Еврейский Мир

Консервативные политики и журналисты приняли навязанные им правила игры и поверили в миф, старательно распространяемый либеральной прессой, будто она нейтральна, стоит над схваткой и служит лишь истине. Всякий раз, когда их надежды на объективность прессы лопаются и очередному демократу сходит с рук откровенная уголовщина, а очередного республиканца с упоением дружно бичуют за какой-нибудь сущий пустяк, консерваторы всплескивают руками и негодующе вопрощают: «Где же всеобщее возмущение»?

Но вскоре успокаиваются, забывают об обиде, и все возвращается на круги своя. Их никогда не покидает надежда открыть глаза большой прессе и склонить ее на свою сторону. С истинно американским оптимизмом они верят, что стоит только представить журналистам еще столько-то неопровержимых фактов, разоблачить еще столько-то вопиющих противоречий в аргументации либеральных оппонентов, как представители прессы, которые «всего лишь добросовестно заблуждаются», узрят свет истины и начнут во весь голос о ней свидетельствовать. И консервативные лидеры рука об руку с прозревшими мастерами пера двинутся к сияющим высотам, провожаемые громкими рыданиями осиротевших либералов.

Это все равно, как если бы в разгар «холодной войны» Белый Дом построил стратегию противостояния идеологической агрессии Советского Союза на попытках раскрыть глаза светилам советской журналистики в твердой уверенности, что, стоит им узнать правду, как у Юрия Жукова и Валентина Зорина вдруг с глаз спадет чешуя, они раскаются в своих заблуждениях и примутся во весь голос прославлять демократию и креймить поганый коммунизм.

При всей наивности американцев до такого маразма они, слава Богу, не дошли. А вот по отношению к внутреннему идеологическому оппоненту республиканцы никак не могут наскрести минимум элементарной трезвости, чтобы понять, что к чему. Между тем для этого не требуется ни изощренных аналитических способностей, ни досконального знания творческого наследия Никколо Макиавелли. Все, что нужно, – это трезво сопоставить, например, как настойчиво и безжалостно большая печать травила последнего республиканского президента и как стойко она защищала и выгораживала его демократического предшественника и иже с ним.

Предвыборная кампания 1992 года едва началась, как разразился громкий скандал, грозивший пустить прахом президентские амбиции губернатора Арканзаса Билла Клинтона. Некая эстрадная певичка по имени Дженнифер Флауэрс объявила, что у нее на протяжении ряда лет был с ним роман, и в доказательство предъявила на пресс-конференции магнитофонные записи телефонных разговоров, которые она вела со своим любовником. Клинтон растерялся, но вокруг него тут же заколыхались сотни сверкающих перьев – журналистская рать стеной встала на защиту своего любимца.

Разоблачения Дженнифер Флауэрс невозможно было замолчать. Но они были поданы в печати как наглая клевета, придуманная амбициозной авантюристкой ради того, чтобы прославиться, а может быть, и хуже того – внушенная ей негодяями-республиканцами с целью опорочить и выбить из седла опасного противника. Однако широкая общественность была до того ошеломлена откровениями арканзасской дивы, что попытки прессы обелить Билла Клинтона не дали полного эффекта. Его рейтинг заколебался и пошел вниз. Нужно было срочно что-то делать.

На подмогу ринулся журналистский спецназ — телевизионщики. Билла и Хиллари Клинтон в экстренном порядке пригласили для участия в наиболее популярном и престижном общественно-политическом обозрении «60 минут» (телекомпания CBS), которое должно было пойти в эфир в тот день, когда игрался финальный матч чемпионата страны по футболу, и по тому же каналу, что гарантировало передаче максимальное количество зрителей. Дело взял в свои умелые руки создатель и главный продюсер программы «60 минут» Дон Хьюит.

Якобы спонтанное интервью было отрежиссировано по всем канонам театрального искусства. Хьюитт в мельчайших деталях расписал, что говорить обоим участникам спектакля, в какой момент взяться за руки, когда улыбнуться, а когда пустить слезу, когда как бы от волнения запнуться, а когда вспыхнуть от негодования по поводу низких происков врагов. Было сделано несколько дублей, и самый удачный из них пустили в эфир под видом экспромта.

Перед телезрителями предстали молодые симпатичные супруги, души не чающие друг в друге. Клинтон не стал утверждать, будто он совершенно безгрешен, —  опасно: мало ли что еще вылезет на свет Божий? Вместо этого он сделал туманное полупризнание, сокрушенно повинившись в том, что «причинял душевную боль» своей нежно любимой подруге жизни. Она же восторженно смотрела на каявшегося супруга, всем своим видом давая понять, что простила ему свои муки, и ныне их отношения совершенно безоблачны.

Успех превзошел все ожидания, кандидатура Билла Клинтона была спасена. После его победы на выборах Дон Хьюит по старой местечковой привычке хвастался на всех углах, что он единолично привел губернатора Арканзаса к власти, и подробно рассказывал, как именно. Не в меру болтливый продюсер поплатился за тщаславие: ему было отказано от Белого Дома. Обиженному Хьюиту только и оставалось, что жаловаться всем встречным и поперечным на черствость не помнящего добра президента. Спрашивается, где всеобщее возмущение по поводу обмана? Оно, возможно, и имело бы место, знай широкая общественность о том, что произошло. Но пресса об этом ни гу-гу.

Не прошло и двух месяцев с инаугурации нового президента, как он приказал министру юстиции Джанет Рино уволить федеральных прокуроров во всех 93 округах страны. Собственно говоря, Биллу Клинтону нужно было посадить своих людей только в двух округах – в Арканзасе, где бурлил и ширился громкий скандал вокруг его махинаций в деле «Уайтуотер», и в Вашингтоне, где прокурор Джей Стивенс собирался вот-вот возбудить уголовное дело по фактам вопиющей коррупции против председателя комитета по изысканию путей и средств Палаты представителей Дэна Ростенковски — главного союзника президента в Конгрессе.

Но спасение проворовавшегося конгрессмена было лишь второстепенной целью увольнения не в меру активного вашингтонского прокурора. Предусмотрительный Клинтон, как опытный уголовник, действовал с дальним прицелом. Ему абсолютно необходимо было иметь надежного союзника на месте прокурора, чья юрисдикция распространяется на должностные преступления всех государственных служащих вплоть до самого президента: мало ли что может случиться?

Однако замена прокуроров только в двух означенных округах выглядела бы подозрительно. И президент, следуя старой мудрости, гласящей, что умный человек прячет лист в лесу, а камень – на галечном пляже, решил выгнать всех прокуроров скопом, чтобы спрятать двух нужных индивидов в толпе их собратьев и замаскировать свои истинные намерения. А поскольку они ни для кого не составляли тайны, казалось бы, журналисты должны были заинтересоваться таким беспрецедентным поступком.

Но нет, не заинтересовались. Просто дружно пожали плечами – дескать, прерогатива президента — назначать прокуроров, и посему он имеет полное право в любой момент их уволить по любой причине или вообще без причины. Таков был лейтмотив немногих сообщений о тотальной зачистке прокурорского сословия, которые все же были напечатаны, но поданы под нарочито нейтральным соусом. Газета Washsington Post, например, озаглавила соответствующую заметку следующим образом: «Джей Стивенс не у дел». Понимай, как знаешь: то ли изнывает от безделья, то ли отлынивает от работы.

Большинство же органов печати просто обошло этот эпизод молчанием. Например, две их трех главных телевизионных компаний (ABC и CBS) вообще не сообщили о нем ни слова, а NBC посвятила ему аж 20 секунд (для сравнения: в разгар «бушевского скандала» с увольнением нескольких прокуроров эти три канала устроили длительную истерику, суммарно отводя ему в среднем по 45 минут в неделю). В дальнейшем президент Клинтон продолжал неустанно тасовать свой прокурорский корпус и заменил еще три десятка неугодных ему федеральных прокуроров. И опять при полном попустительстве прессы.

Президент действительно вправе по своему усмотрению увольнять федеральных прокуроров. Но сравните нарочитое равнодушие по поводу прокурорского погрома, учиненного Биллом Клинтоном, с бурей негодования, которая разразилась в центральной печати в связи с намерением Джорджа Буша уволить – нет, не всех федеральных прокуроров, а только лишь восьмерых из них. Властители дум квалифицировали это как неслыханный, чудовищный скандал: все это дело, дескать, очень дурно пахнет и наводит на всякие тревожные мысли. Не то, что варфоломеевская ночь Клинтона: та просто источала благоухание и никаких таких мыслей не вызывала.

За несколько дней до выборов 2000 года в печать была слита ядовитая информация, которую загодя откопали и держали про запас компроматчики-демократы: в 1976 году у Джорджа Буша был привод в полицию за вождение машины в нетрезвом виде. Буш и сам открыто признавал, что в былые годы грешил пристрастием к бутылке («когда я был молод и глуп, я был молод и глуп»), но в возрасте 40 лет пережил второе рождение во Христе и с тех пор спиртного в рот не брал. Тем не менее его объявили отпетым алкоголиком, в каковом качестве он и оставался под подозрением у прилежных читателей большой прессы.

Всеобщему возмущению по поводу асоциального поступка кандидата Республиканской партии не было конца. В течение пяти дней, остававшихся до выборов, в прессе появилось 843 материала по поводу этой истории, ставшей крупнейшим скандалом предвыборной кампании. В опросах избирателей на выходе из избирательных участков («экзитполы») 25% американцев, отдавших свои голоса кандидату Демократической партии действующему вице-президенту Ал Гору, поведали, что разоблачение решающим образом повлияло на их выбор.

По оценке политтехнологов, “черный пиар” обошелся республиканскому кандидату в 2-3% (т.е. несколько миллионов) голосов. Если бы не грязный трюк, демократы не смогли бы поставить под сомнение победу Буша, не потребовался бы длившийся полтора месяца подсчет голосов во Флориде. Словом, не возник бы кризис, который надолго отравил атмосферу в Вашингтоне и определил на многие годы вперед политическую стратегию демократов.

Вполне возможно, что и его соперник пострадал бы, знай избиратели-демократы, для которых мораль – не пустой звук, что Ал Гор вымогал крупные пожертвования у ассоциации техасских адвокатов в обмен на президентское вето на законопроект о реформе системы правосудия. Это вам не вождение в нетрезвом виде! К тому же речь шла не о заплесневевшем мелком проступке четвертьвековой давности, а о свеженьком, с пылу — с жару, тяжком должностном преступлении.

Но сообщение об этом было лишь вскользь упомянуто в нескольких газетах, а телевидение, откуда 70% американцев черпают свои сведения о том, что происходит на свете, вообще не стало информировать избирателей о прегрешении действующего вице-президента — вероятно, чтобы не мешать им негодовать по поводу возмутительного поведения алкаша-отморозка Джорджа Буша.

Столь же вяло бестрепетные блюстители истины отреагировали и на сведения о том, что первая леди Хиллари Клинтон, будучи женой губернатора Арканзаса, менее чем за год, играя на бирже, увеличила свой начальный капитал в 1000 долларов ровно в 100 раз. Журналисты объясняли свое нежелание писать об этом деле тем, что оно чрезвычайно запутанно – настолько, что даже они, умные и образованные, ничего в нем понять не могут. Где уж там дуракам-читателям разобраться! А коль так, то стоит ли обращать внимание на этот эпизод,

Однако известного журналиста, лауреата Пулитцеровской премии Джеймса Стюарта, написавшего хвалебную книгу о Клинтонах по их заказу, при всех его либеральных воззрениях одолело любопытство: что это за такая головоломная комбинация, которую провернула неопытная губернаторша, никогда раньше (а равно и позже) на бирже не игравшая? Он проконсультировался с биржевиками, и те ему объяснили на пальцах, что ничего сложного тут нет – обыкновенная и довольно примитивная жульническая операция.

Стивенс узнал, что крупнейшая пищевая компания Арканзаса Tyson Foods решила отблагодарить всесильного губернатора штата за всевозможные поблажки, всучив ему через жену взятку под видом биржевого выигрыша. Брокер компании получил соответствующие инструкции, которые ему выполнить было легче легкого, ибо он играет одновременно и на повышение, и на понижение, а затем по своему усмотрению распределяет выигрыши и проигрыши между клиентами, чьими деньгами он распоряжается. Вот таким образом Хиллари Клинтон и «выиграла» 100 тысяч долларов. «Немыслимо сложная и запутанная» биржевая операция на поверку оказалась примитивной жульнической махинацией, к тому же провернутой крайне небрежно, без соблюдения элементарных правил предосторожности.

И где же всеобщее возмущение? Да откуда ему взяться, если дело было замято органами правосудия (вот зачем президенту нужен был «свой» федеральный прокурор в Арканзасе) и замолчано прессой, словно его и не было?

Не успел президент Клинтон как следует освоиться на новом месте и запомнить планировку Белого дома, как его супруга затребовала из ФБР многие сотни персональных досье. Сколько — никто не знает, но принято считать, что не менее 900, хотя реальная цифра должна была быть заметно выше: ведь умный властитель никогда не упустит случая запастись компроматом на максимальное число реальных и потенциальных врагов, не говоря уже о друзьях, которые в принципе опаснее врагов, ибо больше знают.

Во всяком случае можно не сомневаться, что в руках предусмотрительной арканзасской четы оказались сокровенные тайны всех сколько-нибудь заметных вашингтонских политических и общественных деятелей от обеих партий. (Эти досье ох как пригодятся Биллу Клинтону, когда подвергшемуся импичменту президенту будет грозить отстранение от должности.)

Операцией по сбору компромата руководил начальник отдела кадров Белого Дома Крэйг Ливингстон. Этот человек с внешностью уголовника и темным прошлым в миру не поднялся выше должности вышибалы в баре. Но, видно, были у него какие-то тайные достоинства и заслуги, которые очаровали первую леди, — молва упорно утверждала, что она лично приказала взять его на ответственный пост в штате Белого Дома.

Впрочем, кто сказал, что Ливингстона наняла Хиллари Клинтон? На слушаниях в Конгрессе никто из сотрудников администрации, как ни напрягал память, так и не смог вспомнить (под присягой), кто же взял на работу экс-вышибалу. Выходило, что он сам себя нанял. Слабая память оказалась и у самого Ливингстона, который тоже показал, что ну никак не может припомнить, каким образом ему удалось стать членом президентского аппарата.

Получалось что-то вроде следующего сценария: прогуливался Ливингстон как-то по Пенсильвания-авеню мимо Белого Дома, глядь — дверь открыта. Дай, думает, зайду. Зашел — а там пустой кабинет, на двери табличка – “Начальник отдела кадров”. Ну, вошел, сел за стол и стал работать. Так и пошло. Спасибо еще, что не догадался зайти в Овальный кабинет. А то ведь тоже мог войти, сесть за президентский письменный стол, начать работать…

И что же, эта история, конечно, вызвала пароксизм хохота в прессе? Господь с вами, зачем писать о таких пустяках? Ну, девичья память у человека, что в этом такого особенного? Может, он мало рыбы в детстве ел, а может его нянька уронила, или еще что. И с фэбээровскими личными делами тоже нечего огород городить! Подумаешь, каких-то жалких 900 досье! Всего ничего! Тем более, что Белый Дом объяснил: вся история – добросовестная ошибка. А, ну раз добросовестная, тогда можно считать, что ничего и не было.

То ли дело во время Уотергейтского разбирательства, когда оказалось, что ответственный сотрудник аппарата президента Никсона Чак Колсон истребовал у ФБР целое 1 (одно!) досье. Вот тогда возмущению прессы не было конца. Журналисты просто задыхались от негодования: какая неслыханная наглость – манипулировать ФБР в политических целях! Ведь это чистый фашизм! Колсон пошел под суд и был приговорен к трем годам тюремного заключения, из которых ему пришлось отсидеть семь месяцев. Поделом негодяю!

Еще более таинственными обстоятельствами была окружена гибель на своем посту самого высокопоставленного государственного деятеля после президента Джона Кеннеди. 20 июля 1993 года в пригородном парке Форт-Марси был обнаружен труп заместителя главного юрисконсульта Белого Дома и личного адвоката Билла и Хиллари Клинтон — Винса Фостера.

Спустя всего два часа после первого известия о его гибели, еще до официального опознания тела и установления причины смерти, в кабинет погибшего нагрянула четверка: главный юрисконсульт Белого Дома Берни Нуссбаум с секретаршей, глава аппарата первой леди Маргарет Уильямс и член “арканзасской мафии” – давнишняя приятельница президента Клинтона Пэтси Томассон, занимавшая в центральном аппарате администрации ответственный пост с неопределенными функциями.

Зачем они туда явились? Неужели не ясно; погоревать-поплакать, утешая друг друга в свалившемся на них горе, вот зачем! Маргарет Уильямс сообщила, что ее повлекла в кабинет Фостера “какая-то неведомая волшебная сила”. (Так и показала под присягой – и никто из присутствующих даже не улыбнулся.) И вот сидят они в кабинете и горько, безутешно рыдают. Но при этом все время говорят по телефону с некоей Сюзан Томассес, которая не занимала никакого официального поста в администрации, зато была главной подругой первой леди. На протяжении первых двух суток она звонила членам команды плакальщиков 17 раз – «выразить им соболезнования». Причем звонила она по особому тайному номеру, в обход телефонного узла Белого дома, где автоматически записываются все переговоры.

Но горе не смогло парализовать плакальщиков. Героически борясь с душившими их слезами, они перевернули вверх дном весь кабинет — по их словам, искали посмертную записку самоубийцы, но не нашли. (Кстати, откуда у них была такая уверенность, что Винс Фостер покончил с собой? Ведь труп еще даже не опознали, не говоря уже о том, чтобы установить причину смерти.) Стоявший у дверей охранник показал, что Маргарет Уильямс вынесла из кабинета большую коробку, но та категорически заявила, что ничего она не брала, ни единой бумажки, а охраннику просто померещилось (а может, опять вмешались те самые колдовские чары).

(Вот вам, кстати, и разгадка другой таинственной истории. Спустя три года в жилых покоях Белого Дома чудесным образом «нашлись» пропавшие копии счетов, выставлявшихся арканзасской юридической фирмой Rose клиентам за услуги ее сотрудницы Хиллари Родэм Клинтон. На бумагах были обнаружены отпечатки пальцев только двух лиц – первой леди и Винса Фостера. Видимо, их-то и изъяли при обыске члены команды плакальщиков. И надо же так случиться, что документ, изобличавший супругу губернатора Арканзаса в совершении целого ряда деяний, трактуемых уголовным кодексом, выплыл на поверхность как раз по истечении срока давности по этим делам. Какое интересное совпадение!)

Трудно придумать более лакомую приманку для прессы, не так ли? В этой истории есть все элементы оглушительной сенсации – загадочная смерть  высокопоставленного сановника, близкого друга и поверенного первых лиц государства, панический обыск кабинета покойного по указаниям первой леди, изъятие, видимо, важных докуменов, гора нелепой лжи, нагроможденной ведущими сотрудниками Белого Дома, и масса других, не менее любопытных обстоятельств, включая даже столь любезные журналистскому сердцу намеки на клубничку – про Винса Фостера и Хиллари Клинтон разные слухи ходили..,

Но то, что крайне заинтриговало бы обыкновенных людей, не вызвало у журналистов никакой реакции, кроме ленивой зевоты. О чем вы говорите, где тут загадка?! Ведь вам же ясно объяснили:  “неведомая волшелная сила”, что тут непонятного?! А поскольку пресса окружила дело плотной завесой молчания, остались в неведении о нем и широкие массы.

Правление Билла Клинтона запомнилось как сплошная череда скандалов, но доминантой, вероятно, следует считать непрерывные нарушения законов о сборе пожертвований на политические цели. Политтехнологи любят говорить, что «деньги – материнское молоко политики», но Клинтон превратил этот афоризм в символ веры. Основным содержанием его первого срока на посту президента был сбор средств на предвыборную кампанию на второй срок.

Все, что можно было продать, продавалось, на все была установлена твердая такса: коллективное кофепитие с президентом – 50 тысяч долларов с носа, ночевка в Линкольновской спальне Белого Дома – 100 тысяч с пары; включение в президентскую делегацию при поездке за границу – одна цена, включение в министерскую делегацию – другая. Клинтон умудрился даже продать место для захоронения на Арлингтонском национальном кладбище в нарушение закона – место было куплено за солидный куш штатским, хотя на этом кладбище полагается хоронить только ветеранов. (Джон Кеннеди был похоронен на Арлингтонском кладбище отнюдь не как президент США, а именно как ветеран Второй мировой войны.)

В этой кампании видная роль была отведена вице-президенту Гору, который, в частности, занимался выколачиванием денег из потенциальных доноров по телефону из своего кабинета в Белом Доме. Уголовный кодекс предусматривает особую статью за сбор политических пожертований в государственных учреждениях. Но недаром говорят: закон что дышло… Как только стало известно, чем занимался вице-президент, ему на подмогу рванулось телевидение: приглашенные эксперты-юристы услужливо разъясняли телезрителям, что на первый взгляд, действительно, может показаться, будто Ал Гор нарушил закон, но если разобраться, то это не так.

Да, вице-президент телесно находился в Белом Доме, но его голос, пролетев по проводам, поступал в уши собеседников по месту их, а не его, пребывания. Иными словами, требования денег звучали уже за пределами федеральной территории, и, стало быть, формально закон не нарушался. И ни один из консультантов при этом даже не улыбнулся. Столь же серьезно были настроены и телевизионные ведущие – дескать, коли так, не о чем и говорить! Бикфордов шнур пошипел-пошипел и погас, взрыв не состоялся.

Этот список можно продолжать до бесконечности, но думается, и приведенных примеров вполне достаточно, чтобы проиллюстрировать главный тезис этой статьи: сколько бы большая печать ни твердила о своем нейтралитете, она рьяно выполняет функции пропагандистского аппарата Демократической партии.

Журналисты принадлежат к наиболее преданной когорте армии либерализма и разделяют все ее воззрения. Для них существует только один угол зрения – их собственный, а те, кто придерживается иной точки зрения, не могут считаться полноценными людьми. В том, что касается этих низших существ, нет никакой необходимости придерживаться цивилизованных норм общения, во имя торжества справедливого дела ложь и обман вполне допустимы.

Консерваторы должны это осознать и выстраивать свои отношения с большой прессой соответствующим образом: не верить ни единому слову ее представителей, ни единому обещанию, помнить, что их показное радушие – это маска, прикрывающая презрительный снобизм и брезгливое  высокомерие, что они только и ждут возможности унизить и оболгать идеологических противников. Пора консерваторам избавиться от иллюзий, навязываемых им либеральной пропагандой. Чем скорее они это сделают, тем легче им будет ориентироваться в политической борьбе. Не поставив диагноза, болезни не вылечить.

Автор — Виктор ВОЛЬСКИЙ

Источник