Еврейская трагедия и сердце поэта Андрея Вознесенского, которому в мае исполнился бы 81 год
Тогда в стране была оттепель, какие-то проблески свободы пьянили головы, особенно молодые, «Литературка» опубликовала «Бабий Яр» Е. Евтушенко, возвращались из лагерей немногочисленные еще живые политзаключенные, а на страницы учебников — фамилии и даже фотографии уничтоженных в сталинские времена известных деятелей, литераторов, ученых.
В один из моих приездов в Москву я попал на вечер в Политехнический музей, где с восторгом и провинциальным удивлением слушал тогдашних поэтических кумиров — А. Вознесенского, Р. Рождественского, Е. Евтушенко и других. Потом мы пару раз всей командой ходили на площадь к памятнику Маяковскому, где выступали перед тысячами слушателей поэты и барды — Б. Окуджава, Ю. Визбор и другие, ставшие потом известными и знаменитыми. С некоторыми из них нам даже удалось познакомиться.
После возвращения во Львов мы еще долго обсуждали услышанное и увиденное, рассказывали знакомым, доставали сборники стихов, по многу раз прокручивали тоненькие пластинки из журнала «Кругозор».
И вдруг летом 1965 года знакомые ребята из армейской команды сообщают нам новость: на военных сборах в нашем Прикарпатском округе находятся Андрей Вознесенский и еще несколько поэтов. Они ездят по гарнизонам, носят офицерскую форму. Правда, боевой подготовкой не занимаются, да и живут не в казармах, а в гостинице. Но, самое главное, скоро они будут выступать в окружном доме офицеров. Конечно, друзья — спортивные соперники — провели нас на встречу с москвичами (помню, что там были еще Костров, Куняев — тогда он не проявлял свою будущую юдофобскую суть — и еще один поэт, чью фамилию я забыл). Они по очереди читали свои произведения, отвечали на вопросы переполненного зала.
Вознесенский был с погонами лейтенанта, он тоже прочитал несколько своих стихов. Среди прочитанных было и потрясшее меня стихотворение «Зов озера».
После окончания выступления я подошел к поэту, поблагодарил за стихи и предложил гостям провести экскурсию по своему любимому городу. А на следующий день во время прогулки попросил Андрея Андреевича рассказать историю «Зова озера». И поэт рассказал.
Попал он недавно в один из гарнизонов в Ивано-Франковской области, выступил. И гостеприимные хозяева пригласили на рыбалку. Поехали, половили, развели костер, начали варить уху, конечно, выпили немного. И тогда один из «местных товарищей» рассказал, что озера этого раньше здесь не было, а был глубокий большой овраг. Именно в него в 1942 году нацисты и их добровольные местные помощники загнали евреев из гетто и расстреляли. Там же уничтожили и арестованных подпольщиков. А чтобы скрыть следы своего преступления, затопили овраг водой из недалекой речушки.
«И как здесь рыба ловится!» — потирал руки рассказчик.
Потрясенный этим рассказом, поэт написал стихотворение «Зов озера», которое было сразу напечатано в окружной военной газете. А через несколько лет Вознесенский опубликовал поэму «Ров» — проклятье негодяям, которые раскапывали возле Симферополя ров — место расстрела 12 тысяч евреев — и плоскогубцами вырывали у трупов золотые коронки. Поэма вошла во все сборники поэта, а «Зов озера» (насколько мне известно) — только в некоторые.
Прочитай его, читатель, оно того стоит.
Использованы воспоминания львовского военного журналиста
Б. Комского.
Зов озера
Андрей Вознесенский
Памяти жертв фашизма: Певзнер, 1903; Сергеев, 1934; Лебедев, 1916; Бирман, 1938; Бирман, 1941; Дробот, 1907…
Наши кеды как приморозило.
Тишина.
Гетто в озере. Гетто в озере.
Три гектара живого дна.
Гражданин в пиджачке гороховом
зазывает на славный клев,
только кровь
на крючке его крохотном,
кровь!
«Не могу, — говорит Володька, —
а по рылу — могу,
это вроде как
не укладывается в мозгу!
Я живою водой умоюсь,
может, чью-то жизнь расплещу.
Может, Машеньку или Мойшу
я размазываю по лицу.
Ты не трожь воды плоскодонкой,
уважаемый инвалид,
ты пощупай ее ладонью —
болит!
Может, так же не чьи-то давние,
а ладони моей жены,
плечи, волосы, ожидание
будут кем-то растворены?
А базарами колоссальными
барабанит жабрами в жесть
то, что было теплом, глазами,
на колени любило сесть…»
«Не могу, — говорит Володька, —
лишь зажмурюсь —
в чугунных ночах,
точно рыбы на сковородках,
пляшут женщины и кричат!»
Третью ночь как Костров пьет.
И ночами зовет с обрыва.
И к нему
является
рыба,
чудо-юдо озерных вод!
«Рыба,
летучая рыба,
с огневым лицом Мадонны,
с плавниками белыми,
как свистят паровозы,
рыба,
Рива тебя звали,
золотая Рива,
Ривка либо как-нибудь еще,
с обрывком
колючей проволоки
или рыболовным крючком
в верхней губе, рыба,
рыба боли и печали,
прости меня, прокляни,
но что-нибудь ответь…»
Ничего не отвечает рыба.
Тихо.
Озеро приграничное.
Три сосны.
Изумленнейшее хранилище
жизни, облака, вышины.
1965
Илья КАБАНЧИК, Лод
http://isrageo.com/2014/05/12/gettv8281
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
