Продолжение. Начало в № 1083
Когда я прибыл в Прессбург, первая струйка беженцев из лагерей смерти стала возвращаться в свои бывшие дома. Среди них были те, кому уже нельзя было помочь, и они умирали вскоре по возвращении. Но в некоторых дух был достаточно крепок, и с помощью своих немногих здоровых товарищей и общественных служб, учрежденных в конце войны, к ним стали возвращаться силы.
Эти немногие выжившие были представителями миллионов евреев, которые мирно жили до Холокоста. Миллионы погибли в результате всевозможных зверств: от удушений, от пуль, от побоев, в результате массовых уничтожений, медицинских экспериментов нацистов, от голода, от газа, от невообразимых пыток. Все это было частью основной задачи сумасшедшего, злодейского плана нацистов не просто убить евреев, но низвергнуть их с возвышенного положения Б-гоизбранного народа до самых низменных из животных существ. Возвращающиеся к жизни жертвы рассказывали нам о нацистских ужасах, о безжалостных убийствах мужчин, женщин, детей и младенцев. Повидав столько смертей, большинство из них вопрошало, почему они были оставлены в живых. Некоторые понимали это так, что они выжили ради того, чтобы служить свидетелями произошедшего.
Впервые я начал осознавать размах Катастрофы, которую причинили немцы. Я был теперь видавшим виды бойцом, вернувшимся с победой, но эти рассказы разбивали мое сердце, и я подолгу плакал горькими слезами от негодования. Мои безудержные слезы смешивались со слезами других оставшихся в живых, словно воды Всемирного потопа, но слезы никак не могли смыть рубцы наших страданий. Я никогда полностью не оправлюсь от впечатлений того, что я узнал в те дни.
Я бродил по улицам Прессбурга в поисках ниточек, связывающих меня с той жизнью, которой я был лишен, и привычка привела меня к дверям Ширстубе — синагоги, где мы молились перед войной. Там царила тишина. Место, где однажды было полным-полно евреев, теперь было голым и пустынным. Я начинал осознавать громадность произошедших в городе перемен.
До войны этот прекрасный город был величественным оплотом Торы и еврейской жизни. В каждом районе евреи наполняли синагоги, где они были заняты изучением нашего драгоценного наследия. Я проходил по улицам, где я по именам знал живших в каждом доме. Теперь все эти дома были пусты. Проходя мимо иешивы на углу, я вспомнил, как она была полна усердных учеников всего восемь или девять лет назад — но сейчас никого не было внутри, никто не учился. Повсюду, где раньше были евреи, теперь — только тишина.
Те немногие, кто выжил, возвращались, чтобы встретиться в одиночку лицом к лицу с новой реальностью. Ни отца, ни матери, ни близких, ни дальних родственников, ни друзей, ни общины — никого не найти. Куда делись все мудрецы Торы, набожные евреи, раввины? Каждый из нас чувствовал себя, как Ной после потопа.
В удивительно короткое время, однако, появились признаки возрождающейся еврейской жизни, когда немногие пережившие Катастрофу евреи стали объединяться в общину. Мы стали собираться в синагоге, и сформировалась небольшая община. Рав Моше Яаков Вайс выполнял функции раввина, а д-р Эйхлер — функции секретаря общины. Здесь я встретил некоторых людей из тех, кому я помогал прятаться в нееврейских домах. Мы обрадовались, увидев друг друга в живых, и произнесли сообща молитву, выражавшую наши глубинные чувства и подтверждавшую, что мы остались преданы нашей вере: «Несмотря на все произошедшее, мы остались верны Всевышнему, и наш взгляд обращен к Нему».
Мы перечисляли случаи, когда в нашей жизни проявлялась рука Всевышнего, и произносили слова царя Давида: «Благословен Господь, который не отдал нас в зубы хищников. Наша душа подобна птице, спасшейся из силков; силки порвались — и мы спаслись» (Псалмы 124:6–7).
Как и большинство остальных, кто пережил Катастрофу, я был в Прессбурге один, но сохранял надежду, что кому-то из близких удалось спастись. Две мои сестры — Хана и Сара — оставались в Венгрии, и, насколько мне было известно, они не были схвачены нацистами. Примерно через две недели моего пребывания в Прессбурге один знакомый сообщил мне, что Хане действительно удалось избежать нацистских когтей, и она сейчас находится в Румынии. Я уже собирался поехать за ней, когда она сама прибыла в Прессбург.
Наша встреча была чудесным и радостным событием. Я уже не надеялся вновь испытать такое счастье. Хана, старшая из сестер, превратилась в чудесную и красивую молодую женщину. Я боялся, что она пострадала от тягот недоедания и постоянного страха — то, от чего страдали все укрывавшиеся от нацистов. Она же скрывалась в Будапеште под видом девушки-католички, имея собственную квартиру и работу. Вдобавок отец устроил так, что она могла снимать деньги с банковского счета, открытого на ее нееврейское имя. Ей удавалось избегать нацистов почти до конца 1944 года. Вероятно, кто-то выдал, что она — скрытая еврейка, и ее арестовали. Хану уже приговорили к расстрелу, но потом неожиданно отпустили. Ее друзьям-неевреям удалось собрать достаточную сумму денег для взятки, чтобы ее бумаги были пересмотрены, и ее освободили. До конца войны ей удавалось в безопасности скрываться в Румынии. Она вернулась в Прессбург в надежде найти меня в живых.
Хана также привезла чудесную новость, которая сделала меня совершенно счастливым. Она сообщила, что Сара — моя вторая младшая сестра — жива и здорова и точно находится в Будапеште. Сару тоже прятали от нацистов на протяжении всей войны. Ее растила в своей семье Маришка Кертеш, как собственную дочь. Маришка — это та самая женщина, которая когда-то работала у нас прислугой, а затем перевезла Сару через границу, выдав ее за своего ребенка.
Несмотря на нашу бурную радость, мы оба знали, что нам еще предстоит разговор о выпавших на нашу долю великих горестях, но для этого еще будет время. Сейчас перед нами была важная задача: нужно было отыскать Сару.
В последние месяцы войны русская армия окружила Будапешт, держа город на осадном положении. В результате к окончанию войны оставшиеся жители оказались поистине в ужасных условиях. Даже тем, у кого были деньги, недоставало еды. На следующее утро я поспешно отправился в Будапешт на поиски сестры.
По прибытии я с потрясением узнал, что семья Кертеш сдала Сару в детский приют. У них не было денег на еду, и они знали, что в приюте Сара будет в безопасности, там ее хоть чем-то будут кормить. Они также считали, что меня нет в живых, поэтому и решили поместить ее в приют для сирот.
К концу войны по улицам каждого города бродило множество сирот, еврейских и нееврейских. У большинства людей не было ни еды, ни денег, и невозможно было заботиться об этих детях. Несколько богатых людей вместе с некоторыми религиозными организациями и агентствами социальной помощи учредили специальные дома, куда брали таких бездомных детей. Шведское консульство играло активную роль в укрытии еврейских сирот и семей в подвалах зданий, находившихся под защитой как часть территории посольства.
В одно из таких заведений — имение Домникос — и отвела Маришка Сару во время войны. Я легко нашел этот приют, где меня, к моему облегчению, дружелюбно встретили. Меня тут же отвели в кабинет директора. При мне была коробка из-под обуви, наполненная банкнотами по 100 пенго, которые я намеревался предложить в качестве оплаты за пребывание Сары в этом доме. Я был ошеломлен, когда, оказавшись в кабинете, я узнал директора — д-ра Вольфа Фрея, друга семьи из Прессбурга. Он тоже меня узнал. Он был основателем этого заведения, и ему удавалось сохранять его в безопасности благодаря влиятельным друзьям из шведского посольства.
Д-р Фрей был растроган до слез, когда узнал, что заботился о моей младшей сестренке под вымышленным христианским именем. Он помог мне найти Сару. Невозможно передать глубину моей радости, когда я увидел ее, и мое огромное облегчение, когда она мгновенно меня узнала. Я думал только о том, чтобы отвезти ее домой в Прессбург, к Хане.
Прежде чем отправиться в путь, я хотел отдать д-ру Фрею полную денег обувную коробку. Он вежливо отказался от какой-либо платы. Годы спустя, когда бы я ни встречал д-ра Фрея, он вспоминал мне ту обувную коробку с деньгами. Сара могла оказаться в любом из детских приютов Будапешта — это было огромным чудом, что Маришка отвела Сару именно в дом под управлением д-ра Фрея.
Перевод Элины РОХКИНД
Продолжение следует