– Александр Моисеевич, вы широко известны как поэт и исполнитель авторской песни. Но в первую очередь вы — учёный с мировым именем. Какова, по вашему мнению, роль науки в современном обществе?
– Всё, чем я занимался в своей научной деятельности, можно выразить кратко: поиск практических ответов на вопросы мироздания. Я уверен, что величие любой страны определяется не количеством ядерных ракет, а интеллектуальным потенциалом. Россия — одна из немногих стран мира, где была очень сильна фундаментальная наука. Но последние 20 лет её систематически разрушают, а подчас пытаются вообще угробить сомнительными бюрократическими реформами. Делают это люди абсолютно невежественные, преследующие личные коммерческие цели. Необходимо, чтобы в обществе система духовных ценностей была выше, чем материальных.
– Возможно ли, по вашему мнению, эффективно совмещать науку и другие виды деятельности, в частности — творчество?
– Наука — мой способ бытия, я полжизни провел в экспедициях, кроме последних лет (не потому, что возраст прижал, а потому, что у России попросту нет средств на это). Сказать по правде, я не очень различаю науку и творчество. Не будь экспедиций — не было бы и моих песен, а не будь настроя на песню — я никогда бы не пошел в геологию. Моему сыну, микробиологу, значительно сложнее: он совмещает научную деятельность в области бактериологии с абсолютным погружением в традиционный еврейский уклад жизни. Учёба в коллеле требует от него значительной самоотдачи. Но это — его выбор, и он в нём последователен.
– Александр Моисеевич, вы были активным защитником Белого дома в 1991 году. Было ли вам страшно?
– Безусловно, да. Иначе и быть не могло — на нас шли колонны танков. Но именно тогда я впервые в жизни, правда, очень ненадолго, почувствовал себя свободным человеком. И это непривычное чувство свободы во мне осталось. После тех событий я стал другим человеком и в прежнее состояние уже не вернусь, что бы ни происходило вокруг. Один лишь раз ощутив такое, человек себя снова в рабские рамки не загонит… Эту перемену в душах я считаю главным приобретением тогдашнего стояния на баррикадах.
– Сегодняшние события между Россией и Украиной вызывают у вас чувство страха?
– Конечно, нет. Нынешняя ситуация вызывает совсем другие чувства — горечь, стыд и разочарование. Но я ко всему стараюсь относиться спокойно. Помните, как писал Иосиф Бродский: «Мир качнётся вправо, качнувшись влево». Это естественный путь развития. Неприятно лишь, что российская власть позволяет себе использовать имена честных людей в своих корыстных целях. Так было, например, с известным списком награждённых медалью «За освобождение Крыма». О том, что моё имя попало в этот список, я узнал слишком поздно. Но на вручение не поехал и в руки её не брал.
– Что для вас значат понятия «честь» и «достоинство»?
– Для меня это непреложные нравственно-этические понятия, чётко изложенные в широко известном первоисточнике — Торе. В первую очередь это касается поведения человека в экстремальных ситуациях. От этого зависит, останется ли человек человеком в крайне тяжёлых условиях войны. Я писал об этом:
И осознать, вероятно, несложно,
Лет через сто или двести:
Всё воссоздать из развалин возможно,
Кроме утраченной чести.
– Одно из самых ярких ваших стихотворений «Родство по слову» вызвало противоречивую реакцию. Гневно и резко клеймили вас «русские патриоты». Заявили об оскорблении религиозных чувств и некоторые евреи. Не изменилась ли ваша позиция в связи с предъявленными претензиями?
– Нет. Моя позиция неизменна и принципиальна! Я уверен, что слепое и фанатичное следование принципу превосходства родства по крови — это пагубный для всего человечества путь в пучину неофашизма. В вопросе национальной самоидентификации, как в каждом из важных нравственно-этических вопросов современности, необходим умеренный, вдумчивый подход. Именно поэтому я не отказываюсь ни от одного написанного мной слова.
– Ваш сын Зеэв Городницкий высказался об этом стихотворении очень мудро: «Надо понимать, что за этим стоит. Эти строки можно интерпретировать по-разному. Наша Тора — это тоже Слово, объединяющее еврейский народ и народы, принявшие нравственные ценности Книги… А кровь может иметь второстепенное значение. Думаю, что это стихотворение отца предполагает более широкий подход. И тогда оно будет меньше задевать религиозные чувства, в том числе и мои…» (Журнал «Лехаим», «Реки два берега», 2009 год).
– Вы, конечно, знаете определение свободы, данное академиком Сахаровым. Что для вас значит свобода?
– Помните шуточное определение соцреализма: «Восхваление начальства способом, доступным его пониманию»? Любой выход за эти рамки в Советском Союзе рассматривался как крамола. Любая попытка свободно дышать, свободно говорить в этом насквозь фальшивом государстве была заведомо обречена на запрет и на преследование.
Я не был диссидентом и никогда не боролся с советской властью. Это она почему-то активно боролась с авторской песней. В 1968 году я неожиданно для себя попал в число главных фигурантов знаменитого доноса, написанного окололитературными подонками на группу ленинградских литераторов, в числе которых были Сергей Довлатов, Иосиф Бродский, Татьяна Галушко, Валерий Попов, Яков Гордин, Яков Виньковецкий. С этого времени я долго был в черном списке. Стихи мои не печатали, в приеме в Союз писателей отказывали. И единственный путь к читателю был через песню.
Свобода для меня — это понятие многогранное. Но в первую очередь — это свобода заниматься любимым делом. Свобода дышать, свобода творить, свобода любить.
– Вы справедливо нетерпимы к предательству, хамству и невежеству. Какие душевные качества вам симпатичны?
– Искренность и верность! Именно они способны удержать человека у края пропасти. Искренность — это неспособность к лицемерию. Верность — способность понять, принять и поддержать в любых обстоятельствах.
– Александр Моисеевич, кого вы считаете своими друзьями?
– К счастью, друзьями я никогда обижен не был. Среди тех, с кем меня связывало духовное родство, это Булат Окуджава, Юлий Ким, Игорь Губерман, Юрий Визбор. Как говорят, иных уж нет, а те далече. Многие из моих друзей живут в Израиле, Америке, Канаде, Австралии. Дружба — это невозможность предать и способность радоваться удачам друга.
– Вы часто рассказываете о своих отношениях с Булатом Окуджавой и Юлием Кимом. А что связывало вас с Юрием Визбором?
– Наша с Юрой дружба была совершенно особенной. Нас объединяло очень многое. Мы думали и чувствовали в унисон. Он был очень талантлив и прекрасно исполнял многие из моих песен. Он был настоящим, искренним. Очень жаль, что ушёл из жизни так рано… Мне его не хватает. Я написал об этом в песне «Памяти Юрия Визбора»: «Вместе с Юрой Визбором кончилась эпоха — время нашей юности, песен и стихов».
– Кем для вас стал Игорь Губерман?
– Самым близким другом из живущих ныне. С Игорем Мироновичем нас связывают десятилетия крепкой мужской дружбы. Именно поэтому ему многое позволено, в том числе острые эпиграммы в мой адрес. Он никогда не лицемерит и способен сказать резкую правду в глаза. Эти качества в нём я ценю более всего.
– Вас справедливо называют одним из основоположников авторской песни. В наше время это явление покинуло «московские кухни». Фестивали самодеятельной песни ежегодно проводятся по всему миру, появляются новые яркие имена. Кто из современных авторов вам близок?
– Я рад появлению новых авторов. С удовольствием участвую в фестивалях, вот и сейчас прилетел в Америку на слёт авторской песни «Синий троллейбус». Надеюсь услышать новые интересные песни и стихи. И всё же считаю, что единственными из молодых авторов, сумевших представить настоящую поэзию, стали только Михаил Щербаков и Вероника Долина. Можете считать мои слова стариковским ворчанием. Впрочем, не исключаю, что кто-то из молодых поющих поэтов выпал из моего поля зрения. Видите ли, то, что мое поколение называло авторской песней, и то, что существует сейчас, — огромная разница. Ярким свидетельством этого стал серьёзный кризис Грушинского фестиваля — Всероссийского фестиваля авторской песни. Авторская песня в ее изначальном варианте перестала существовать. Пришла другая культура.
– Александр Моисеевич, ваш сын, внучки и правнуки живут в Израиле. Вы часто посещаете эту страну, встречаетесь с родными, друзьями и ценителями вашего таланта. Какие чувства вы испытываете к Израилю?
– Самые тёплые. Меня очень беспокоит ситуация в этой стране и вокруг нее. Практически сегодня это маленькое государство превращено мировым сообществом в одно цельное гетто. То есть не только еврейские посёлки в Иудее и Самарии, жители которых вынуждены охранять их от «беспокойных» соседей с оружием в руках, а вся страна. Израиль окружен вражескими государствами, в которых идут сложные неконтролируемые политические процессы. Жесткого урегулирования требует вопрос внешней политики Ирана — страны, в которой все решения на практике принимает не правительство, а ультрарадикальные мусульманские аятоллы. Страны, которая уже обладает ядерным оружием или находится всего в одном шаге от создания атомной бомбы. Страны, руководство которой неоднократно заявляло о намерении стереть Израиль с лица земли.
В этих условиях лицемерное поведение американского и европейского руководства, а особенно руководства ООН, является недопустимым, губительным и предательским по отношению к Израилю.
– Ваш сын говорит о вас так: «Мой отец — человек творческий, независимый, свободолюбивый. И еврейская тема у него в стихах была всегда. Сейчас я понимаю, что стихи и песни отца, всегда мною любимые, сообщили мне ту степень внутренней свободы, которая потом позволила пойти по пути Торы. Так что той дорогой, по которой я иду, я во многом обязан отцу». Вы с ним согласны?
– Нет. Я никак не влиял на его выбор. Ему было 25 лет, когда он стал изучать иврит, увлёкся еврейской традицией и принял решение совершить алию. Я беспокоился о нём и его молодой семье. Немного успокоился, когда по просьбе сына пришел в Ленинградскую синагогу, увидел его молящимся и услышал за спиной шепот: «Это отец нашего Зеэва». Тогда я впервые испытал гордость за выбор сына, ибо он обрёл себя как личность. Конечно, волнений и тревог за него мне хватало, но сейчас, когда я вижу большую и дружную еврейскую семью, которую сумели построить мои сын и невестка, это меня очень радует. Они вернулись к своим истокам, продолжая соблюдать многовековые традиции нашей семьи и нашего народа. А я при этом чувствую себя птенцом, выпавшим из гнезда…
– Что необходимо вам, чтобы чувствовать себя счастливым человеком?
– Здоровье и благополучие моих родных. Возможность быть за них спокойным. И право на осознание того, что то, чему я посвятил свою жизнь, окажется востребованным. Я, к сожалению, не всегда в этом уверен. Но недавно посетил родной Санкт-Петербург в день выпускных балов и увидел юных нарядных выпускников школ, которые под утро стояли у стен Эрмитажа, дружно распевая моих «Атлантов». Похоже, всё было не зря — им дороги те же ценности, что и нам в их возрасте. И это вселяет в меня надежду.
Послесловие
Зеэв Городницкий: «Мой отец — мой учитель»
– В детстве мы редко задумываемся о том, что даёт нам общение с родителями. Просто радуемся их любви и заботе. Взрослея, начинаем понимать и ценить каждую минуту общения. Мне повезло: я был желанным и потому любимым ребёнком. Сейчас я сам уже дедушка, у меня 9 внуков. Два месяца назад моя старшая дочь родила мальчишек-близнецов. Одного из них она назвала в честь моего отца — Александром. Александр Городницкий — известный учёный и поэт, но для нас он в первую очередь любящий и заботливый отец, дедушка, а теперь и прадедушка. Он — патриарх нашей большой и дружной семьи. А для меня мой отец — это мой учитель. Он не учил меня Торе, и в этом нет его вины, но за нашу совместную жизнь он научил меня очень многому. С юных лет благодаря отцу я знал, что еврей — это человек, который обязан быть очень ответственным и вести себя достойно в самых сложных ситуациях. Он научил меня быть настоящим мужчиной, защищать себя и родных, научил преданно дружить, нетривиально мыслить. Он стал для меня примером кристальной честности, настойчивости в достижении поставленной цели и показал достойный путь, по которому я стараюсь идти, не сворачивая.
Беседовала Рахель ГЕДРИЧ
Оцените пост
(голосовало: 3, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
