Окончание. Начало в № 722
— 5 —
Давид умолкает. Слезы текут по его щекам. Говорить он не может и все время поглаживает колено.
– Сколько лет прошло, – шепотом говорит он, – а разбитое колено до сих пор болит. Страшно болит. И операцию делали, вставили какой-то металлический штырь, а проку нет…
Оказалось, что его и мать забрали в гестапо и старались узнать, куда делись отец и старший брат Эгон. Он, конечно, предполагал, что они прятались в посольстве, но говорить об этом никак нельзя. Рядом в камере допрашивали мать. И она молчала. Допросы следовали один за другим. Каждый «разговор по душам» сопровождался уникальными пытками: его били, заставляли ночами стоять, не выключали свет. А он думал только об одном: как там мама, выдержит ли? После очередного допроса его сбросили с огромной лестницы. Вот тогда в колене что-то хрустнуло.
Когда совсем стало невмоготу, а допросы продолжались с той же интенсивностью, он объявил голодовку. Конечно, это был бессмысленный шаг. К физическим болям добавились и голодные спазмы. Не давала покоя и неизвестность: где отец и брат? Он тогда ничего не знал о стараниях Валентина Бережкова. Гораздо позже, уже в СССР, он напишет ему письмо и найдет возможность передать адресату в руки. С одной стороны, он поблагодарил его за помощь и содействие, но задал и такой неизменный вопрос: стоило ли уезжать, если отец, мать и брат уже на советской земле будут арестованы по пресловутой 58-й статье за шпионаж и сгинут в сталинских застенках?
Бережков извинился. Что он мог еще сказать? Рассказал, как развивались события, как старался объяснить следствию истинную картину и ручался за честность его родителей и брата. Ничего не помогло. Да и мог ли он остановить кровавую колесницу, которая была запущена на полный ход.
— 6 —
Советское посольство бурлило. По личному настоянию Бережкова в списки посольских дипломатов включили и Соломона Финна с семьей. А Давида, избитого и истощенного, направили прямым ходом в… Бухенвальд. Там он встретился с мамой – ее привезли раньше. Господи, что осталось от неизменно веселой и красивой мамы!
Бухенвальд. Как им объявили, это обычный пересыльный лагерь, где после интенсивной сортировки заключенных определяют в разные зоны. Он не знал тогда, что зону вблизи Веймара, на горе Эттеренберг, специально отвели для т. н. злостных противников режима, и с 1937 по 1945 гг. в нем побывали 240 тысяч человек из 33 стран. 56 тысяч из них погибли. На входе всех встречал огромный лозунг – «Каждому свое». Это была своего рода граница между цивилизацией и варварством…
У нас опять пауза. Давид смотрит отрешенно, весь в своих невеселых мыслях.
– Понимаете, – говорит он, – этого нельзя передать словами. Человек в таких условиях перестает быть человеком. Главная цель лагеря, как я теперь понимаю, – унизить, сломить, вытравить все человеческое, заставить друг друга ненавидеть. Разве нормальные люди могли до этого додуматься? Это было страшное время. А вот клеймо мне не успели поставить. И за это спасибо Бережкову.
— 7 —
А Бережков уже поставил всех на ноги и предупредил МИД Германии: они не тронутся в путь, пока не соберут всех. Конечно, он имел в виду и семейство Финнов. Тем более что немецкие дипломаты в Москве также торопились покинуть СССР. Давида и его мать нашли в концлагере и препроводили к специальному поезду, которому предстояло пересечь Венгрию, Югославию, Чехословакию, Болгарию, Турцию. Здесь-то они, наконец, и собрались всей семьей.
Не везде радостно встречали советских посланцев, а кое-где и недружелюбно.
В Болгарии он впервые услышал замечательное слово «другари»: болгары приносили к поезду еду, воду, фрукты. Такое не забывается.
Добрались до Константинополя, оттуда – в Анкару, где и состоялся обмен дипломатами. А потом прямым ходом в советскую Армению. Здесь стоянка была не только техническая. Откуда ему тогда было знать, что КГБ готовил им, измученным очередной сюрприз, ни в какое сравнение не идущий с предыдущими? Откуда ему тогда было знать о пресловутой 58-й статье Уголовного кодекса СССР, которая стала символом смерти для миллионов людей? И не только советских. Гораздо позже Давид получит эту раздирающую душу обычную отписку: «Ваш отец, Финн Соломон Ноахович и брат Эгон Соломонович прибыли из Германии 28 августа 1941 года в составе группы советских граждан, служивших в советских учреждениях в Германии, выселенных в связи с военными действиями Германии и СССР. 3 сентября они были арестованы по подозрению в шпионаже в пользу Германии. Постановлением Особого Совещания НКВД они были осуждены к 10 годам лишения свободы каждый». В этой официальной справке – сплошной обман. Потому что отца и брата сразу же расстреляли. А о матери ни слова – она бесследно исчезла. Был человек, и нет человека.
И в другом документе – из прокуратуры Армянской ССР – о ней даже не упоминается. Сухие строки официальной отписки лишь сообщают о том, что Финн С. Н. и Финн Э. С. реабилитированы, как «подпадающие под действие ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1969 г. о дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30 – 40 гг. и начале 50-х годов». И ни слова извинения и покаяния, как будто речь шла об обычной рутиной процедуре.
— 8 —
В жизни Давида Финна начинался новый этап, непредсказуемый и не менее тяжелый, как и все предыдущие.
– В Ленинакане (Армения) нас, детей «врагов народа», – говорит он, – собрали на пустыре, огороженном колючей проволокой. Что делать? Языка не знаю. Никаких средств нет. Родителей и брата увезли. Никого знакомых нет. Даже подумал тогда: а не лучше было бы остаться в Германии и умереть там…
В такой обстановке и взрослый запаниковал бы. Действительно, что делать? Напасти, одна страшней другой, продолжали сопровождать его. Их погрузили в «телятник» и погнали в глубь страны. А по дороге свалил сыпной тиф: его сняли с поезда и увезли в больницу и поместили в особый блок. Кто бы мог подумать, что именно сыпняк окажется спасительным чудом. Его, видимо, посчитали умершим и вычеркнули из злополучных списков.
А когда пришел в себя, сел на первый поезд и поехал. Куда? Оказалось, в Казахстан, в Актюбинск. А там на вокзале попал в облаву и «загремел» в детприемник для беспризорных. Это был настоящий ад! Казалось, будто вся бандитская шушера собралась здесь. Ему было труднее и опаснее остальных: затесался «чужак», да еще с такой странной фамилией и вовсе не здешним именем. И он бежал. Кроме вокзала, идти некуда было. Тогда несказанно повезло: на него обратил внимание «интеллигентный мужик». Как мог, он объяснился с незнакомцем, и тот на время приютил его у себя. А потом устроил на военный завод. Как оказалось впоследствии, это был «большой начальник» городского масштаба. Он и помог получить продуктовую карточку и хоть какой-то временный документ.
Военный завод, куда попал Давид, изготовлял гильзы для патронов. Здесь он и освоил первые рабочие профессии – слесаря и жестянщика. Все бы ничего, но анкета, словно привидение, ходила следом и не давала расслабиться. Казалось бы, в военкомате могли спокойно обойтись без придирок. Шла война. Он, как мог, объяснил, что знает в совершенстве немецкий и может пригодиться на фронте. Военком то соглашался, то согласовывал в разных инстанциях и наконец наложил размашистую резолюцию – «неблагонадежный».
— 9 —
Одиссея Давида Финна советского периода – волнующий роман, в котором порядочность соседствует с подлостью, внимание и чуткость с равнодушием и черствостью. Пришлось из Казахстана перебираться подальше, т. к. анкета «бежала» следом, а иногда и опережала. И вот в поезде, следовавшем в Молдавию, познакомился с соседом, который оказался начальником паспортного стола милиции. Он внимательно выслушал сбивчивую историю Давида, задал немало вопросов, а потом дал свой телефон и адрес: «Заходи, что-нибудь придумаем», – на этом они и расстались.
Буквально в тот же день Давид появился в кабинете своего знакомого.
– Сейчас езжай на танковый завод, я уже с ними договорился. Там специалисты нужны. Постарайся меня не подвести.
Он старался. Уже вскоре о новичке заговорили. Он сумел освоить несколько очень важных операций, придумал немало самых разных приспособлений и штампов, которые не только облегчали труд, но и позволяли значительно быстрее ремонтировать танки. Казалось бы, радоваться надо, что появился творческий специалист. Но поползли слухи: иностранец, дескать, старается всех обойти, надо с ним разобраться. И разбирались. Вот такая пошла напасть: все шло нормально, пока не появлялся новый кадровик, который обязательно старался «навести порядок». Пришлось уволиться. И даже на промкомбинате, куда впоследствии устроился жестянщиком, Давид сумел быстро освоиться и стать мастером, а потом и начальником цеха. Но и тут настиг его очередной кадровик. До самого выезда в Америку работал уже энергетиком Кишиневского водоканала. Успел и электромеханический техникум закончить и даже три курса института. И еще одна знаменательная дата – 1953-й год: Давид обзавелся семьей. Фаина работала бухгалтером на промкомбинате. Их роднило многое: сиротство (ее отец погиб на фронте в 42-м, а мать умерла в эвакуации), умение преодолевать трудности, не ныть. Вырастили сына, а теперь и три внука радуют.
— 10 —
Последний причал – Америка. Грех бы сейчас жаловаться: Германия дает пособие, да и Америка не скупится. Как говорится, жить можно. Но и тут не обошлось без всякого рода причуд. Причем, не местных, а привезенных «оттуда». Началось с того, что адвокаты, которые занимались пособиями для переживших Холокост, затянули дело, и стал вопрос о том, положено ли ему пособие. Более того, потребовали справку из… гестапо. Пришлось Давиду обратиться к тогдашнему канцлеру Германии Гельмуту Коллю. Все быстро разрешилось. Только вот служительница правосудия, которая к этой истории имела самое косвенное отношение, позвонила и весьма прозрачно намекнула, что ей следует отстегнуть определенную сумму за … старание. Как написали бы советские передовицы, есть еще отдельные недостатки в здоровом коллективе.
Весь израненный, исполосованный многочисленными операциями, Давид не теряет оптимизма.
Вся жизнь свидетеля и участника трагического пласта истории прошлого века Давида Финна – строка в историю Холокоста. Его биография – не просто семейная летопись, а история, где скрестили шпаги подлость и порядочность, варварство и цивилизация. По истории этой семьи можно изучать историю целого поколения, которое на себе прочувствовало трагизм прошедшего века.