Пролог
Арест
Учебное заведение, в которое был направлен Гаранин, находилось в Лосином Острове. Сразу от платформы электрички начинался лес. Пройдя лесом минут двадцать, Василий увидел несколько домов, обнесенных забором. Это и была спецшкола младших лейтенантов МГБ.
Селили курсантов в маленьких комнатах по два человека. Соседом Василия стал сержант Владислав Коркин, в прошлом сотрудник дивизионной контрразведки «Смерш». Был он человеком замкнутым и мрачным, всё время пытался изобразить на своём лице значительность и загадочность. Часто говорил об «особых операциях», в которых принимал участие, хотя Гаранин видел его насквозь и понимал, что участвовал он лишь в сборе доносов и в проверке пакостных наветов.
Учеба увлекла Ваську, предметы были необычные, интересные: техника перлюстрации, техника наружного наблюдения, методы вербовки агентов, оперативное фотографирование, вождение легковых и грузовых автомобилей, огневая подготовка, спортивная подготовка (бокс, самбо, бег).
Однажды поздно вечером дежурный по жилому корпусу приоткрыл дверь комнаты, где жил Гаранин, и громко сказал:
– Гаранин, в спецотдел! Немедленно!
Гаранин уже давно привык не размышлять, зачем он срочно понадобился начальству. Понадобился, значит, так оно и должно быть… Он поспешил в административный корпус. Его принял сам начальник спецотдела майор Курчонок по прозвищу Гнида. Предложил сесть, угостил «Казбеком». Раскрыл какую-то тоненькую папку и долго листал подшитые в ней листочки. Затем оторвался от неё и косо посмотрел на Гаранина.
– Значит, обманываем партию и органы?
– Обманываем партию? — в изумлении переспросил Гаранин. — Может, кто и обманывает, только не я — я это своей кровью доказал. Тяжелое ранение и два ордена…
– Ты передо мной своими орденами-то не больно тряси, ты лучше скажи: в 1941 году, 1 июня, участвовал в ограблении Пролетарского районного универмага Москвы?
Васька подумал с минуту и решил, что все будет отрицать. Никакими серьёзными уликами против него следствие располагать не могло. Показания подельников — просто оговор.
– Нет! — твердо ответил он. — Ничего такого не было. Я 25 июня добровольцем в ополчение записался. Воры добровольцами не записывались!
– Так, а вот материалы уголовно-розыскного дела говорят о другом. Значит, оперативники и следователи МУРа врут?
– Это уж вам выяснять, врут они или нет, а я никаких преступлений за свою жизнь не совершал.
– Так-с, так и запишем, — издевательски ласково произнес Гнида, — а я бы все-таки на вашем месте чистосердечно признался во всем, встал бы перед партией на колени!
– Вот вы и вставайте, — с тихим бешенством сказал Гаранин, — а мне признаваться не в чем.
– Хорошо, очень хорошо, а вот эту фотокарточку на какой предмет изволите хранить? — с этими словами Гнида вынул из ящика стола карточку девушки в мундире. — Это, знаете ли, похоже на явку, место и дату явки…
«Черт! — подумал Гаранин, — на какого дьявола я её таскал с собой, да ещё Коркину, суке этому, показывал?! Влип».
– Это фото офицера военной разведки, которую я взял в ходе фронтовой разведоперации. Мне за неё орден дали.
– Проверим! А эти часы откуда? — Гнида показал Гаранину серебряные часы, которые подарил ему Либер.
«Значит, сволочуга Коркин украл у меня вчера ночью часы и это чертово фото», — подумал Гаранин и начал рассказывать Курчонку о встрече с Либером.
– Проверим! — сказал Курчонок. — А вот свою анкету при поступлении в школу вы сами заполняли?
– Я ж при вас это делал.
– Правильно, но вот только пара ошибочек у вас там вышла… Вы вот написали, что отец ваш погиб в Испании в 1936 году. Он действительно там погиб, но как? Он застрелился, боясь разоблачения своих связей с предателем Родины Орловым. Точнее сказать, со Львом Лазаревичем Фельбиным, друзьями были.
– Врете вы всё, такого быть не могло! — Гаранин в бешенстве вскочил со стула.
– Охолони трошки, сержант! — прошипел Гнида. — А то быстро под расстрел угодишь. Следующий вопрос. Вы скрыли, что ваша мать происходила из богатой еврейской буржуазной семьи, проживавшей в Вене. С какой целью?
– И здесь вы все врете. Моя мать русская была, православная!
– А вот документы о другом говорят… Ладно, не в этом суть. Последний вопрос: полковник Тагер и майор Журба знали о вашей преступной деятельности?
– Я ничего преступного не совершал.
– Что ж, проверим. А пока вы арестованы и передаетесь в ведение следственной части особо важных дел МГБ.
Он нажал кнопку, утопленную в стол. В кабинет вошли молодой человек в штатском и двое сержантов в форме МГБ.
«Видимо, хотят крупное дело раскрутить и втянуть в это дело моё бывшее начальство! — подумал Гаранин. — Ну меня они не расколют, сучата! Посмотрел бы я в их морды поганые на переднем крае, во фронтовой разведке!»
Три недели Гаранина держали в одиночке Лефортовской тюрьмы, ни разу не допросив. Наконец однажды утром дверь его камеры открылась, и охранник прохрипел: «Гаранин, на допрос!»
Гаранина ввели в небольшую комнату со стандартной канцелярской мебелью. Только железный стул, привинченный к полу в двух метрах от стола следователя, да толстые решетки на окнах говорили о том, что это тюрьма.
Следователь открыл папку со следственным делом. Полистав материалы, подшитые в папке, следователь, молодой еще человек с холодным невыразительным лицом, хмуро сказал:
– Уголовное дело, возбужденное против вас, согласно п. 1 ст. 24 УПК РСФСР подлежит прекращению, поскольку отсутствует событие преступления. Вы свободны.
С этими словами следователь протянул Гаранину синий листочек.
– Это пропуск. В камере хранения, которая находится в подвале, по этому пропуску вам выдадут изъятые у вас при аресте вещи. Затем можете отправляться к месту службы.
– Вы же ни разу не допросили меня, как же вы могли установить мою невиновность? — спросил зло Гаранин.
Следователь с любопытством посмотрел на него:
– Вы недовольны?
– Доволен! — все так же зло сказал Гаранин. — Но как чекист чекисту, без дураков, скажите, почему меня вот так, ни с того ни с сего освобождают? — спросил Гаранин, чувствуя в этой ситуации какой-то подвох.
По лицу следователя промелькнуло что-то человеческое, какой-то личный интерес к заключенному. Неожиданно он сказал:
– Не имею права сообщить вам ничего определенного, но тут задействовано высокое начальство.
– Какое? — спросил Гаранин.
– Немедленно покиньте кабинет, или я возбужу против вас еще одно дело…
Роковая женщина
На следующий же день после возвращения из тюрьмы в школу младших лейтенантов у Гаранина вдруг возникло желание отметить свое совершенно загадочное освобождение и гульнуть в самом шикарном ресторане Москвы, желание до того острое, что противостоять ему не было сил. Но кто ж пустит в шикарный ресторан гвардии сержанта? Вызовут патруль, кончится всё гауптвахтой. И вдруг Гаранина осенило: в Москве ведь живет полковник Тагер! Они однажды встретились в книжном магазине на Горького, и Тагер ему искренне обрадовался, рассказал, что преподает тактику в Академии Фрунзе, звал к себе. Ему очень хотелось заглянуть к Тагеру, но было как-то неудобно. И тут Гаранин пересилил себя и направился к бывшему комполка. Тагер познакомил его с семьей, на славу угостил обедом, а потом отвел в свой кабинет. Внимательно посмотрел на Гаранина и сказал:
– Вижу, сержант, что пришёл ты не только для того, чтобы навестить старого командира… Ну, говори, чем могу помочь?
Гаранин покраснел, как школьник, опустил глаза и тихо сказал:
– Первый раз в своей жизни погулять я захотел, товарищ полковник. В лучшем ресторане. Повод есть. Но не пойдешь же туда в моем сержантском одеянии, а гражданского прикида у меня нет. Так вот, пришел я вас спросить: не одолжите ли на вечер ваш полковничий мундир? У нас вроде фигуры похожие. Ни к кому другому обратиться я не могу, у меня в Москве никого нет.
Тагер улыбнулся:
– А если патруль документы начнет проверять? Меня ведь подставишь!
– Не подумал… — виновато сказал Гаранин, — не подумал, извините, товарищ полковник!
– Ладно, — засмеялся Тагер, — ты ведь у нас самый удачливый был. Если уж от немецких патрулей под огнем уходил, то от наших и подавно уйдешь.
Через два дня, воскресным вечером, молодой блестящий полковник входил в роскошный зал ресторана «Националь». В огромных окнах ресторана открывался сказочный вид вечерней Москвы, и, казалось, сам Кремль становился частью интерьера ресторанного зала. Гаранин сел за столик у окна и от смущения не знал, куда себя девать. Официант вручил ему огромное меню, но Гаранин не знал почти ни одного названия блюда. С помощью официанта он всё-таки заказал шашлык, греческий салат, бутылку киндсмараули и кофе с коньяком. Только он расслабился и начал рассматривать публику, как к нему снова подлетел официант и смущенно попросил разрешения посадить за его столик двух дам. Гаранин, разумеется, разрешил, и спустя несколько минут к столику уже шли две молодые женщины. Одной было лет двадцать семь. В длинном лиловом платье с кружевной отделкой, с развевающимися светло-каштановыми волосами, она возбужденно переговаривалась на ходу со своей спутницей, малозаметной и невыразительной. Сели напротив Гаранина, не поздоровавшись и даже не обратив на него внимания. Заказали по-французски: La Salade Niçoise, Cafe creme et Tarte aux pomme (салат нисуаз, кофе со сливками и яблочный пирог).
Облокотившись на стол, светловолосая женщина в лиловом что-то шептала своей подруге. Её некрасивая подруга, в скромном коричневом платье, слушала и кивала, изредка вставляя несколько слов. Светловолосая, с серебристо-серыми глазами явно вела в их дуэте. Внезапно светловолосая, будто что-то ее толкнуло, громко воскликнула:
– Черт, забыла на работе свои папиросы. Представляешь, заходит к нам в комнату Федин и говорит: «Девчонки, вчера бросил курить, а курить охота смертная! Не найдется ли одной папироски?» Я ему протягиваю коробку, а он: «Нет, нет, только одну!» Я ему: «Возьмите сами!» Кладу коробку на стол. Там её и забыла!
– Это ты с самим Фединым так запросто?! Ничего себе! — восхищенно промолвила подруга.
– Так они все к нам в корректорскую заходят. Все от нас зависят.
Гаранин повел плечами, улыбнулся, вынул из кармана галифе «Герцеговину Флор» и с невинным видом произнес:
– Позвольте вам предложить. Лучшие в мире. Любимые папиросы товарища Сталина. А Маяковский посвятил этим папиросам даже свой стих: «Любым папиросам даст фор “Герцеговина Флор”».
Светловолосая обернулась, её глаза смотрели прямо на Гаранина. Сдвинула брови, бросила:
– Вот не знала, что нас посадят рядом с любителем поэзии. Вы больше спец по поэзии или по табаку?
– По ямайскому рому! — с усмешкой ответил Гаранин.
– Это вы на фронте приобрели такие аристократические привычки: пить ямайский ром и курить «Герцеговину»?
– На фронте я приобрел привычку пить спирт, когда по снегу полз к вражеским окопам, и часами не курить, когда лежал в засаде. А курить хотелось посильнее, чем вашему Федину!
– Ты разведчик? — спросила светловолосая уже без иронии, внезапно переходя на «ты».
Они еще говорили около часу. Она задавала много вопросов Гаранину — о войне, о нынешней службе — своим низким, волнующим голосом.
Оказалось, что всем троим нужно было покинуть ресторан в одно и то же время. Гаранин предложил проводить своих новых знакомых, но оказалось, что их ждала машина, и они подвезли самого Гаранина. При прощании Марина, так звали его новую светловолосую знакомую, на миг удержала руку Гаранина, заглянув ему в глаза. Губы её дрогнули, она едва заметно кивнула ему головой и тотчас же опять откинулась на сиденье.
Гаранин и Марина стали встречаться.
Когда он вернулся с третьего свидания и шел в 12 ночи по затихшему коридору общежития, то услышал за собой быстрые шаги. Это был дежурный. Еще издали он громко сказал:
– Гаранин, к начальнику спецотдела!
«Снова!» — подумал Гаранин и направился к административному корпусу. То, что начальник спецотдела вызвал его так поздно, то, что его сопровождал дежурный до самой «спецухи», было плохим признаком. Гаранин вошел в кабинет и увидел там кроме Гниды незнакомого человека в штатском. Начальник спецотдела молча посмотрел на Василия, потом перевел взор на человека в штатском и сказал:
– Вот, майор Чижов из Второго управления. Он хочет задать вам несколько вопросов…
И вышел.
Васька спокойно посмотрел в глаза человеку в штатском. Человек в штатском без обиняков спросил:
– У вас есть знакомая по имени Марина?
– Да, я встречаюсь с ней, она сотрудник журнала «Новый мир», заведующая корректорской.
– Она такой же корректор, как я налоговый инспектор! — с усмешкой сказал человек в штатском. — Она жена английского атташе и сотрудник МИ-5, то есть английской разведки. Опытная вербовщица… Дочь белоэмигранта и англичанки, свободно владеет русским, как вы уже сами заметили. Как далеко зашли ваши отношения?
Гаранин, пожав плечами, коротко ответил:
– Три раза встречались в разных ресторанах. Танцевали, болтали о всякой всячине. Не более того…
– Конкретно, о чем вы говорили? О чем она вас спрашивала? Интересовалась ли служебным положением?
– Обычно говорим о всякой ерунде, о фильмах, о книгах… Ни о чем секретном она меня не расспрашивала.
– Спрашивала ли она вас, где вы работаете?
– С самого начала, чтобы избежать недоразумений, я сказал, что преподаю в Политической академии им. Ленина.
– Дело в том, что после того, как ты с ней расставался (человек в штатском незаметно перешел на «ты»), за тобой шел хвост. А ты его, между прочим, привел сюда, к школе. Скажи спасибо, что это был наш хвост и что мы засекли вас достаточно быстро, а то бы устроила тебе эта самая Марина так называемую компрометирующую ситуацию, а проще говоря, какую-нибудь пакость, чтобы ты не мог открутиться от вербовки.
У Василия помчались путаные мысли:
– Опять арест? Точно арестуют. Теперь уж надолго. Угораздило! Связь курсанта школы МГБ со шпионкой! Сейчас этот чистенький штатский объявит об отчислении из школы и скажет: «Пройдемте в машину».
Но майор Чижов заговорил о другом…
Александр Цивин
Продолжение следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
