Ташкент — город хлебный? Арье Юдасин беседует с ребе Леви Шрайбманом

– Шалом, реб Леви! Представьтесь, если не стесняетесь.
– Меня зовут Леви Пинхас Шрайбман. Можно просто Лёня.

– Откуда Вы, зачем Вы?
– Родился я в городе Ташкенте в 1958-м. И сразу птички запели, расцвели цветочки — потому что это был февраль. До 19 лет я был среднестатистическим советским парнишкой, хотя советской власти не переваривал — что, впрочем, небольшая редкость среди обычных советских парнишек еврейской национальности.

– За что?
– Про это можно писать целые тома.

– Ну хотя бы вступление. Что-то личное?
– Просто не любил — потому, что они были против Израиля. Мой папа всегда слушал «Голос Израиля», «Голос Америки»… На улице прохожие могли услышать невнятное громкое бормотание с нашего двора: «Сегодня наши войска разрушили 10 арабских танков советского производства» (говорили они по-русски не очень грамотно). А в конце: «Вела репортаж Рина Донат». Соседи уже лучше знали это имя, чем имена Ленина и Брежнева.

– А местные органы?
– Понятия не имели. Мой папа делал вид, что их не существует…

– Неужели в Ташкенте не стучали?!
– Не знаю, но мы от этого никогда не страдали. Я играл с русскими и узбекскими мальчишками на дороге, и меня вдохновляло это мерное бормотание на всю улицу. Всё-таки это Ташкент, в Москве или Питере сразу бы настучали.

– Могу Вас уверить, по богатому личному опыту, реб Леви — Вы не ошиблись. А что произошло в 19 лет? По нашим питерским реалиям — с такой «советской властью» можно жить да жить!
– Армия. Армия меня сделала евреем.

– ???
– Я не был «забитый и пришибленный еврейский мальчик» — я лучше всех в школе играл в футбол — нападающим, забивал больше всех голов; занимался самбо и дзюдо… Хотя разрядов никаких не имел, для себя занимался.

– Это было актуально на ташкентских улицах?
– Я бы не сказал, что сильно актуально — ребята дружили, у нас не было таких уличных драк, как, скажем, в России. До армии я ни разу не дрался.

– А в армии?
– Приходилось драться каждый день — во всей части я был один-единственный еврей. Служил под Москвой, нас перебрасывали: Щёлково, Пушкино, Болышево, Фрязино и т. д. На свою «счастливую еврейскую голову» я попал в стройбат. В стройбате процентов 30 были люди после заключения: малолетками они отсидят в колонии, потом их отправляли досиживать в стройбат. 20% в части — немцы с Казахстана, 40% — мусульмане из Средней Азии (таджики, узбеки, казахи, уйгуры, киргизы…), остальные — русские, белорусы… Почти не было украинцев, единицы — и русские их били. Теперь Вы понимаете, что я, как еврей, был окружён «глубокой любовью, нежностью и теплом»? Хотя были у меня и друзья самых разных национальностей. Ты сам не знаешь, почему кто-то к тебе вдруг начинает относиться с симпатией, а кто-то вдруг терпеть не может.

– Теперь хоть понятно, откуда корни «новороссийского конфликта»! Тогда почему же Вас не зарезали?
– Дрался каждый день, самбо и дзюдо помогли. И — я молился Б-гу каждый день… Вот, например, как начинались драки. Мы таскали бетон и укладывали на пол, на кирпичи и камни. Короче, бетонировали гаражи.

– Автоматизация на израильском уровне: араб или олим вместо экскаватора.
– Я таскал носилки вместе с таджиком. Большую часть груза они наваливали на мою сторону, целую гору, а ему поменьше. Однажды я просто не смог поднять и сказал, что это не понесу — надорваться можно. Один таджик, из нагружавших, полез на меня с кулаками, но я перехватил его руку и бросил лицом на кирпичи, тот разодрал ухо, вся рожа в крови. Я упал на него, а сверху другой таджик ударил лопатой по спине, лопата сломалась. Но тут его ударом в зубы обезвредил сержант-казах. И такие эпизоды были каждый день.

– Ну после этакого санатория можно во что угодно поверить, коли жив остался! А как Вы пришли именно к Торе — там же было всё что угодно, кроме неё?
– Вот я сейчас скажу фразу, которая покроет очень многое. Во мне проснулся «голос крови».

– Почему в такой форме? У многих «русим», особенно на Земле Израильской, этот голос просыпается в форме мата по поводу «пейсатых».
– Может быть, и у меня он в такой форме проснулся бы, но тогда я никаких пейсатых не видел и не слышал. Меня окружал сброд, с которым мне хотелось быть как можно меньше соединённым — желательно оказаться на разных континентах. Пожалел Создатель, устроил мне «мойку» — с мылом и щёлоком.

– Мне подобное купание было предложено в форме выгона из института, «сионистского заговора на грядке», хождения по инстанциям и знакомства с продажностью, трусостью и лживостью большинства местных «грандов». Вместо самбо и дзюдо помогали шахматы — что, впрочем, только делало процесс долгим и «школу» более насыщенной.
– Да, кому Создатель хочет помочь, отравляет в моечную, как машину перед дорогой. У каждой «машины» своя «душевая».
Как я догадался, что молиться надо 3 раза в день и стоя — сам не знаю. Но я стал это делать уже на второй месяц в армии. Я старался найти укромное местечко, какой-нибудь закуток, сарайчик, кладовку. Но всё равно часто слышал за спиной хихиканье и улюлюканье. А однажды я молился около окна казармы, думал о своём — а когда очнулся, увидел прямо перед собой смеющуюся рожу сержанта — получилось, я молился «на него», хас вешолом! Как я не таился, но там все всё про всех знают, и скоро вся часть знала, что в ней завёлся религиозный еврей. А религиозных евреев в Советской армии в 78-м было столько же, сколько и космонавтов.

– Начальство не преследовало?
– Нет, администрация меня за это никак не наказывала, наоборот, замполит подходил и спрашивал: «Никто ли Вас не обижает»?

– Вот это настоящий политработник!
– Мало того, он однажды меня вызвал и спросил: «Я за Вами наблюдаю, почему Вы в столовой не кушаете первое и второе, а только компот и хлеб?» Я ему объяснил, что я — религиозный еврей и не могу есть свинину. Он мне посочувствовал и только спросил: «А как ты выживаешь?» Мне родители уже прислали деньги, и я мог подкормиться в буфете — булочку, молочко. Мужик этот, политрук, был неплохой, руководство не особо вредное подобралось, но на практике не с руководством я вместе жил нос к носу и работал на каторжных работах. Как евреи работали в Египте с кирпичами, так и мне довелось повкалывать на кирпичном заводе.

– Мне рассказывал знакомый еврей, мастер по боксу, служивший в армии сразу после Второй мировой (отработав подростком несколько лет на военном заводе, из которого ежедневно по 2 телеги трупов вывозили — такая была «техника безопасности»). Его убить не раз пытались, однажды друг подсказал — пойди, ляг, послушай… Он прокрался — несколько парней сговариваются, как его ночью прикончить: «Этот жид такой здоровый, днём не справиться!» Он выскочил и хорошенько им накостылял, притихли на время…
– Это — тот самый волшебный язык, который все они отлично понимают.

– А лопатой по спине во время молитвы не били?

– Этого не было. Вы знаете, наверное, нормальному человеку естественно, в самой природе его уважение к вере, к верующим. Как у животных — они обычно испытывают смущение перед человеком; по крайней мере, пока не слишком голодные.
И был в части один немец-субботник, он не работал по субботам и не ел свинину. Вообще, откуда я узнал, что еврею не положено есть свинину, сам не представляю.

– Наверное, мусульмане подсказали?
– Мы с тем немцем ходили вместе на кухню и брали пшёнку, рис, перловку — сваренную отдельно и до того, как её насыпят в котёл со свиным наваром и кусками жира. Хотя наши советские мусульмане трескали всё это за обе щёки.
Несколько раз мне везло, я убегал в самоволку, в синагогу, в Москву, обычно в гражданской одежде, а однажды обнаглел и даже в военной форме. Добрался электричкой и спросил таксиста: «Где синагога? У меня там дядя работает». А в синагоге ко мне подошёл председатель и сказал: «На меня уже бросаются прихожане и спрашивают: “Что, уже Машиах пришёл? Военные стали ходить и молиться в синагоге?!”». Потом в этой синагоге на Архипова я учился. До сих пор я люблю её больше всех синагог — она была невероятно уютная.
А однажды, когда я ехал в гражданке в синагогу, столкнулся лицом к лицу с прапорщиком, тоже в гражданской одежде — он сразу отвернулся и сделал вид, что меня не узнал. Он ко мне относился нормально и не имел зуб — а то сидеть бы мне на губе, если ещё не хуже. В Москву мы не имели права ехать, за это сразу арестовывали. А тем более я ехал в самоволку, да ещё в синагогу. Явный «израильский шпион»!

– Мой зять в Израиле начинал похоже — сбегал в свободное время из части в соседний религиозный мошав, садился там вечерком и учился. Хотя ЦАХАЛ — это, конечно, не стройбат. Разок мы столкнулись в автобусе — я с турнира ехал, а он к семье — так дать мне подержать автомат ему инструкция не позволяла… Но — кончился Ваш «священный долг и почётная обязанность» — что дальше?
– Я вернулся в Ташкент, работал вместе с папой и мамой, ещё парой человек в бригаде — мы «делали накат» на бирки на одежде. В субботу сама фабрика не работала, а в праздники папа-бригадир меня отпускал. Родители к моей религиозности относились хорошо, и даже, когда я через 7 лет созрел и поехал учиться в Москву, папа посылал мне каждый месяц 100 рублей. В Ташкенте ходил в синагогу, там были одни старички, я у них выступал в роли сына полка. Они обо мне заботились, все очень любили, а потом даже решили послать учиться в Москву «на раввина» — и тоже платили 100 рублей.

– Ну, 200 рублей в месяц! Это же зарплата ведущего специалиста! И харч, проживание бесплатные, кошерные!
– Нет, за проживание я отдавал 30 рублей в месяц, спал на кухне на раскладушке у еврейской бабушки, там ещё один ученик дрыхнул — только он в зале, привилегированно. А раз в 2 недели 56 рублей вынь да положь — в обе стороны, между прочим. Должен я был к жене свой нос показывать?

– Пардон, пардон — это выходит 242?
– Ещё 118 рэ давала московская иешива — вообще, зарплата как у главного инженера! Мне в итоге оставалось несколько рубликов на телефонные звонки.

– Какой был уровень учёбы?
– Уровень был для начинающих. Пятикнижие, основные законы по «Шулхан Аруху»… Причём учитель нам всё это переводил на русский. Его звали Зеев Куравский. Настоящий молодой московский религиозный еврей, очень хорошо знающий и целеустремлённый, уверенный — и в то же время интеллигентный. Сейчас, как я слышал, он глава иешивы в Москве. Так и не уехал оттуда. Он всегда почему-то говорил, что «Машиах придёт с севера»… Подразумевая при этом, наверное, Москву?

– А может быть, Дудинку, Магадан или Воркуту?
– Или Биробиджан. Он хоть и на юге… После двух лет учёбы, когда я приехал обратно в Ташкент и начал снова работать, вдруг заметил: все бегут. Ну и мы с женой побежали.

– Какой это был год?
– Конец 89-го. Рубль был ещё очень крепок, мы продали свою хату за 15 тысяч, этого с запасом хватило на отъезд и отправку вещей.

– Мне рассказывали, детально и со сроками, прейскуранты знакомые из Ваших и соседских мест — постепенно цена «отдачи квартиры» опустилась до: «давай ключи и вали, пока живой!». То есть всеми прелестями распада Могучего и Нерушимого Вы не сумели насладиться?
– «К сожалению», да. Наверное, армейской «мойки» хватило. И всё время у нас был страх — Чернобыль, Афганистан, часто дёргали в военкомат. Мы поторопились…

– Почему в Америку?
– У моей жены здесь был пожилой отец, он уже нуждался в уходе. И потом, честно говоря, я всегда думал, что «слишком много евреев в одном месте — это не так просто выдержать».

– Так Вы просто Эйнштейн! Простите, я не буду цитировать сходную его идею (всё равно редактор не пропустит).
– Когда я приехал в Нью-Йорк, я был просто в шоке от отношения русскоговорящих евреев к религии и религиозным евреям. Презрительная кличка «пейсатый» резала мне слух и почему-то — так же как в армии — хотелось дать в зубы. Никогда не думал, что свои же евреи будут стараться предоставить мне такую возможность! В ответ на моё возмущение их «еврейским антисемитизмом» мне обычно отвечали: «А вот ты знаешь, такой-то и такой-то с Боро-Парка, да он меня так надурил!»

– А что, это всегда было неправдой?
– Почему «всегда»? Иногда да, иногда нет. Чаще, конечно, нет, люди в любом конфликте склонны считать себя правыми. Я им говорил: «А на себя посмотреть не хотите? Вы, что ли, будете бесплатно, срываясь с работы, даже из синагоги и от субботнего стола, мчаться за 3 минуты в любое место, чтобы спасти жизнь человеку, и не обязательно еврею? Фиг с маслом вы будете это делать! Что, на Брайтоне организуете такую «Ацолу»? Хотя бабок у вас куда больше, чем у «пейсатых», а детей куда меньше!»

– Мой друг, активист «Ацолы», несколько раз, когда он меня подбрасывал на работу в Нью-Джерси, вдруг прислушивался к бормотанию своего постоянно включённого «моки-токи» — и начиналось «дерби» в духе Шварценеггера. Раз его машина с сиреной и со свистом на тормозах, как в детективе, затормозила перед домом какого-то непонятного посёлочка, я не успел заметить, как он схватил инструменты и выскочил из машины — и в ту же секунду, одновременно, с другой стороны подлетел другой Рембо — израильтянин в вязаной кипе. Секунда — и оба на этаже… 5 минут — и выходят: «Чепуха, мама зря перепугалась за ребёнка». Он говорил, что 90–95 процентов звонков в «русской» эрии — от «русских» старичков, кому лень ехать в больницу на автобусе и жалко потратиться на такси.
– А что, в Израиле — да и где угодно — кто собирает по косточкам убитых, хоронит по-человечески, спасает — это «русские»? «Пейсатые» из ЗАКА и «Ацолы»! А «Хаверим» — захлопнул машину или заглохла хоть в пустыне — бесплатно примчатся тебя выручать? «Ох, эти проклятые пейсатые»!

– Ну, давайте по душам: пейсатый пейсатому рознь.
– Конечно. Я уже лет 25 работаю на такси — так, кстати, сейчас «пейсатые» всегда дают тип, раньше это был нонсенс. Помню случай: отвёз одного в аэропорт, он в Израиль торопился, насколько я понимаю, деньги сюда приезжал собирать. Вдруг мне заявляет: «Извини, брат, денег нет совсем!» Я звоню боссу — тоже, кстати, в чёрной кипе, он «знает свои кадры». Говорит: «Не открывай ему багажник. Пусть он идёт в АТМ разменивать свою карту». И «бедняк» тут же достаёт пачку денег и говорит: «Какой АТМ-шмейтием, я и так опаздываю!»

– Так честные и добрые они — эти, которые свинину не кушают и тфиллин напяливают, — или жулики? Как по Вашему многолетнему опыту?
– Большинство, конечно, хорошие люди. Если вы увидите валяющегося в луже пьяного, вы же не скажете, что все русские, в частности Толстой и Вернадский — тоже алкаши? Немцы нас так и считали, меряя евреев общим штангенциркулем. И — Аушвицем. Или — раз несколько тысяч отморозков отрезают людям головы, а нескольким миллионам других нравятся видеоклипы об этом — вы же не скажете, что всегда и все мусульмане только и жаждут как кому-то отрезать голову?

– Ещё и как говорят! Фильмы об этом выпускают, профессора научно доказывают…
– А в Ташкенте кто принимал еврейских беженцев во время войны? Узбеки в Ташкенте относились к евреям куда лучше, чем русские, у них неудобно было сказать: «Ах, этот еврей» (тем более «жид»), кого-то унижать… Антисемитизм в Ташкенте шёл от части русских и армян, а не от корейцев, татар, узбеков. В Средние века мы спасались в мусульманских странах…

– Хотя, конечно, если почитаете, как о мусульманах отзывается настрадавшийся от них Рамбам… Впрочем, христиан он тоже не особенно восхваляет после крестовых походов и пр. Конечно, жертвы наши куда больше в христианских странах — но известна же версия мидраша, что перед приходом Машиаха именно Ишмаэль станет наиболее активен и напорист.
– Всевышний крутит колесо истории — так, чтобы она пришла к наилучшему возможному итогу как для евреев, так и для других народов. Не думаю, что в наших силах детально постичь Его замысел. Для меня же совершенно дико и непостижимо, как можно жить, не зная о Б-ге и не веря Ему? Как головастик в своей луже считает, что кроме этой лужи ничего в мире нет?!