Рукописи не горят, или Не сломленный жизнью Виктор Гроссман

Рукописи не горятОкончание. Начало в № 1139

Обретя свободу после ГУЛАГа, на этот раз окончательно, Виктор Гроссман продолжил и завершил работу над «Арионом», начатым еще в ссылке. Этот роман был опубликован в издательстве «Советский писатель» в 1966 году. А за 139 лет до этого вышло стихотворение Пушкина с тем же названием. И стихотворение, и роман о Пушкине.
В романе «Арион» и последовавшим за ним «После восстания» (1967) Гроссман проникает в события почти полуторавековой давности, в атмосферу того времени и воссоздает образ поэта. В первом романе Пушкин представлен, как он видится Гроссманом, «молодым, озорным и немножко озлобленным» в пору его пребывания в южной ссылке с весны 1820 по июль 1824 года. Во втором романе это повзрослевший человек, тяжело переживающий потерю близких ему по духу людей, своих дорогих друзей.
После помилования Пушкина Николаем I и беседы с императором в Москве в феврале 1826 года поэт на какое-то время испытывает надежду в отношении реформаторских намерений Николая I и политических перемен. Эта надежда выражена в его известном стихотворении «Стансы» (1826). Однако вскоре иллюзии поэта рассеиваются. Пушкин сохраняет верность своим идеалам и остается Арионом — певцом свободы, что наиболее ярко выражено в его стихотворении «Во глубине сибирских руд».
Последние годы жизни Гроссман работал над «Этюдами о Пушкине», которые начал еще в 30-х годах. В результате вслед за «Еврейской попадьей» появился этюд «Татьяны милый идеал», выпущенный в свет уже после смерти писателя в 2003 году вологодским издательством так же, как и его предшественник, тиражом в 200 экземпляров. Это этюд в совершенно ином жанре, а именно в литературоведческом. Как следует из заголовка, он посвящен преимущественно Татьяне и ее прототипу, вернее прототипам. Онегину отводится совсем немного места в начале этюда, что обосновано следующим любопытным наблюдением автора: «Онегин имеет много прообразов, поэтому он так типичен. Иное дело — Татьяна. Этот образ не столько типичен, сколько идеален и, значит, исключителен».
Виктору Азриелевичу не довелось увидеть «Этюды о Пушкине» опубликованными. Стараниями друзей, энтузиастов и поклонников его таланта они вышли в свет двумя книжками через четверть века после смерти писателя в Вологде. Гроссман вообще был мало известен за пределами этого города. Его почти не публиковали. Лишь в конце жизни ему удалось издать книгу воспоминаний «Минувшие дни» в провинциальном издании «Север».
В старости Виктор Гроссман вел затворнический образ жизни, практически не выходил из дома. Он страдал клаустрофобией, то есть боязнью открытых пространств. Видимо, она была следствием длительного пребывания в заточении. Однако он не был настоящим отшельником. Его квартира стала духовным центром Вологды. К нему приходили друзья и знакомые, интеллигенты, образованные люди, чтобы послушать увлекательные рассказы о литературе, побеседовать с писателем и просто посоветоваться. У него сохранились связи с Вологодским пединститутом, где первые годы после войны он работал профессором на кафедре русского языка и литературы.
В квартире Виктора Азриелевича царила атмосфера радушия и гостеприимства. И немалая заслуга в этом принадлежала его верной спутнице жизни — Виктории Борисовне Бердичевской. Она была удивительным человеком. Будучи заместителем директора одного из крупнейших предприятий Вологды, деятельная и энергичная, она находила время, чтобы создавать уют. Если Виктор Азриелевич обладал писательским талантом, то его жена обладала редким талантом общения. Никакого эгоцентризма, ни тени высокомерия. Все, кто знал эту женщину, поражался ее самоотречению, ее участию в чужих проблемах, словно у нее не было собственных, ее отзывчивостью и готовностью помочь.
Когда Виктория Борисовна вместе с семьей дочери приехала в Израиль, первое, что она сделала, это нашла себе работу — поливать из шланга по утрам цветы в садике частного дома, чтобы внести и свою скромную лепту в семейный бюджет. И это в возрасте под восемьдесят.
Она всегда жила жизнью других — мужа, дочери, зятя, внуков, правнуков, проявляя о них трогательную заботу. Обладая тонким художественным вкусом, Виктория Борисовна очень любила классическую литературу и классическую музыку. Она была из того редкого рода людей, что предпочитают дарить, нежели получать подарки. Приезжать на дни рождения друзей и одаривать их сувенирами и дисками с классикой было ее страстью.
И еще одно редкое качество было свойственно этой женщине — не обращать внимания на незаслуженные обиды и оскорбления. На это способны лишь великодушные и по-настоящему интеллигентные люди, а именно такой и была Виктория Борисовна. В общении с ней я всегда чувствовал не просто доброжелательность, а настоящую духовную близость, почти родственную. Могу смело сказать, что за пределами семейного круга за время моего пребывания в Израиле, а это почти четверть века, я ни разу не встретил человека, столь мне симпатичного и притягательного.
Виктория Борисовна перешагнула девяностолетний рубеж. И столько же было Виктору Азриелевичу в день его кончины. Он покоится на кладбище в Вологде, а она — в Израиле, в Петах-Тикве. Разделенные тысячами километров, они сближены благодарной памятью людей, их знавших.
Ариэль КАЦЕВ

Оцените пост

Одна звездаДве звездыТри звездыЧетыре звездыПять звёзд (голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...

Поделиться

Автор Редакция сайта

Все публикации этого автора