В середине ноября молодой техасский адвокат Алексей Тарасов, одновременно представляющий и Виктора Бута, и Константина Ярошенко, то есть самых знаменитых российских узников американских тюрем, сообщил нью-йоркскому корреспонденту ИТАР-ТАСС Игорю Шамшину сенсационную новость.
Фото Владимира Козловского
Как суммировал ее Шамшин, «защите удалось найти практически неопровержимые доказательства скрытых от суда аудиозаписей фигурантов дела о контрабанде наркотиков».
Эти доказательства содержались в показаниях, которые дал в тюрьме сообщник Ярошенко — нигериец Чигбе Питер Уме, осужденный по тому же делу и приговоренный к 30 годам. По словам Уме, заговорщиков среди прочих разрабатывал некий тайный осведомитель по имени Сантьяго, но прокуратура в нарушение закона якобы скрыла его существование от защиты.
Уме также заключил задним числом, что Сантьяго тайно записывал разговоры с фигурантами кокаинового дела, но прокуратура якобы скрыла их записи от защиты и этим тоже нарушила закон. По словам Уме, в этих записях могли содержаться заявления, обеляющие и его, и Ярошенко, которому он, правда, посвящает всего три абзаца.
Председательствовавший на их процессе федеральный судья Джед Рейкофф долго не реагировал на призывы Тарасова провести повторный процесс Ярошенко в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, но тут вдруг встрепенулся и приказал прокуратуре в недельный срок сообщить, имелись ли у нее эти тайные записи и что с ними стало.
В российских СМИ эта новость произвела фурор.
«Прокуратура США обязана в течение недели оспорить улики о невиновности Ярошенко», — гласил один из типичных заголовков.
Меня изумила формулировка «улики о невиновности», поскольку до сих пор мне казалось, что улики в русском языке относятся только к виновности. А не наоборот. Но это словосочетание гуляло тогда по всему Рунету. Либо русский язык с моего отъезда сильно изменился, либо в журналистику там идут после института физкультуры или танкового училища.
Тассовец Шамшин уже представлял, как Ярошенко признают невиновным и освобождают прямо в зале суда (этим обрекая его на то, чтобы бросить в тюрьме личное имущество).
И вот прокуратура выполнила распоряжение судьи, представив ему две объяснительные записки и копию закрытого документа, который она послала защите еще 22 мая 2011 года.
Этот документ содержит данные о тайных осведомителях, разрабатывавших обвиняемых. В его последнем абзаце прокуроры пишут, что «подтверждают информацию, уже сообщенную вам прежде при разных обстоятельствах, о том, что Сантьяго (который присутствовал на некоторых записанных встречах), работал осведомителем DEA в ходе этого расследования. Прокуратура не планирует вызвать его свидетелем».
В объяснительной записке, которую подписал под присягой прокурор Рэндалл Джексон, представлявший обвинение на процессе контрабандистов, приводится цитата из заключительной речи адвоката нигерийца Айвана Фишера.
«Кстати, подсчитывая осведомителей, мой коллега одного пропустил, — говорил в ней защитник Уме. — Это Сантьяго. Сантьяго тоже был осведомителем DEA, работавшим в основном в Колумбии».
Иными словами, прокуратура никогда не скрывала факт существования таинственного Саньяго, а неоднократно сообщала о нем защите, которая об этом помнила.
То есть в своих показаниях, в которых якобы содержатся «улики о невиновности Ярошенко», Уме либо нагло соврал в наивной надежде, что его не поймают, либо продемонстрировал честный провал в памяти.
Что касается звукозаписей, будто бы сделанных Сантьяго и якобы скрытых обвинением от защиты, то Джексон заявляет судье: «Насколько я знаю, не было никаких записей, которые бы не были предоставлены защите, включая якобы утаенные записи разговоров, в которых участвовал человек, известный как Сантьяго».
То же самое заявил под присягой сотрудник DEA Джеймс Эрик Стауч, один из руководителей следственной бригады, разрабатывавшей фигурантов кокаинового дела. Среди прочего, Стауч лично руководил всеми осведомителями, работавшими на этом деле.
«Я уверен, — заявляет он в своей объяснительной записке, — что ни Сантьяго, ни какой-либо другой осведомитель не сделали в ходе расследования никаких записей, которые бы не были предоставлены защите».
По словам Стауча, он поднял документацию по всем записям, сделанным в ходе следствия, и укрепился в убеждении, что Сантьяго не делал никаких записей, на которые ссылается в своих тюремных показаниях Уме.
В ответ Тарасов не покраснел, а невозмутимо сказал Ксении Байгаровой из РИА Новости: «Сегодня прокуратура отвергла наши доводы, заявив, что никаких секретных записей нет. Но она это сделала очень неубедительно».
Тот момент, что Уме, его последнюю надежду, поймали на лжи или полном беспамятстве, Тарасов проигнорировал. Но он придрался к тому, что в прокурорском ответе содержатся осторожные формулировки вроде «насколько я знаю» (I believe — в оригинале).
Меня, кстати, они тоже смутили, ибо создали впечатление, что власти крутят хвостом или чего-то недоговаривают. Я ожидал, что Тарасов к этому привяжется, и он не обманул моих ожиданий, в тот же день направив судье ходатайство о том, чтобы тот приказал прокуратуре раскрыть настоящее имя осведомителя Сантьяго и снова сообщить, не было ли в деле «секретных записей», которые та якобы утаила от защиты.
«Мы готовы представить доказательства наличия данных видео- и аудиозаписей», — уверенно заявил он Байгаровой.
Я, кажется, уже знаю, каковы эти «улики». Как ни в чем не бывало в своем новом ходатайстве Тарасов повторяет утверждения Уме о том, что Сантьяго наверняка записывал разговоры, потому что у него всегда была такая же сумочка фирмы Monteblanc или Bally Fashion Design, с которой вечно щеголял другой осведомитель, точно записывавший разговоры.
Засим Тарасов просит судью дать ему время до 19 декабря на то, чтобы расследовать этот мыльный пузырь, в том числе съездить за границу и представить очередную порцию неопровержимых улик невиновности Ярошенко.
Неясно, как отреагирует на все это судья Рейкофф, но пока складывается впечатление, что разрекламированная Тарасовым гора «неопровержимых доказательств» родила мышь.
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 3,00 из 5)
Загрузка...
