Не хочется расставаться с друзьями. Приведу сегодня, предваряя лишь краткими справками, стихи о евреях некоторых известных литераторов СССР и России.
Булат Шалвович Окуджава (1924–1997)
Окуждава — это было не имя, это был символ интеллигентности в искусстве. И любви к людям. Полуармянин-полугрузин, сын расстрелянного в 37-м партийного работника — мальчику тогда было 13 лет. Через год, уже в Москве, куда в коммуналку перебралась уцелевшая семья, арестована мать — на 17 лет лагерей, в итоге до 55-го. В апреле 42-го, в 17 лет, Булат — доброволец на фронте, миномётчик, радист. Ранен. Как литератор — в большой степени «дитя оттепели» конца 50-х — начала 60-х. А о евреях — симпатия к нам имеет и личный оттенок: он дружил, долго и плодотворно сотрудничал с композитором Исааком Шварцем. Но главное — хорошенько хлебнув лиха, Булат не только не озлился — но стал, при всей твёрдости и бескомпромиссности своей, мягким сердцем и добрым человеком, сочувствующим всем, к кому несправедливы.
Под крики толпы угрожающей,
Хрипящей и стонущей вслед,
Последний еврей уезжающий
Погасит на станции свет.
Потоки проклятий и ругани
Худою рукою стряхнёт.
И медленно профиль испуганный
За тёмным окном проплывёт.
Как будто из недр человечества
Глядит на минувшее он…
И катится мимо отечества
Последний зелёный вагон.
Весь мир, наши судьбы тасующий,
Гудит средь лесов и морей.
Еврей, о России тоскующий
На совести горькой моей.
***
Над площадью базарною
Вечерний дым разлит.
Мелодией азартною
Весь город с толку сбит.
Еврей скрипит на скрипочке
О собственной судьбе,
И я тянусь на цыпочки
И плачу о себе… Какое милосердие
Являет каждый звук,
А каково усердие
Лица, души и рук,
Как плавно, по-хорошему
Из тьмы исходит свет,
Да вот беда, от прошлого
Никак спасенья нет.
Фазиль Абдулович Искандер (род. в 1929)
Сын иранца и абхазки. После депортации отца из СССР в 38-м больше его не видел. Журналист, писатель, поэт. В Союзе были невероятно популярны его повести и рассказы, наполненные тонким, благожелательным юмором. И как бы мягкой сатирой — если такое вообще возможно. И задушевной, приятельской к читателю интонацией. Многие его произведения — притчи, в духе народных сказителей. В начале перестройки Фазиль ходил в политику, использовал свой высокий моральный авторитет для защиты слабых, в частности для поддержки малых народов. Ныне — он москвич, признанный «старейшина московской абхазской диаспоры». Думаю, приводимое здесь его стихотворение — это что-то в духе притчи. Те, на кого направлены жерла орудий — естественный объект для симпатии его, доброго человека.
Ветхозаветные пустыни,
Где жизнь и смерть — на волоске.
Еще кочуют бедуины.
Израиль строит на песке.
Он строит, строит без оглядки.
Но вот прошли невдалеке —
Как хрупки девушки-солдатки!
Израиль строит на песке.
Грозят хамсин или арабы,
Зажав гранату в кулаке.
О чем, поклонники Каабы?
Израиль строит на песке.
Крик муэдзина, глас раввина
Сливаются на ветерке.
Какая пестрая картина!
Израиль строит на песке.
Где проходили караваны,
Вздымая прах из-под копыт,
Взлетают пальмы, как фонтаны,
И рукотворный лес шумит.
На дело рук людей взгляни-ка,
Интернационал стола:
Услада Севера — клубника,
Япончатая мушмула.
Что могут рассказать века мне
На человечьем языке?
Что мир не выстроил на камне —
Израиль строит на песке.
…Арабский рынок, шум базарный,
Непредсказуемый Восток.
Но, за доверье благодарный,
Не рассыпается песок.
Всеволод Олегович Емелин (род. в 1959)
Москвич, мой ровесник. Поэт, которого очень долго «никуда не пускали», до пары последних десятилетий. Хотя мастер слова, но уж больно не любит вписываться «в рамки»… Не случайно сейчас он зарабатывает на жизнь как плотник в церкви и уездный фельетонист. А прежде поработал кем угодно: нефтяником, экскурсоводом, подсобником на стройках, сторожем… Видно, что очень ценит право на самостоятельность и — «не кормиться птичкой с чьих-то рук». Почти всё, что он пишет, в духе «двойной (тройной?) иронии» — над темой, над «хозяевами жизни» — и одновременно над собой, автором. Не знаю, с чем это связано, но к евреям и Израилю Емелин питает глубокую симпатию, может быть, даже нежность. Вне всяческой иронии. Хотя первый его стих — в традиционной «емелинской фабуле», но то не о евреях, а об антисемитах.
Я жизнь свою завил в кольцо,
Хоть голову клади на рельсы.
Я так любил одно лицо
Национальности еврейской.
Но всё прошло в конце концов.
В конце концов я тоже гордый.
Я это самое лицо
В лицо назвал жидовской мордой.
***
Поцелуи, объятья —
Боли не побороть.
До свидания, братья.
Да хранит вас Г-сподь.
До свиданья, евреи,
До свиданья, друзья.
Ах, насколько беднее
Остаюсь без вас я.
До свиданья, родные,
Я вас очень любил.
До свиданья, Россия,
Та, в которой я жил.
Сколько окон потухло,
Но остались, увы,
Опустевшие кухни
Одичавшей Москвы.
Вроде Бабьего Яра,
Вроде Крымского рва,
Душу мне разорвало
Шереметьево-два.
Что нас ждёт, я не знаю
В православной тоске.
Я молюсь за Израиль
На своём языке.
Сохрани ты их дело
И врагам не предай,
Богородица Дева
И святой Николай.
Да не дрогнет ограда,
Да ни газ, ни чума,
Ни иракские СКАДы
Их не тронут дома.
Защити эту землю,
Превращённую в сад,
Ад-най элохейну,
Элохейну эхад.
Андрей Дмитриевич Дементьев (род. в 1928)
Известный поэт, автор множества песен, стихи написаны естественным языком и очень мелодичны. Многие годы Андрей Дмитриевич занимал всевозможные литературные «посты» в Союзе и России. Обычно это означало либеральный курс — издательства ли, журнала ли. И — он один из создателей советского, затем российского Фонда мира, участник многих международных благотворительных программ. В этом качестве объездил полмира; помню, я сам в Калькутте, случайно пересекшись с руководимой им делегацией «Юности», «на хвосте» попал в гости к матери Терезе — Дементьев отдавал ей «ответный визит». Так сказать, «либерал в законе». Хотя за свои 70 стал выражаться более прямо, насчёт российской коррупции прохаживаться — и изгонялся то из агентства, то с телеканала… Приводимые стихи написаны в конце 90-х, когда Дементьев работал в Израиле директором ближневосточного представительства канала «Россия».
Четвертый год живу средь иудеев.
Законы чту и полюбил страну.
И, ничего плохого им не сделав,
Я чувствую в душе своей вину.
Не потому ль, что издавна
в России
Таилась к этим людям неприязнь?
И чем им только в злобе не грозили!
Какие души втаптывали в грязь!
Простите нас…
Хотя не все виновны.
Не все хулу держали про запас.
Прошли мы вместе лагеря и войны.
И покаянье примиряет нас.
Дай Г-споди Земле Обетованной
На все века надежду и покой.
И кем бы ни был ты —
Абрамом иль Иваном,
Для нас с тобой планеты
нет другой.
Вечный город
Земля уже предчувствует
рассвет.
И алый цвет к лицу Иерусалиму.
Замри, мгновенье!
Ты — неповторимо,
Хотя и повторялось тыщи лет.
Восход рисует вновь Иерусалим.
Одно движенье гениальной кисти —
И вот уже зазеленели листья,
И вспыхнул купол, и дома за ним.
Поклон тебе, святой Иерусалим!
Я эту землю увидать не чаял.
И мой восторг пред нею нескончаем,
Как будто я удачливый «олим».
А солнце поднимается все выше.
Я с городом святым наедине.
И снова поражаюсь, как он выжил
В той ненависти, войнах и огне.
Наступит день —
сюда сойдет Мессия.
И, встав у замурованных ворот,
Он усмехнется мрачному
бессилью
Своих врагов, не веривших в приход.
В долине состоится страшный суд.
Восстанут из могил Иерусалима
Умершие
И нас судить придут.
И только совесть
будет несудима.
Алексей Алексеевич Широпаев (род. в 1959)
Ещё один мой ровесник — правда, на пару неделек я коллегу опередил. Москвич. Активнейший публицист и общественный деятель, сопредседатель Национал-демократического альянса России. Художник, реставратор, плодовитый поэт. Нонконформист, любит плыть «против течения». Побывал православным монархистом, а сейчас — как он себя называет, «неоязычник», «антиевразиец», критик российского империализма. Ныне, во время крымского кризиса, занял подчёркнуто проукраинскую, антиимперскую позицию. На первых витках своей политической деятельности весьма дружелюбно писал о «русском фашизме», нисколько не брезгуя его подчёркнутым антисемитизмом, тождественной фашизму немецкому идеей «всемирного еврейского заговора», «жидовским интергосударством», «жидобольшевизмом» и т. п. Позже стал скорее юдофилом. Видимо — как модно теперь среди «охранителей национальных традиций» от мусульманской экспансии — восторгаясь евреями и Израилем в роли «оплота цивилизации перед варварами». Года два назад сам побывал в Израиле с делегацией российских националистов демократического толка. Наверное, эта поездка и породила приводимые стихи. Хотя — они в духе «новой мифологии», могли обходиться и без личных впечатлений.
Анти-Грасс
Как запах горящей резины,
как по небу — тягостный дым,
змеящийся крик муэдзина
вползает в Женеву и Рим.
Спокойно, политкорректно
среди недомолвок и лжи
растет частокол минаретный,
фанатики точат ножи.
И кровью — пока что
бараньей —
без лишних движений и слов
кропят благородные камни
былых европейских основ.
Свобода агрессии зверьей
растет, накаляясь, как зной,
и брызжет мочой в Баптистерий
Флоренции золотой.
Нахлынула «сила живая»,
плодя наркоманию, грязь,
столицы в ночи поджигая,
насилуя, грабя, молясь…
Свое понимание Б-га
сполна показали они
расправой над Тео ван Гогом
и жаждой «священной войны».
И жаждой справлять новоселье,
ввалившись в чужие дома.
Любимые дети Брюсселя —
Европы позор и чума.
Подернуты башни и стены
туманом печали и сна.
И память Лепанто и Вены
трусливо запрещена.
Европа, хребтом извиваясь,
пасуя и падая ниц,
лишь пестует в хищнике ярость
и множит «тулузских убийц».
В удавке предательских правил
великих народов семья.
И только далекий Израиль
занес наконечник копья.
Спасая Европу-болото,
стоит против многих один,
с Иудиным Львом на воротах
Израиль — страна-паладин.
И этому воину в спину
уж многие годы подряд,
как урки, «друзья Палестины»
заточку всадить норовят.
Вот Грасс, исходя словесами,
наносит посильный урон.
Тебя бы в Сдерот, под «Кассамы»,
в полуденный белый Хеврон,
в еврейскую глушь на ночевку —
хранить поселенческий кров,
руками сжимая винтовку
и пулей встречая врагов!
Не скрою, внушает волненье
страна, где девчонка-солдат
спешит на шаббат в увольненье,
неся за спиной автомат.
Без страха прослыть сионистом,
себе указую: смотри!
Там битвы решающей выступ,
там Запад на кромке зари!
Там наши Лепанто и Вена
вершатся в огне и крови…
Мне снится такая вот сцена:
мочи ядовитая пена
ползет из фонтана Треви.
Примечания поэта
«И брызжет мочой в Баптистерий Флоренции золотой» — речь о факте, о котором рассказывает Ориана Фаллачи в своей книге «Ярость и гордость»: мусульманские мигранты, жившие в палатке возле Флорентийского баптистерия Сан-Джованни, демонстративно мочились на его знаменитые двери эпохи Возрождения.
«И память Лепанто и Вены…» Битва при Лепанто — морское сражение между объединенными силами Европы и флотом Османской империи, закончившееся полным разгромом последней (1571). Вена — Венская битва, разгром армии Османской империи польско-австро-германскими войсками под командованием короля Яна Собеского (1683).
«С Иудиным Львом на воротах» — речь о гербе Иерусалима, символизирующем «храбрость рода Иуды, стоявшего во главе племён Иудеи и получившего во владение Землю Иерусалима».
Гюнтер Грасс — нобелевский лауреат, обвиняющий Израиль в планировании уничтожения Ирана.
***
В горниле библейского зноя,
Кипой отражая зенит,
Шагает мужик с кобурою —
Особой породы семит.
Одетый в ковбойку и джинсы,
Похож на пророка с икон,
Он полон полуденной жизни,
В себе перейдя Рубикон.
Он силы народной частица,
И в участи слиты одной
Мозоли горячей десницы
И холод «беретты» родной.
Плечом поправляя рюкзак,
Спешит он к родимым пенатам,
Где плуг с боевым автоматом
В бытийный сплетается знак.
Он едет к багряным закатам,
К восходам лучисто-крылатым —
Израильский вольный казак.
Он едет, чтоб потом и кровью
Удобрилась каждая пядь.
Чтоб, землю возделав с любовью,
Оружие класть в изголовье,
А завтра — с оружием встать.
Он почвы хозяин от Б-га,
А кровь его — вроде залога,
И этот завет не разъять.
Простор под такими руками —
Колосья, источники, камни —
Былую обрел благодать.
Не сгинуть еврею, не спиться.
Бывает, порой и не спится:
Из мрака крадется топор.
И смотрит Израиль в упор
Во тьму, будто в маску убийцы,
Рукой согревая затвор.
Не ручаюсь, что собрал всё значимое в благосклонной к нам российской нееврейской поэзии, а из иноязычного упомянул я лишь одного Байрона — но «нельзя объять необъятное», надо же где-нибудь поставить точку? Читатели, если вы знаете хорошие стихи наших друзей, пожалуйста, присылайте, можем продолжить серию.
Подготовил Арье ЮДАСИН
Оцените пост
(голосовало: 4, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
