Продолжение. Начало в № 1083
Мы не могли оставаться в Прессбурге. Наше будущее ждало нас где-то в другом месте. К зиме 1946 года мы начали поговаривать о том, чтобы начать свою жизнь в Соединенных Штатах Америки. Захват Чехословакии коммунистами в 1948 году окончательно укрепил нас в этом решении.
Отец, физически выздоровевший и восстановивший свое положение в еврейской общине, поехал как ее представитель в Соединенные Штаты на конвенцию «Агудат Исраэль» 1948 года. К счастью, он взял с собой Сару. С помощью влиятельных друзей он сумел остаться в США как беженец.
Отправив свое имущество из коммунистической страны, мне все еще нужно было найти способ выбраться оттуда самому и вызволить Хану. И вновь эту задачу мне удалось решить с помощью вмешательства моих партизанских друзей.
Обычному гражданину было уже невозможно получить паспорт и свободно выехать за границу. Больше всего меня беспокоило, что какой-нибудь бюрократ свяжет отправку товара нашей фабрики в Бельгию с нашим ходатайством о выдаче паспортов. Но товарищ-партизан, занимавший высокую должность в посольстве, без труда достал нам паспорта, не задавая вопросов.
Хана покинула Чехословакию на следующий день. А я, решив, что если мы отправимся вместе, то привлечем к себе особое внимание, остался в Прессбурге. Более того, я замыслил план, как проучить коммунистов, отобравших у нас фабрику. Оплата за поставку меховых изделий, которые мы послали друзьям в Бельгию, была очень крупной суммой, и я не хотел, чтобы коммунистам достались эти деньги.
Я вернулся к своей работе помощника директора нашей экспроприированной фабрики. В то же время мне удалось переслать письмо нашим деловым партнерам в Бельгии с просьбой помочь мне в осуществлении моего плана. Через несколько дней директор позвал меня в кабинет, чтобы обсудить срочную проблему. Он только что получил письмо из бельгийской компании о доставке нашего груза. В письме говорилось, что товар прибыл в неприемлемом состоянии: многие изделия были испорчены и все были низкого качества, а также что наши бельгийские партнеры не будут платить за эту поставку и намереваются взыскать неустойку через суд. Директор умоляюще спрашивал меня:
– Что же делать? Мы можем потерять кучу денег!
С максимальным сочувствием, какое я только мог изобразить, я ответил ему:
– С этим нужно разобраться в личном порядке, а не то фабрика потеряет целое состояние. Вам нужно отправляться на самолете как можно скорее.
Тяжело было удержаться от смеха, наблюдая, как его глаза наполняются ужасом.
– Я не специалист! Я не смогу авторитетно разговаривать с ними. Я не знаю, что сказать этим людям! — чуть не плача, говорил он.
Выходя из кабинета, я обернулся и сказал:
– Вы — директор. Это на вашей ответственности. Вам нужно разрешить эту проблему.
На следующий день директор вызвал меня снова. С преувеличенной важностью он заявил:
– Я проконсультировался с министром торговли, и он уполномочил вас ехать в Бельгию и решать эту проблему.
Я вежливо отказался, заметив:
– Это не входит в мои обязанности, и, если честно, я не люблю путешествовать на самолете.
После этого я спокойно покинул кабинет.
На следующее утро меня вызвали к директору в третий раз. Он сообщил мне, что министр настаивает, чтобы я ехал в Бельгию и решал эту проблему:
– Это ваш гражданский долг. Вы — специалист в этой области, и на вас лежит обязанность служить интересам государства.
С деланным нежеланием я согласился представлять фабрику. Мне потребовалось немало самообладания, чтобы не расхохотаться, глядя на выражение облегчения на лице директора. При этом я сообщил, что у меня есть единственное условие, с которым я приму на себя эту обязанность:
– Я хочу отправиться на автомобиле, причем на своем собственном.
Директор без колебаний согласился и пообещал позаботиться обо всех приготовлениях. Было очевидно, что он готов на все ради того, чтобы проблема была улажена. На следующий день он вручил мне международные водительские права, визу на десятидневный срок и государственные документы, указывавшие, что я нахожусь в официальной поездке как уполномоченное лицо.
Для меня это было огромным достижением. Я готов был оставить страну, но я не хотел оставлять свою машину. Для молодого человека его первый автомобиль имеет особое значение. Мой был великолепен — темно-синий гоночный БМВ-328, который мне очень нравился, и я не мог смириться, что должен буду от него отказаться.
Я упаковал небольшую сумку с вещами, которых хватило бы на несколько дней. Если меня остановят и досмотрят багаж, там не найдут ничего, что навело бы на мысль, что я не собираюсь возвращаться. Все значимое имущество, которое мы хотели вывезти, было упаковано в ящики вместе с поставкой мехов, и они уже находились в безопасности у наших друзей в Бельгии.
Когда все детали плана были улажены, я закинул сумку в свой БМВ, и начался первый этап моего путешествия на Запад. Как зачастую в прошлом, вскоре мой путь к свободе преградил шлагбаум погранично-пропускного пункта. Вид прегражденного пути вызвал столько воспоминаний об ужасах, которые могли скрываться за преградой, что у меня кровь застыла в жилах, когда я остановил машину. Но на этот раз я не был объектом травли.
Пограничник побледнел, заглянув внутрь моего БМВ, будучи напуган медалями, которыми я гордо украсил свое пальто. Я почувствовал, что его охватил настоящий ужас, когда я предъявил ему свое партизанское удостоверение.
– Пожалуйста, подождите здесь, — сказал он с подчеркнутым почтением, развернувшись и побежав к караульному помещению. Удостоверение партизана вселяло в людей страх. Все знали, что партизан боялись даже нацисты.
Через несколько минут он вышел из помещения, ведя к моей машине командующего охраной. Вначале меня позабавило то, что командующий, похоже, нервничал еще больше. Выказывая повышенную учтивость, он пригласил меня к себе в кабинет. Внутри мне дали бумагу, которую попросили прочесть. Это был приказ военного командования тщательно обыскивать всех, проходящих через погранично-пропускной пункт. Командующий охраной очень извинялся:
– Я не желаю вас оскорбить, но я обязан вас обыскать.
Затем он слегка похлопал меня по плечам и рукам. Было видно, что командующий нервничает и очень смущен. В конце концов он сказал:
– Это все. Вы можете проходить.
Он поставил печать в паспорте и отдал мне его с подчеркнутой вежливостью. Все это время он не спускал глаз с моих наград.
По дороге к машине я едва мог сдерживать свой внутренний конфликт. Меня это больше не забавляло. Проведя столько лет в страхе, что меня может схватить и убить любой нацистский солдат или агент гестапо, я должен был радоваться перемене роли. Я должен был быть счастлив, видя, как этот охранник трепещет, боясь моего гнева. Но вместо этого я чувствовал, что с меня достаточно страха, — мне хотелось только поскорее оставить позади этот символ преграды и обрести место, где я мог бы мирно и свободно жить.
Мое внимание было приковано к шлагбауму все время, пока я сидел в машине. Покашливание пограничника вернуло меня к реальности.
– Простите, господин Коэн, — сказал он.
Когда я обернулся к нему, он продолжил:
– При всем уважении к вам, я думаю, что ваше партизанское удостоверение может оказаться проблемой для вас. Ведь в Европе все еще находятся представители союзников, а значит, и военные США. Если американцы попросят ваши документы, они могут счесть, что удостоверение партизана означает, что вы — коммунист.
– Я не коммунист, — ответил я, вздрогнув, словно он окатил меня холодной водой.
– Но американская военная полиция может подозревать в вас коммуниста. Они, вероятно, задержат вас, пока не проверят ваши данные, а это может занять много дней и даже недель.
Он продолжил, прежде чем я смог ответить:
– Если хотите, я могу отправить ваше партизанское удостоверение к вам домой в Прессбург. Оно будет у вас, когда вы вернетесь. Таким образом, вам не придется рисковать.
Вначале мне это показалось смехотворной идеей. Но затем я осознал, что охранник может быть прав. Американцы были обеспокоены угрозой коммунизма в Европе, и все знали, что некоторые партизаны были коммунистами до войны, а другие стали активными приверженцами коммунизма после войны. Я быстро решил, что безопасней всего будет последовать совету пограничника. Я отдал ему свое удостоверение, зная, что вижу его в последний раз. Я никогда не вернусь в Прессбург и к воспоминаниям, связанным с ним.
Командующий охраной взял мое удостоверение, заверив меня, что все выполнит безотлагательно. Он махнул в сторону караульного помещения, и шлагбаум поднялся. Мне открылась дверь в новую жизнь и все, что мне оставалось, — это проехать в нее. На мгновение мои мысли обратились к Прессбургу — городу, который я оставлял позади, но я тут же направил их к поднятому впереди шлагбауму. Я повернул ключ зажигания. Машина с ревом двинулась вперед, и я был на пути к новой жизни.
Продолжение следует
Перевод Элины РОХКИНД