Архивариус

АрхивариусНет, не подумайте, архивариус — не жизненное призвание нашего гостя, а просто одна из работ, за которую ему, «оле хадаш», пришлось ухватиться в Израиле. Наравне с охранником, телефонистом, помощником библиотекаря… А в «прежней жизни» Григорий Марговский — профессиональный писатель и журналист (выпускник Литинститута им. Горького), переводчик и преподаватель литературы. С 2001 года он обитает в Америке.
Но как-то слово «архивариус» показалось мне подходящим к его поэтическому стилю. Возьмите хотя бы названия сборников стихов и романов: «Мотылёк пепла», «Садовник судеб», «Сотворение из россыпи», «Сквозняк столетий». Григорий — мастер, его рука легко идёт по строкам, ощущаешь, что проблемы «технической», точного выражения мыслей и чувств для него практически не существует. Но вот «литературная плоть», материал, образы и метафоры — сильнейшими узлами завязаны с прошлым. Высокая культура литератора воскрешает ряды теней, в них находит образы и энергию для сегодняшних переживаний. Возможно, от этого — некоторый пессимизм его произведений — ведь прошлого уже нет?
Шлите нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com.

Григорий Марговский

ОТЦЫ-ПИЛИГРИМЫ
Зубчатой тенью англиканский храм
Укрыл погост семнадцатого века,
Где кроткая покоится Ребекка,
А рядом с нею — старец Авраам;
Надменный пастор, юное дитя
Сосватавший у вдовой прихожанки,
Похоронил возлюбленной останки
И в гроб сошел три месяца спустя.
Вот, собственно, и все,
что нам известно…
Могучий дуб над гладью озерца,
Чью крону он предсмертно созерцал,
Объят все той же сагою древесной;
И для четы оленей белохвостых
Тревогой напоен осенний воздух.

СНЕГОПАД
Бетховена струнный квартет.
Пейзаж обескровила заметь,
Весь город, как шейх, разодет —
Но образ тот нечем обрамить.

Ничем ограничить нельзя
Верховную власть снегопада,
Над мертвенной бездной скользя:
Бессмысленно, да и не надо…

Движение прекращено.
По штату объявлена буря.
И лишь сомелье в казино
Пропойце кадит, балагуря.

А впрочем, не платят уже
За опус полсотни дукатов:
Сугробы растут на душе,
И взор угнетающе матов.

Две скрипки и виолончель —
Родня бархатистому альту,
Но некогда ясную цель
Растерло крупой по асфальту!

И можно в четыре смычка
Пытаться пропеть ей осанну —
Но радость от нас далека
И вряд ли поверит обману!

Журча как весенний ручей,
Халдей угождает барменше…
Но в жизни все больше вещей
Для нас означает все меньше!

Без музыки несдобровать,
Но щеки у старости впалы:
Ей, право же, не до бравад —
Она разгребает завалы.

Когда же я, Господи, жил?
И жил ли я толком когда-то?..
Адажио смолкло. Нет сил.
Из рук выпадает лопата.

ОТКРОВЕНИЕ
Мать мою нашли в Сухуми.
Сколь душою ни криви —
Искрометное безумье
Ощущаю я в крови.
Стал родным гортанный идиш
Заблудившейся княжне.
Вслед за ней и я подкидыш:
Неуютно в мире мне…
Перепутана планида,
Полон горечи фиал.
Но не зря же Храм Давида
Мне с вершины воссиял!
Ведь еще во время оно,
Легкой славой вознесен,
Я узнал, что «ки, батоно» —
В переводе «кен, адон».
Помню сочные хинкали,
Вин домашних аромат:
Пили стоя, не вникали,
Наливая всем подряд.
Нипочем война джигиту,
И легко бы он сменял
Сладострастную хариту
На папаху и кинжал;
И покуда омертвело
Не сомкнул я губ своих,
«Сакартвело! Сакартвело!» —
Шепчет мой певучий стих.

КЛЫЧКОВ И МАНДЕЛЬШТАМ
Хозяин — сын курляндского купца,
В лице его апостольское что-то
Величествует: лесть и хитреца
Не отвлекают мыслей от полета;
И гость его такой же старовер —
Чья родина лесной и ладный Талдом;
И оба дышат музыкою сфер,
Бесстрастные к докладам
и кувалдам.

«Сережа, горлохваты мне претят!
В пучине их ячеек и получек
Нас время топит, как слепых
котят,
Талдыча: ты кулак, а он попутчик.
Ах, как же мне писалось год назад!
Раскачивались кипарисы в Гаспре —
Старухи на толкучке и закат
Такой красы, что к черту
ваши распри!
Есть блуд труда…»

«И он у нас в крови?
Да хоть и так, нельзя
смиряться, Осип!
Восстань и жар пророческий яви:
Давно чревата камнепадом осыпь!
За что деревню ироды гнобят?
Ужель народной не страшатся
бури?
Чума на них! Ударить бы в набат,
А не скулить по мировой
культуре!..
На пашнях не токуют черныши.
Усохло русло. Обнищала пажить.
Кто межеумка выудил, скажи,
Над нами без мужицкой сметки
княжить?
Глянь на себя: ты клянчишь
на трамвай,
А покупаешь Наде хризантемы…
Что проку, братец?
Растолкуй давай,
Но только, чур, не уходи от темы».

«Ах, полно, Серж, куда нам прок
земной!
Бессребреник расчетливей
проныры:
Когда зияют в казначействе
дыры —
Есть выгода в презренье
к таковой».

«И вновь ты рассуждаешь
как еврей!»

«Зато в стихах я русского руссее.
Что ж, как Есенин выть
с петлей на шее?
Да, век наш зверь: а мало ли зверей?
Пусть мой чертеж запутан
и громоздок,
Но оборотнем, дико и легко,
Я сноп вяжу из золотых бороздок,
Как остроклювый маятник Фуко!
Пусть контрфорсы стянут
аркбутаном
И витражи решеткою запрут,
Убранство речи — в отклике
гортанном
На млечное сияние запруд».

«Вот это правда! Дай-ка расцелую
Тебя покрепче, свет моих очей!
Такой Руси и нужен казначей,
Кто б жажду утолял ее святую».

Гость удалился, и хозяин стал
Листать его «Чертухинский
балакирь»…
Крестьянина расстрельный
ждал подвал,
А разночинца — пересыльный
лагерь.

ЖЕНА КОМАНДИРА
У Куны Анатольевны артрит —
Цигейка, валенки в разгар июня,
Старушка горбоносая шустрит,
Сощурясь, как лапландская
колдунья.
«Еще ломоть сметанника?» —
«Я сам».
К экзотике тянусь, дитя хрущобы:
Ладонь моя прилипла к изразцам,
«Заслонка», «вьюшка» бормочу
для пробы.
Чистюля — нет претензий
у придир,
Рушник белеет, лютиком
разоткан.
А стал бы партизанский командир
Спасать ее, не будь
она красотка?..
Окститесь, господа,
довольно лгать!
Не раз от полицаев свинорылых
С дочуркой-полукровкой через гать
Сигала, и молиться-то не в силах…
Зато теперь мы с Валиком вдвоем
В резной беседке мастерим
кораблик,
Пока скворец гусарствует:
«Споем?»
И зарится на завязь райских яблок.
И мама с сослуживицей своей,
Черноволосой тетею Оксаной,
Хохочет, и хозяева гостей
Рябиновкою потчуют духмяной.
Всех басом развлекает за столом
Высокий украинец дядя Коля:
Об «Оргтехстрое» треплется
родном,
О том, о сем, но больше о футболе…
Эх, Вальку жаль! На флоте он, орел,
Понаторел, обзаведясь чуприной,
Зачем-то в дальнобойщики пошел,
Простыл и помер с этой
медициной.
Хоть Куна Анатольевна — она
Уж не узнала о потере внука:
В могилу навсегда унесена
Та выживанья древняя наука.

Оцените пост

Одна звездаДве звездыТри звездыЧетыре звездыПять звёзд (голосовало: 3, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...

Поделиться

Автор Арье Юдасин

Нью-Йорк, США
Все публикации этого автора