Наконец-то пушки взяли маленький перерыв, и с радостью возвращаюсь к просто человеческому. У нашей гостьи всего по два: фамилия двойная, родилась и выросла в Риге, живёт с супругом в Мельбурне (значит, в семье двое). Два сына, две собаки, два кролика, две золотые рыбки. Два народа, две природы (река Даугава, на которой стоит город её детства, отметилась даже в фамилии: Инга Даугавиете-Глозман, а на этом фото — австралийские эвкалипты).
Есть в её поэзии и иная двойственность — то прямая молитва, то обычная земная жизнь. То христианские, то еврейские мотивы. То чистейшая осмысленность и одухотворённость — то картинки нынешнего, не всегда скромного быта. То — почти мифическое, книжное прошлое, то — оно же, стоящее рядом или над…
Инга переписывает всё под — женщину-себя, как бы вживает себя в библейские сюжеты. Так с ними обращались и Ахматова, и Цветаева. Женское это. Конечно, всё некогда было не так. Совсем не так. Но это и не о них — о себе. И всё на свете устроено тоже не так, вовсе не так. Б-г не бывает равнодушным. Но — что важнее для женщины, чем пришедшее сейчас настроение?
Несомненно, одно-единственное, не разделённое на антиподов у этой женщины: мастерство, талант.
Шлите нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com.
Инга Даугавиете-Глозман
ВРЕМЯ ЛЮБИТЬ
1. Сватовство (Лия)
Глух да нем, говорю, пусти!
Смотрит в сторону —
может, слеп?
Сыновей под сердцем носить
Для него?
Расстелю постель,
И в тепле ладоней —
Горбат!
Кого хочешь, сестра, спроси!
Был бы брат — отказал. Богат?
Всё богатство — нож!
И без сил
До утра, внимая тебе —
(Как прекрасна его ладонь
На груди моей). Колыбель
Пухом выстелю, как гнездо.
Всё потом — сыновей рожать
(станет дочь предвестьем беды).
Торговался отец, дрожа,
До прихода второй звезды.
Тронул ветер ветки олив,
Странно тих домочадцев круг,
Госпожа, все давно легли.
Не тебя он просил.
Сестру.
2. Ревность (Рахиль)
Говорил, глаза мои — цвет воды,
Напоить просил.
Не поднять кувшин.
– Завитки волос —
на ладони — дым.
«Не спеши, прошу тебя!
Не спеши.
Не она одна. Не о ней, одной».
Дым костров. Шатры.
Силуэт горы,
Накрывает тихо долину ночь,
А ладонь твоя — на руке сестры.
Ты не знаешь, дитя —
о тоске племён
По земле, о связи времён и вер.
– Говорил, моя кожа —
горячий мёд,
А сестра опять открывала дверь
Ты не знаешь, нет —
прорастает боль,
Застывая в теле — так плоть
ножа !..
Я не слышу, что говорит
твой Б-г,
Но сестра уходит в шатёр —
рожать,
Безнадёжно — тысячи голосов
(Говорил, глаза мои — как вода)
Каждый месяц — слёзы и кровь
— в песок.
– Подожди, любимая!
– Сколько — ждать?!
Шелестят оливы. Стекает синь
Ледяного неба — в мою постель.
Мне приснился рыжеволосый сын,
Говорил — из наших с тобой —
детей….
3. Дина
Вдохом на первом слоге,
и стоном — Ди-На!…
Слова застывают на языке.
Кольца твоих волос на моей груди,
Выдохом, эхом — имя твоё.
Шехем.
Шёпот двоих осыпается вглубь
ковров,
В кубке пылает нетронутое
вино.
Спины рабов вздрогнут
под серебром —
Сладкое право Дину назвать
женой
Перед народом!
Нитью красной прошит
Снег простыней… и — храмовых
жриц наряд.
Смуглый мальчишка,
только живи! Дыши —
Слышишь?! Владей душой
моей, сын царя!
Тают ладони. Вниз по теченью
плыть.
Очи твои — так рубинам
во тьме мерцать!
Лица богинь квадратны,
тела — круглы,
Что мне — безликий Б-г
моего отца,
Братьев?! Зачем амулеты
сжимать в горсти,
Если по венам — пятнадцатая
весна —
В дрожь! O, если бы мне —
сиротой расти.
И не узнать. Или —
не вспоминать!
Тихо свернулась кошка
клубком в углу,
Дочь рабыни играет
кольцом ключей.
Мой господин, не спеши…
с караваном… слуг.
Дай мне ещё одну ночь.
На его плече.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Помню, мама всё качала сестру:
«Будет принц тебе, красавица,
спи…»
Обещали снегопад поутру,
станем завтра динозавра
лепить.
– Сказку, мама! Где коза-дереза!
– Помню бабушку, иконы в углу…
Хорошо бы научиться вязать,
Будем петли пересчитывать вслух.
Сказку? Жил да поживал добрый
царь…
От сестры четвёртый год нет
вестей.
Перепутал наш Создатель
сердца,
Дал не тем! И пользы что
в красоте?
Мать на кухне допивает вино,
Скорбно смотрит (как всегда!)
в потолок.
За конфетами пойдём
в гастроном,
– Сказку?
Жил когда-то Б-г… добрый Б-г
ПЕРЕХОД (ПЕСАХ)
Пластина неба раскалена
До белизны. Впереди — пустыня,
А дома (только не вспоминать,
как выла соседка
над мертвым сыном),
Господня воля. Своих — в степи,
бесслёзно — помнишь?
В снегу, в пещере.
Кто плачет? Младшенький…
хочет пить.
Всегда терпели, везде терпели.
Всего превыше — в любой судьбе —
Господне слово. Живым
и мертвым!
А солнце — яростный
скарабей —
Плывёт над линией горизонта.
Потом змея уползет в нору,
Потом — забьется в стальном
сатине
Другого неба — другой паук.
Потом — обернется цветком
пустыня —
Когда-то. Позже. Пройдут века.
На горизонте — пунктиром —
скалы
Сейчас. Намокла прядь у виска,
Ещё немного. Чуть-чуть.
Осталось.
***
Привычно просыпаться
по утрам.
Перебирать — слова, тарелки…
мебель
Передвигать, а в равнодушном
небе
Не облака, а радуга реклам.
Так жить — в Париже, Рио…
где ещё?
В Житомире. И всё такой же
вечер,
На горизонте — купола мечетей
Или костёлов. Рабби или ксёндз
Угрюмо-равнодушен, как и тот,
Кто… Да простятся
прегрешенья наши!
Себя в себе — не расплескать —
как в чаше —
В любой стране.
Под небом-шапито.
ОСЕНЬ
Чем дольше веришь — тише
слова молитв.
Светлее ночь. Размереннее строка.
Невероятно ярок осенний лист,
И растекается в рамке небес
закат.
Из города — все дороги ведут
к воде,
(Чем ближе дюны —
пронзительней синева),
И в янтаре тает короткий день.
Всё — забывай. Намеренно —
забывай!
Касается края воды золотой
клубок,
Идешь, почти не касаясь седой
земли…
И вдруг понимаешь,
как равнодушен Б-г.
И как — нечеловечески —
справедлив.