8 мая в выставочном зале Иерусалимской городской русской библиотеки откроется выставка живописи Вениамина Клецеля, названная художником «Работы последних лет»
В Иерусалиме трудно найти художника, в творчестве которого столь неподдельно сосуществуют природа, отношения между людьми, их привычки, характеры, нравы и живой бестиарий местечка. И словно сами собою сияют краски.
Известен феномен Нико Пиросмани — сына земли и солнца Грузии, чья не знавшая канонов академического искусства живопись оказалась настолько настоящей, что с вывесок начала перекочевывать в дома его современников и освещать пропитанными солнцем и воздухом красками тусклые, холодные стены внутренних помещений. Она дарила очарование сама по себе, не зная о моде.
Прошло время. И работы Пиросмани прилюдно объявили шедеврами, поместили в музеи, а перипетии судьбы художника перешли в легенды и песни. Сегодня говорят, что великий Нико опередил время. А случается ли в реальной жизни попасть в свое время и стать всенародно любимым?
Бывает: Вениамин Клецель — один из самых популярных художников на русской улице Израиля, лауреат премии «Олива Иерусалима».
Д-р Алек Д. Эпштейн обошел многие частные коллекции израильтян и выяснил, чьи работы наших современников реально имеются в домашних собраниях. Статистика – вещь упрямая. С гигантским отрывом от других лидировал Вениамин Клецель. Не включая повторы и вариации на темы собственных работ, исследователь зафиксировал около трехсот работ художника, находящихся в домашних коллекциях. На предложение «расстаться» с ними ( продать, заменить на работы другого художника) не согласился никто. Некоторые попросту недоумевали: «Чудной человек! Не для того висят в доме! Брали то, что нравится!» Замечу, что у почитателей Клецеля редко висит одна его картина, как правило, несколько.
Вот такая реальная жизнь, в которой имена одних художников — на аукционах светятся, а работы других – как свет в доме. Исследование феномена популярности Клецеля еще не завершено, продолжается в США, Канаде, странах восточно-европейской диаспоры, в музеях городов, с которыми была связана жизнь художника – Самарском художественном музее, Одесском Доме-музее имени Н.Рериха.
Вениамин Клецель родился в 1932 году в Одесской области в поселке Первомайский. Война. Эвакуация в Узбекистан. «Помню Ташкент тех лет, — вспоминает художник. — Несмотря на тяжелые военные годы, все воспринималось как праздник: ослики, верблюды, идущие по городу, женщины в паранджах, глиняные заборы, запах плова…». И хотелось все это нарисовать… Изостудия Дворца пионеров, художественное училище, живописное отделение Театрально-художественного института. Учитель Александр Волков, чья «Гранатовая чайхана» стала метафорой Востока не одного поколения зрителей. В кругу его ташкентских художников были Юрий Талдыкин, Владимир Бурмакин, Евгений Мельников, Руза Чарыев, популярный в Израиле — Гарик Зильберман. Затем – армия — с карандашом в руках. После переезда в Самару начал преподавать в художественной школе и на архитектурном отделении Строительного института. Был принят в Союз художников СССР. Но это были пути правильного рисунка – не себя обретенного в новом качестве здесь.
Писатель Аркадий Красильщиков и художник Вениамин Клецель. Фото с сайта
С 1990 года Вениамин Клецель проживает в Иерусалиме, иллюстрирует прозу Григория Кановича, стихи Зинаиды Палвановой, тесно сотрудничает с «Иерусалимским журналом», Иерусалимским театром «Тарантас». В книге «Иерусалимские картинки» художник вспоминает: «Еще до войны в маленьком украинском городке, где я рос, часто бывали пожары. Они приводили меня в восторг. Потом мне стало понятно, что это была бессознательная тяга к цвету, к живописи». Так оно и есть: Клецелю присущи театральная декоративность, фовистская яркость тонов, ощущение восточного многоцветья в Иерусалиме, в котором очертания домов и деревьев, порой, словно освобождаются от контурных ограничений и цвет, словно переливается с края облака – на холм — крышу дома — случайную фигуру и вновь возвращается к облаку. «В великом Иерусалиме рисую камни, холмы, евреев. Восторг переполняет меня!» – говорит художник. Такова эмоциональная и тематическая сторона творчества Клецеля в Израиле. А главное, как показывает уровень востребованности художника, она попадает в свое время – независимо от гипотетических размышлений теоретиков о том, каким должен быть современный художник.
Для тех, кому импонирует живопись Вениамина Клецеля, она узнаваема и без его подписи, – по стилю, выразительности эффектов, экспрессионистическому звучанию цвета. Клецель работает ежедневно, пишет быстро, убежден, что «вдохновение приходит во время работы. Работаешь, и вдруг картина начинает светиться!» И тогда яблоки – уже не просто яблоки – «наливные яблочки»: желтые и зеленые, а есть с розово-красным румянцем по бокам. Солнечные зайчики, пригревшись на грушах, не желают с них спрыгивать. И любовно скользит взгляд художника по поверхности холста с натюрмортом: просто, чисто, без лукавства, и словно сам собою укладывается в композиционное равновесие всех деталей на столе с цветами в подбукетнике.
Значительное место в творчестве Клецеля занимают собирательные образы, запечатленные в портретах-типах и портретах-состояниях, как сосредоточенно-серьезных, так и решенных с юмором. К примеру, «Читающий Тору». Не в этот ли миг ты наедине с Всевышним? А где мысленно можно остаться наедине с собою? «В парикмахерской»: смотри на себя и не пеняй на зеркало. Или: возлюби себя самого… где, когда? В той же парикмахерской во время бритья («Бреющийся»)! Художник обозначает внешний событийный пласт, характер образа, художественный ритм: статичность, размеренность, само «сердцебиение», порыв.
Полны юмора и читаемых еврейских поговорок жанровые работы Клецеля. Решил костюм заказать – посмотри в каком портной ходит. Как работаешь – так и заработаешь. А вот и излюбленные застолья: любая рыба хороша – лишь бы гефилте фиш, вино вошло – тайное вышло… За жизнь! Лехаим! Здесь тебе и музыканты и танцующие. Воспринятый из литературных источников штетл Клецеля вечен в живописном долгоденствии художника. Впрочем, персонажи клецелевского штетла, может, и готовы умереть, но не от страха – от смеха. За жизнь! Лехаим!
А еще в Клецеле жив романтизм шестидесятника, прорывающийся бесстрашием римейков. Символичен «Портрет жены художника» – оперной певицы, Заслуженной артистки РСФСР Славы Бондаренко, в прошлом солистки Самарского театра оперы и балета. На голубом фоне, в белой широкополой шляпе и красном в моросящую полоску жилете и… библейские агатовые глаза… В самом ее облике читается нечто, идущее от достоинства грузинских цариц, точнее, — певиц…
И вновь вспоминаю о Пиросмани. Легендарный чекмень, он загадал недоступное трезвому человеку желание – «удивительное желание осторожно дотронуться до дрожащего горла Маргариты, когда она поет» (К. Паустовский).
Легки года лет золота свадьбы за плечами иерусалимского Пиросмани. 50 лет Вениамин Клецель по жизни рядом с певуньей Славой и дарит миру, словно ей одной, свои ощущения красками, равными миллиону алых роз в сердце.
Все репродукции галереи кликабельны
Выставка открыта до 8 июня.
Автор — Галина ПОДОЛЬСКАЯ
Статья написана с теплым отношением к художнику. Безусловно, если Вениамин Клецель — ученик Александра Волкова, значит прошел высшую школу живописи. Однако меня смущают беспрерывные сравнения автором статьи Вениамина Клецеля с Пиросмани. Дело в том, что талантливый Пиросманишвили был «невыученным» художником, и писал он так, как самородок без систематического художественного образования. Пиросмани был примитивистом не убеждению, а потому что не умел писать иначе. А вот Клецель, который прекрасно выучен, перешел на «примитивизм» и «фовизм» из потребности рынка. А это уже фальшь, хотя у Клецеля, безусловно есть и прекрасные работы.
Миллер:
Виктор, я в целом с вами согласен. Теплое отношение к Вене вызвано тем, что он очень милый человек. Кроме того, что прекрасный художник. Мы знакомы лет 15, уже в иерусалимской жизни, хотя у нас в почве и подпочве, возможно, есть связи и поглубже. Часть моей родни из того же Первомайска, и мы с Веней даже внешне схожи. Кто знает, может, и дальняя родня. А его учеба в ташкентском театральном институте (или как он тогда назывался?) совпала с учебой там же моей тети-театроведа, которая впоследствии там работала, и он ее хорошо помнит. Но познакомились мы, повторяю, в Иерусалиме.
У общего знакомого салон завешен вениными работами разных лет, и можно с вами согласиться насчет изменения его стиля за последние лет 20. Он всегда был модернистом, но его ранние израильские работы были достаточно мрачными, видимо, как результат тяжкого раннего олимства? Сейчас он пишет гораздо более оптимистичнее, и нам с женой нравятся его пейзажи на узбекистанскую-ташкентскую темы и пейзажи Иудеи. Дома висят несколько его работ, в т.ч., например, узбекский дворик, который я поставил в миниатюру статьи.
На открытии выставки я познакомился с автором статьи, Г. Подольской. Очень милая женщина. Но она — другое поколение и воспитана, скорее всего, в постсоветский период. Так что, ее сравнение Вени с Пиросмани, возникшее, судя по всему, по известным ей творческим результатам, безотносительно к биографиям творцов (а кому они, житейские передряги, взавправду, нужны через время? Помните: «Я — поэт. ТЕМ и интересен!») — на мой взгляд, правомерны.
На той же выставке (она еще работает) пополнили свою коллекцию двумя новыми пейзажами: израильским и узбекским.