщение, и дело не терпит отлагательств!»
Барон Нопча (в последний момент Ида Ференци всё же подставляет барона) входит в покои императрицы. Низко кланяется. Оправляет воротник вицмундира, протирает батистовым платком орден Золотого руна, приглаживает редкие волоски на своей лысине. Долго и запутанно, с соблюдением всех необходимых языковых формул сообщает, что граф Хайос принес во дворец страшную весть… Потом барон отступает на три шага, и впереди оказывается всё же граф Хайос.
В интерпретации графа, решившего смягчить удар, трагедия в Майерлинге произошла в результате отравления. Есть подозрение: это дело рук любовницы принца, баронессы Марии Вечеры. Она отравила наследника, а затем себя. Их нашли сегодня в шесть утра в спальне принца.
Елизавета выражает желание остаться одной. Ей необходимо пятнадцать минут одиночества, чтобы справиться со своими материнскими чувствами. Поразительно, но и императрица не хочет сообщать трагическую весть императору. Она вызывает во дворец Катарину Шратт, свою подругу и любовницу императора. Проходит более часа, прежде чем Шратт появляется в бесконечных анфиладах дворца. Императрица и Катарина Шратт направляются к кабинету императора.
По обе стороны высокой белой, обрамленной золотом двери кабинета Его Величества, как истуканы, стоят два огромных гренадера. Коричнево-желтый паркет, только на середине закрытый красным ковром, неясно отражает нижнюю часть туловища часовых, черные брюки, золоченый конец ножен. Две женщины легкими, неслышными шагами идут по ковру. Часовые вытягиваются в струнку и распахивают перед императрицей двери.
Елизавета и Катарина Шратт входят в кабинет императора и молча садятся на диван. Император отрывается от бумаг, и на его морщинистом лице можно прочесть удовольствие, которое испытывает школьник, сбежавший с уроков. Императрица очень мягко, подыскивая щадящие слова, передает ужасную новость. Император поначалу как бы не вполне понимает значение слов императрицы. Он переводит бессмысленный взгляд с жены на любовницу, потом тяжело поднимается с кресла и садится на диван между женой и мадам Шратт, пытаясь побороть душевную боль.
Он страдал не только как отец, но и как верующий, и как император. В его ушах звучат слова Рудольфа во время последней их беседы: «Из тупика, в который вы меня загоняете, нет выхода…» Он видел бледное лицо сына, его потухший взгляд. Его сын, его единственный сын, единственная надежда, убил себя! Это было чудовищно и непонятно… Невозможно постичь… Неужели Рудольф предстанет перед Высшим Судией без молитв, без покаяния? Суждено ли ему за минутное заблуждение заплатить вечными муками? А монархия, выдержит ли она этот губительный удар?
Император долго остаётся недвижим.
Потом все трое с окаменевшими лицами выходят из императорского кабинета. Зачем? Куда они должны направиться и что сказать окружающим их придворным? Они и сами этого не знают. Но что-то нужно делать, отдать какие-то распоряжения, что-то говорить. Император пытается сообразить, как надо оповестить Вену и всю монархию о случившемся, хотя Вена знает об этом раньше дворца: телеграф станции Баден уже разнес трагическую весть по всей линии.
И здесь разыгрывается ещё одна сцена всё в том же духе трагического фарса, в котором происходит всё в этом дворце-триллере обречённой империи. У дверей апартаментов императора появляется мать любовницы принца, баронесса Хелена Вечера. Баронесса направляется к Иде Ференци, чтобы через неё испросить аудиенцию у императрицы. Пораженная Ида Ференци, видя, что к ней приближается баронесса Хелена Вечера, запинаясь, спрашивает:
– Что вам здесь нужно?
– Я хотела бы просить аудиенции у Её Императорского и Королевского Величества… Дело в том, что моя дочь… Она, видите ли… Дело в том, что Его Высочество кронпринц…
– Нет-нет, Ее Величество сейчас не может вас принять, да и вообще… уже поздно… все знают, что они оба там, в замке… — Ида Ференци, не закончив фразы, резко поворачивается и отходит, оставив баронессу посреди коридора.
Хелена Вечера, конечно же, ничего не поняв из этих сбивчивых слов, растерянно озирается, видя вокруг хмурые и молчаливые лица придворных. Император молча проходит мимо нее. За ним следует Катарина Шратт. Когда Хелена Вечера поднимает глаза, перед ней предстает императрица. Баронесса падает на колени — это получается у нее слегка театрально, как всё, что она делает, — и обращается к императрице:
– Я хотела бы поговорить с Вашим Императорским и Королевским Величеством о… Вы с вашей житейской мудростью и ангельским характером… Возможно, Вашей милости известно, что… Простите, я так волнуюсь…
Но, прежде чем баронессе удаётся справиться с волнением, Елизавета роняет:
– Уже поздно, оба мертвы! Мой сын и ваша дочь… Там, в Майерлинге…
Между тем трагическая весть стремительно распространяется по дворцу. Последней узнает о смерти мужа принцесса Стефания. Поначалу о ней просто как-то забыли! Даже через пятьдесят лет эта неприметная, но по-своему интересная женщина не простит двору и императорской чете этого. За строками ее мемуаров вспыхивает горькое чувство…
Император после короткого шока начинает отдавать распоряжения, связанные с похоронами Рудольфа. Прежде всего, он отдает распоряжение написать и опубликовать сообщение о смерти кронпринца, а затем — в два часа дня — приказывает дворцовой канцелярии послать в Майерлинг специальную комиссию.
Ночное шествие с факелами
Хофбург. Майерлинг. 30 января. Вторник. 2 часа дня — 12 часов ночи.
Траурную комиссию неофициально возглавляет барон Генрих фон Слатин, секретарь дворцовой канцелярии. В комиссию входили доктор Виндерхофер, личный врач императора, доктор Аухенталер, личный врач кронпринца, и несколько незначительных дворцовых чиновников. Задача комиссии — доставить во дворец останки принца. Кроме того — и это, пожалуй, главное — комиссия должна собрать в Майерлинге все вещи, которые хоть как-то связаны с принцем и его самоубийством.
В четыре часа дня комиссия прибывает в Майерлинг и начинает свою деятельность. Тщательный осмотр спальни. На постели труп кронпринца в полусидячем положении. На полу обнаружен револьвер. Врач установил, что Рудольф погиб от огнестрельного ранения в височную часть головы. В стакане, стоящем на ночном столике у кровати (в протоколе комиссии не отмечено, какая жидкость находилась в стакане — вино или вода) врач не обнаружил яда (каким образом без лабораторных исследований он мог обнаружить или не обнаружить яд — остаётся загадкой). Рядом со стаканом на ночном столике лежат шесть писем, адресованных разным лицам. В резной деревянной стенке этого столика была найдена застрявшей пуля, которую Рудольф выпустил себе в голову.
Члены комиссии — тщательно осматривают замок, изымают и упаковывают найденные там бумаги и личные вещи принца. Затем составляется протокол, в котором ни словом не упомянуто ни о юной баронессе Вечере, ни о револьвере, ни о пуле, ни о многих других важных вещах. Личный врач императора доктор Виндерхофер приводит в порядок тело наследника: смывает следы крови, временной повязкой скрепляет раздробленный череп, с помощью Лошека, лакея принца, укладывает его тело на постель. После этого Лошек шепотом посвящает доктора в тайну Майерлинга: в замке есть еще один покойник, которого тоже надо осмотреть. Но времени на осмотр таинственного трупа уже нет. Дело откладывают на завтра.
Между тем тело принца кладут в гроб. Всё кончено. Майерлинг и его окрестности погружаются во тьму. Траурная процессия с факелами направляется на железнодорожный вокзал в Баден, где ее ожидает специальный поезд. В полночь поезд отправляется в Вену. Когда он прибывает в Вену, император уже крепко спит. Встречу с сыном он назначил на полдень завтрашнего дня.
«О какой это пуле вы говорите?»
Вена. Хофбург. 31 января. Утро.
Император, как всегда, встает в четыре утра. Туалет, кофе, занятия государственными делами до одиннадцати. В 11:05 в кабинет императора торжественной и печальной походкой входит лейб-медик доктор Видерхофер. Он, естественно, начинает свой доклад с сочувствия и утешения.
– Прежде всего, смею выразить Вам, Ваше Величество, искренние соболезнования и заверить Ваше Величество, что Его Императорское Высочество нисколько не мучился: выстрел привел к мгновенной смерти. Пуля попала точно в висок.
К величайшему удивлению доктора, Франц Иосиф багровеет и кричит на лейб-медика, как на лакея:
– О какой это пуле вы говорите?
– О той пуле, Ваше Величество, которой он застрелился, — лепечет врач. Ему и в голову не приходит, что императора уверили, будто его сына отравила любовница.
– Что вы говорите? Выходит, он застрелился? Но мне сказали, что его отравила… Та женщина… Она его отравила!
Доктор Видерхофер подробно излагает результаты своего обследования. Франц Иосиф молча слушает его. Потом спрашивает, оставил ли Рудольф прощальное письмо.
– Нет, письма он не оставил. Во всяком случае, для Вашего Императорского Величества, — тихим, скорбным голосом отвечает доктор Видерхофер.
Император спрашивает, доставлено ли тело во дворец. Получив утвердительный ответ, облачается в парадный фельдмаршальский мундир (кстати, он единственный из королевских особ Европы, кто обладает тремя фельдмаршальскими титулами — австрийским, английским и германским) и медленной, торжественной поступью направляется к апартаментам сына. За ним на расстоянии трех шагов следует генерал-адъютант Его Величества граф Паар и далее — вся дворцовая камарилья.
Ровно в 12 часов дня Франц Иосиф подходит к смертному одру сына. Тело Рудольфа, облаченное в генеральский мундир, было закрыто по грудь покрывалом, поверх него выпростаны руки в белых перчатках. Голова обмотана плотной повязкой. Император замирает у гроба по стойке «смирно». Неподвижно стоит пятнадцать минут. Почетный караул перед умершим генералом — как предписывает служебный устав — стоит по стойке «смирно» ровно 15 минут. Таков порядок.
«Император даже в эти тяжелые дни пунктуально придерживался своего дневного распорядка, ничто не нарушало хода военных или политических дел, Его Величество и после 30 января выполняет свою работу, как и прежде», — доносит в шифрованной телеграмме кайзеру германский посол.
Заметки историка на полях
Наш роман — отражение в художественной форме подлинных исторических событий. Он написан на основе изучения большого круга документов, материалов прессы, мемуаров. По жанру он представляет собой своеобразный историко-политический детектив. Большая часть читателей ждет от детектива мелодрамы, замешенной на крови, где сыщик чуть ли не с первых часов расследования знает, кто убил, и безошибочно идет по следам, чтобы в конце арестовать убийцу и объяснить участникам событий, что произошло. Классиками такого детектива являются Кристи и Сименон. Их детективы занятны, увлекательны, легко читаемы, но представляют собой вымысел от начала и до конца. Реальный политический детектив — это чаще всего сложный и до конца не разрешимый узел многих линий и героев. Автор хотел бы наполнить свой роман сиянием утренней зари, серебряным блеском снега под луной и любовью, любовью без конца. Но история окутала реальные события, лежащие в основе романа, мраком ночной тьмы.
Время действия нашего романа — спокойный 1889 год. Место действия — весёлая, богатая и прекрасная Вена — город Штрауса, вальсов и нарядных, прелестных женщин, столица огромной Австро-Венгерской империи. К концу XIX века империя представляла собой рыхлый конгломерат многих наций и земель. Империю разрывали на части национальные и социальные противоречия. Империей повелевал император Франц Иосиф, просидевший на троне семь десятилетий — с 1848 по 1916 год.
В начале нашего повествования императору исполнилось пятьдесят восемь лет. Несмотря на возраст, он был бодрым и поразительно работоспособным человеком. Ему была свойственна необычайно строгая пунктуальность. Император был воплощением консерватизма — в политике и в своем собственном быту. Он, например, запретил проводить во дворец телефон и с большим трудом согласился на электричество. Он не ездил на автомобиле, не использовал лифт. Судорожно, но цепко держался он за старых и неспособных людей, за отжившие учреждения, за дворцовый этикет, который давно заслонил от него реальную жизнь империи. Он не понимал, что мир стремительно и угрожающе изменяется, и высшую государственную мудрость видел в поддержании стабильности и порядка — в семье, во дворце, в государстве. При этом везде в его государственном аппарате и в его дворце, при внешне строгом порядке и чинопочитании, царствовал абсолютный хаос. При дворе все, решительно все, не исключая самых мелких дворцовых чиновников, вмешивались во всё и не брали на свою ответственность ровно ничего.
Один умный венец еще в 1902 году говорил, что мировую войну, может быть, затеет швейцар министерства иностранных дел. Так или почти так оно потом и случилось. Остроумная шутка обернулась трагедией для миллионов. Но за 25 лет до этого — как предостережение судьбы — происходит трагедия в собственном доме императора.
Александр Цивин
Продолжение следует