Таких юбилеев не бывает. Через 50 лет, через другой строй, через тоталитаризм, через перестройку, через демократию, через разливанное море фашизма. Через горбачевские лужайки, через ельцинские цветники — прямо в путинскую пустыню, где телевизор плюется желчью, как верблюд, а с неба падают казни египетские.
Наши кумиры пережили и свое время, и свои идеалы. Вот висит афиша. Еще один кандидат в юбиляры — МХТ. Так он проводит благотворительный спектакль в пользу Крыма, чтобы «колорады» обратно не запросились. Представляю себе ужас Олега Ефремова. А там теперь правит бал если не Сатана, то Олег Табаков со своей подписью, как с каиновой печатью.
Той Таганки нет и больше никогда не будет. На фоне черных грозовых туч — голубая молния. Юрий Любимов. Горный барс с мягким голосом и тяжелой рукой. И, конечно, с буйной гривой, которая теперь совсем седая, а я еще помню другую расцветку, в 1966 году, когда я сделалась послушницей Таганки, а Юрий Петрович выходил кланяться.
Бедные «сукины дети», которые попытались спорить с Любимовым, когда он смог вернуться в страну, и бесславно раскололи театр! «Их» Таганки никогда не было, только коммунисты Губенко пытались проводить там красные вернисажи вместо спектаклей. И надо пожалеть несчастных бедняг, которые будут пытаться играть в здании с этим роковым и великим именем, будь они хоть все Комиссаржевскими и Шаляпиными. Таганка — это то место, где Юрий Любимов, как ни дели помещение…
Неужели всем критикам и всем бунтовщикам не было понятно, что здание можно отнять, труппу можно делить как угодно, но гений и смысл Таганки в Любимове? И еще в Высоцком, потому что его дар совпал по направлению с любимовским. Ведь этот дар Таганки — по Блоку: «Развернутое ветром знамя. Обетованная весна».
Смысл Таганки — это прямой призыв к бунту против советской власти. Мятеж. Теракт. Недаром в фойе висели эти портреты: Брехт, Мейерхольд, Вахтангов, Маяковский. Грубый, зримый социальный и политический протест плюс зонги. Символизм постановок. Праздничная, магическая стихия сказки. И наконец, Маяковский: смерть и мрачное отрицание советского Бытия. «Я хочу быть понят моей страной, а не буду понят, — что ж, // По родной стране пройду стороной, как проходит косой дождь». Это не только Маяковский. Это отчаянный вопль Таганки, это голос Любимова. Да, его опыт будут преподавать, будут писать книги, будут пересматривать записанные спектакли. Двести лет, пятьсот лет. Но он же не этого хотел. Он хотел спасти. Он умел спасать. Но страна не умела спасаться. «Я пью за разоренный дом, // За злую жизнь мою… // За то, что мир жесток и груб, // За то, что Б-г не спас» (Анна Ахматова). Да, если не спас Любимов, то и Б-г не спасет. А вы говорите: права актеров. Право одно: лечь в замысел творца. Быть солдатом в армии великого полководца. Выполнять приказ. «И если не поймаешь в грудь свинец, // Медаль на грудь поймаешь за отвагу» (Владимир Высоцкий).
Да, у Любимова были Смехов, Джабраилов, Славина, Шацкая, Золотухин и Филатов, Демидова и Александр Трофимов. Но Высоцкий был у него один, и с ним Любимов считался. Творец признавал творца.
Бедные цензоры, бедные кураторы! Они чувствовали, что что-то надо запретить, но не знали что. И цеплялись за отдельные ремарки. А надо было закрывать весь театр, откуда по Москве струилась свобода. Вырванная насильно, из глотки, выкраденная вместе с решеткой. Да еще и упрятанная в символику. Запрещенная реальность. К ней надо было прорваться, Любимова надо было понять, преодолеть скорлупу, чтобы получить орех. Зрители становились соработниками, соучастниками, агентурой Свободы.
Почему Таганки больше не будет никогда? Потому что для такой свободы нужна решетка и железный занавес. И не только в театре. У Сетон-Томпсона в новелле «Королевская аналостанка» есть объяснение: «…У молока совсем не тот вкус, когда можно пойти и лакать сколько угодно из блюдечка. Надо выкрасть его из жестяного бидона, когда подвело живот от голода и жажды, а то в нем не будет того смака — не молоко это, да и только». А потом, когда зрители, лакавшие таганское молоко, как голодные уличные кошки, одержали победу в августе над ГКЧП, это оказалось краткой девятилетней победой.
Вместе с Путиным пришло поражение, а надежда не приходит дважды. И весна возвращается только в природе. Москва предала Таганку, Москва пошла по плохой дорожке. Таганка — это были Вера и Ненависть. Ненависть осталась, но Веры больше нет. Ибо рухнул Храм Судьбы. Храм Судьбы — это была наша вера в народ. Мы получили в Крыму и потом в Москве страшное доказательство ложности нашей веры. Последнее доказательство.
Так что с юбилеем Таганки можно поздравить только Юрия Любимова. Спасибо ему за ночи, полные огня. А за хмурое утро отвечаем только мы.
Валерия НОВОДВОРСКАЯ