Мы уже знакомились с творчеством Натальи Крофтс. Было это года тому три, на заре нашей рубрики. Тогда я сделал акцент на её страсти к перемене мест — она объехала полмира, оканчивала МГУ и Оксфорд (от родного Херсона до Москвы и Лондона почти одинаково — в зависимости от политической обстановки). А сейчас немало лет уже живёт в Австралии. Мне странно — кажется, Антарктида или хотя бы Новая Зеландия ещё дальше? Видимо, в том есть преимущество, что необследованные просторы на кенгурином континенте обширней.
Сегодня, после маленькой рекламы — её стихи постоянно публикуются во всех мыслимых русскоязычных журналах и даже вошли в англоязычные, конечно — в несколько британских поэтических энциклопедий, я хочу сказать о самом творчестве. Представить, что эта красивая женщина работает мирным программистом, по ним непросто. В одном из её стихотворений названы «слова, к которым взлетаешь», и оттого они «ещё понятны и уже невозможны». Мне кажется, строка Высоцкого «рвусь из жил» опишет её творческую реальность. Течёт нормальная, разумная и интеллигентная жизнь — и над нею есть небо. Под ней бездна — магма ли земная, Марианская ли впадина… И единственное, что спасает тебя между безднами, — слово. Еврею это очень понятно, ведь «вечно слово Твоё стоит в небесах», и небеса эти хрупкую земную конструкцию держат.
Шлите нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com.
Наталья Крофтс
ARS POETICA
Я ослеп. Измучился. Продрог.
Я кричу из этой затхлой бездны.
Г-споди, я тоже чей-то бог,
заплутавший, плачущий, небесный.
Вот бумага. Стол. Перо и рок.
Я (больной, седой и неизвестный).
Но умру — и дайте только срок,
дайте строк — и я ещё воскресну.
***
Остатки снега с черепичных крыш
прозрачным языком февраль слизал.
Флоренция. Туман. Из тёмных ниш
на нас глядят белёсые глаза.
Насмешливо: для них давно не нов
наш юный мир из разноцветных снов,
из первых путешествий —
Рим — Париж,
из твёрдой веры в истинность афиш —
прекрасный вид,
открыточный закат…
из первой безболезненной любви —
наверное, последней.
А пока
в своей беспечной, эфемерной вере
над Арно мы с тобою кофе пьем,
в постылой нише бледный Алигьери
вздохнёт — и с грустью вспомнит
о своём.
***
Молча бродить по городу, понимая —
ты уже умер, ты уже — там, в раю.
Вдруг дорогу перебегает немая
кошка, цвета осени.
Ей дают
южные фрукты —
манго и мангустины —
рвут их с осины,
синей
от тишины…
Сны
так нелепы — даже когда красивы.
Химеричны.
Асимметричны.
Нужны.
***
Отключить телефон, оборвать
пуповину шнура
Интернета
и понять: ты один. Ты один.
Остальное — игра
тьмы и света.
Ты — в забытом лесу и
от страха плетёшь
небылицы.
Сквозь предсмертную дрожь
ты твердишь себе ложь —
в ожиданье тепла,
перелома,
чудес…
или просто — когда ж этот лес
прекратится.
ВТОРОЙ КОВЧЕГ
По паре — каждой твари. А мою,
мою-то пару — да к другому Ною
погнали на ковчег. И я здесь ною,
визжу, да вою, да крылами бью…
Ведь как же так?! Смотрите — всех по паре,
милуются вокруг другие твари,
а я гляжу — нелепо, как в кошмаре —
на пристани, у пирса, на краю
стоит она. Одна. И пароход
штурмует разномастнейший народ —
вокруг толпятся звери, птицы, люди.
…Мы верили, что выживем, что будем
бродить в лугах, не знающих косы,
гулять у моря, что родится сын…
Но вот меня — сюда, её — туда.
Потоп. Спасайтесь, звери, — кто как может.
Вода. Кругом вода. И сушу гложет
с ума сошедший ливень. Мы — орда,
бегущая, дрожащая и злая.
Я ничего не слышу из-за лая,
мычанья, рёва, ора, стона, воя…
Я вижу обезумевшего Ноя —
он рвёт швартовы: прочь, скорее прочь!
Второй ковчег заглатывает ночь,
и выживем ли, встретимся когда-то?
Я ей кричу — но жуткие раскаты
чудовищного грома глушат звук.
Она не слышит. Я её зову —
не слышит. Я зову — она не слышит!
А воды поднимаются всё выше…
Надежды голос тонок. Слишком тонок.
И волны почерневшие со стоном
накрыли и Олимп, и Геликон…
На палубе, свернувшись, как котёнок,
дрожит дракон. Потерянный дракон.
***
Зажмурится ветер — шагнёт со скалы.
Спокоен и светел тяжёлый наплыв
предсмертного вала — он манит суда
на дно океана. Седая вода
врывается в трюмы, где сгрудились мы:
звереем — от запаха смерти и тьмы,
безумствуем, ищем причины…
Кричим: «Это риф — или мысль — или мыс —
бездушность богов — нет, предательство
крыс…»
И крики глотает пучина.
Я ринусь на палубу, в свежесть грозы.
Пора мне.
Монетку кладу под язык —
бросаю ненужные ножны.
И плавно — сквозь ночь, как седая сова —
взлетаю с галеры — туда, где слова
понятны ещё —
но уже невозможны.