– Здравствуйте! Представьтесь, Шошана, пожалуйста.
– Я совсем простой человек, таких очень много, никаких особых достоинств у меня нету.
– Кто Вы, что Вы? Откуда Вы?
– Мы из Грузии. Я жена, мама, бабушка, педагог математики и воспитатель девушек от 14 лет и старше в школе «Бейт Ульпана» в Иерусалиме.
– Помнится, Вы ещё и заслуженный учитель Грузии? Ну, раз не хотите об этом — давайте об учениках. Что это за школа и как Вы дошли до жизни такой?
– Мы собираем детей из бывшего СССР — со всех республик (где находим, там и берём) — девочек, которые по алахе еврейки. Иногда они сами о том не подозревают.
– Часто такое бывает?
– Часто. Одна девочка, например, сказала: «Какая я еврейка, если мой папа — русский?!» Здесь мы даём им образование, «багрут» (школьный аттестат); они изучают еврейскую историю, у многих появляется еврейский патриотизм — они начинают чувствовать себя еврейками.
– Что же оно такое — «еврейский патриотизм»?
– У них появляется гордость, что они еврейки, что есть Израиль, появляется восхищение своей историей. Прежде многие стеснялись сказать, что они еврейки, или не думали об этом вообще. Вот, например, проводили опрос среди израильтян — согласны ли они отдавать «территории»? Ни один репатриант из бывшего Союза не согласился ничего отдавать!
– Но для этого не нужно специфически еврейского образования — достаточно чувствовать себя евреем! И ещё посмотреть фильм «Москва слезам не верит».
– Достаточно почувствовать себя «частью» этой земли — а свою часть не отдашь.
– А что, рождённые в Израиле евреи не чувствуют себя частью этой земли?
– Чувствуют, но им не говорили с детства: «Убирайтесь в свой Израиль!» У нас, наверное, какое-то другое поэтому переживание, чувство. И — местные так хотят мира, что часто согласны почти на всё. Здесь это «бандитское» положение не меняется долгие годы — а там мы надеялись: «Вот, ещё несколько лет и…»
– Израильтяне просто устали?
– Может быть. А здесь новые, приехали с новыми силами, получили «своё» и готовы его защищать.
– Я знаю и прямых антисемитов из Союза, в том числе чистопородных евреев…
– Конечно, есть — те, кто летели сюда за одним: хотели получить комфортную жизнь. Не вышло если — и обозлились. Кто за чем ехал сюда.
– Но ведь о большинстве говорят как о «колбасной эмиграции»!
– Это очень обидное название, колбасу («по блату») можно было достать и там.
– Но ведь факт и то, что многие просто бежали — из Молдавии, Таджикистана…
– Из той же самой Грузии — война была.
– У них, выходит, «патриотизм» — оттого, что благодарны месту своего спасения?
– Как Вам объяснить? Когда человеку плохо — он бежит к маме, к взрослым — кто может поддержать. Кто-то уезжал в Америку, Германию — добравшиеся сюда, наверное, не только за колбасой ехали. Но что-то мы с Вами в политику залезли — совсем неженский вопрос. Давайте убежим от неё.
– С радостью, помчались наперегонки! Получают ли ваши девочки религиозное образование?
– Да, конечно. Мы никого не заставляем, мы даём знания. А кто как их применяет — это добровольно. Есть девочки, которые после нашей школы идут в армию. Есть те, кто продолжает учиться в обычных институтах. Есть идущие в религиозные высшие заведения — Михлала Харедит, просто Михлала, Неве Иерушалаим, Махон Таль, медицинский техникум в Нетании и т. д. Существует много религиозных «калледжей». Сейчас в религиозном мире девочкам стараются дать высшее образование. Скажем, Махон Таль — отделение Иерусалимского университета, с таким же дипломом; отличие только в том, что юноши и девушки учатся раздельно. У нас есть девочки, которые уже докторские защищают! Те, кто идёт в нерелигиозные учебные заведения, переселяются в другие общежития, а девочки, которые учатся в религиозных учебных заведениях поблизости, могут оставаться у нас в общежитии — для них есть специальная программа. И есть такие девочки, которые выбирают «ширут леуми» — альтернативную воинскую службу (в больницах, детсадах, школах и т. д.); кто из них хочет — тоже остаются у нас в общежитии.
Мы стараемся помогать всем им и дальше — это «наши дети»: выдавать их замуж, поддерживать материально и морально. Наши выпускницы знают, что есть место, куда они всегда могут прийти — и им будут рады. Это — как собственный дом, даже если ты уехал в другую страну. А многие здесь учительницы и воспитательницы — наши бывшие выпускницы.
– Я знаю, что Вы работаете «эм байт»…
– Да-да, вечерами я работаю «мамой общежития».
– Я сам учился в Ленполитехе и часто бывал в общагах у друзей. Туда и милиция наведывалась, и свои дружинники, здоровенный мужик «на вахте», пьянство, проблемы между полами и т. д. Драки случались. Скажите, только по-честному — какие эксцессы бывают у вас?
– Лично у меня 9-й класс. Мы не берём всех подряд — проводим семинар, смотрим на детей — могут ли они жить в коллективе. У нас фактически, по сравнению с тем, что Вы сказали — не общежитие, а семья с мамой. Я вечерами прихожу к ним, делаю с ними домашние задания, слежу, как искупались, погладили ли одежду, учу их готовить обед, стирать и т. д. — в общем, готовлю их к взрослой жизни. То, что делает мама дома. Иногда мы выходим погулять вместе, идём в бассейн, заниматься спортом и т. д. Если ребёнок болен, я хожу с ним к врачу — то, что делает обыкновенная мама. Держу постоянную связь с их настоящими родителями.
Дети все разные, с разным воспитанием. Надо как-то им научиться жить вместе, друг другу помогать, любить друг друга… На это уходит практически весь их первый год в нашей «Ульпане» — чтобы создать из них семью, коллектив.
Чтобы не было зависти, непонимания. Чтобы они стали «одним целым». В одиночку очень трудно прожить в этом мире! Вначале девочки часто плачут — хотят домой. А перед каникулами, когда они едут домой, очень ждут этого — но плачут, когда расстаются друг с другом. И всё лето держат связь между собой. Меня Ваши вопросы насмешили — это «пьянство, гуляние, дружинники»… Как в плохом сне. У нас даже смешно об этом говорить.
– Какие всё-таки есть проблемы?
– Первая, я уже сказала — дети вначале скучают по дому. Вторая — все разные, непросто бывает ужиться друг с другом. Многие дети — единственные в семье: папа, мама, ребёнок и собака (или кошка). В семье они были «источником света». А здесь — все они вместе, все очень важные — но все равные.
– Часто ли бывают конфликты между девочками?
– Самый «страшный» конфликт: «Я сегодня убираю комнату — почему ты напачкала?!» Иногда я участвую, разбираюсь, бываю «судьёй», но чаще мирятся сами. Максимум — можно поменять местами, переселить кого-то в другую комнату. До этого очень редко доходит. Дети в одной семье тоже ссорятся, это нормально. Подраться — им даже в голову не приходит. Драк не было ни разу, практически не бывает и воровства.
– Есть примеры обратного?
– У одной девочки пропали деньги. Я собрала всех и сказала: «Кто-то взял деньги. Я не знаю, зачем это ей было нужно, может быть, послать маме. Но если она хочет чувствовать себя человеком — она положит на место деньги от следующей стипендии». Так и произошло. Положили под подушку. Я снова собрала «собрание» и сказала: «Вот сейчас я спокойна за этого человека. Человек, который вернул — я в нём теперь уверена. Я горжусь этим человеком. Он победил своё дурное качество, отдал то, что уже чувствовал своим!»
– Вы примерно догадываетесь, кто был «вор»?
– Да, конечно, но никому об этом не говорила. Если бы она не вернула, я поступила бы иначе.
– Что Вы скажете о сегодняшней молодёжи из стран бывшего Союза? Чем они отличаются от прежних и между собой — по странам?
– Говорят, что молодёжь «куда-то катится»… Я вот смотрю на них и удивляюсь — откуда берутся такие чистые дети? Они хотят учиться, хотят обосноваться в Израиле, хотят помогать родителям и чтобы они приехали сюда жить.
Год на год не приходится. В этом году какие-то особенно хорошие ребята. И в прошлом году хорошие были… Вот пример: две девочки, одна с армянской, другая с азербайджанской фамилией. По папам. Сначала какой-то холодок между ними пробегал — а сейчас они прекрасно понимают, что и одна, и вторая еврейки, и нежно дружат между собой. Бывают шуточки: «наша Украина, а вы москали!», «наш гимн — это не ваш гимн!» и т. п. Вначале всё это, а потом они друг к другу привыкают, начинают дружить. Живут, например, весь год трое в одной комнате…
– Шошана, у Вас получается сплошная идиллия — не смотрите ли Вы на своих «детей», как нормальная мама на своих детей, лично на свет порождённых? А на недостатки детей многие мамы закрывают глаза, просто не умеют их видеть.
– Да, самое большое счастье — когда ощущаешь их, как самой тобою рождённых. Я горжусь ими, переживаю их неудачи. Иначе какая же я мама?
– У вас все такие «настоящие мамы»?
– Я думаю, что да, конечно.
– Как бы Вы описали психологический тип современных отроковиц? К Вам ведь приходят уже не совсем дети.
– Дети они, дети! Сейчас все растут под влиянием Интернета. Иногда мне не нравятся песни, которые они напевают, музыка, которую они слушают, фильмы ужасов, которые они смотрят. Мы были другими, «идейными». Собрать металлолом, макулатуру, помогать пожилым людям… Нам это дало дисциплину — которая мне сейчас очень помогает в работе. У них это всё как-то более размыто.
– Вы хотите сказать, что в обществе, из которого они пришли, нет идеалов?
– У некоторых есть идеалы. Иногда я с их идеалами не согласна. Я не воюю с их взглядами, с их идеалами — тем более девочки растут, меняются их идеалы, их мировоззрение, меняется их одежда.
Субботу мы проводим вместе. Наша с мужем квартира — это фактически тоже «Бейт Ульпана». Они приходят ко мне помогать готовить, у них есть своя очередь помогать (не все, конечно, это любят, но очень многие). Они восторгаются своими кулинарными успехами, фотографируют получившиеся халы, торты и т. д., посылают родителям. «Вот, мама, приеду я домой — я тебе такой же сделаю!» — часто слышу. И, как мама, я справляю им дни рождения.
– По еврейскому или по мировому календарю?
– В основном по мировому. Потому что родители этого ждут — к такому-то числу. Каждая комната что-то делает: торт, суши… Всегда бывает очень тепло. За счёт этого, я думаю, мы и держимся — за счёт теплоты, взаимопонимания.
– Неужели без «строгостей»?
– Конечно, «с». Есть вещи строгие: пол-одиннадцатого спать — и кончено! Я обязательно целую каждую «дочку», кого «кладу спать». Если кого-то не поцеловала — такая обида бывает!
– Какая примерно доля из них становится религиозными, сколько нет?
– Это очень сложно сказать. Проценты здесь не вычислить, никто не знает, что произойдёт позже. Бывает, к концу 9-го класса девочки «загораются», потом остывают, бывает наоборот — долго холодно, потом загорается. Обычно к концу первого года они начинают разделять мясное и молочное, а когда хотят меня угостить, ищут кошерные ингредиенты: «Попробуйте, как мы сделали, тут всё кошерное!» Когда едут к родственникам — я не знаю, что там происходит.
Тяжело многим бывает вначале. Непонятно всё это — что, зачем? Дома они к такому не привыкли. Но в сердце каждой, даже тех, кто продолжают быть нерелигиозными, что-то остаётся, что-то они соблюдают. Конечно, Шаббат в «Ульпане» мы все соблюдаем.
Наша цель ведь здесь — не «сделать их религиозными», а помочь осознать своё еврейство, новое о себе узнать и понять, научиться жить вместе. И — подготовиться к взрослой жизни.
– Есть у Вас какие-то особые педагогические приёмы?
– Конечно, есть. Например, обычно где-то в середине года я провожу такую игру. Я делаю ксерокопии моей чековой книжки и кладу в конверты «чеки», пишу суммы — от 50 тысяч шекелей до миллиона. Девочки подходят, наугад берут конверты. Смотрят суммы — а почему мне не то, что у соседки? Я объясняю: это подарок. Все рождаются тоже разными — у кого голубые глаза, у кого зелёные… А теперь думайте, как эти «деньги» использовать. Они думают, обсуждают. Подвожу их к мысли, что жизнь — это тоже подарок. И использовать её надо так (по Николаю Островскому): «Жизнь даётся человеку один раз — и прожить её надо так, чтобы не жёг позор за бесцельно прожитые годы… за меленькое и подленькое…»
– Скажите, Шошана — Вам хорошо жить в Израиле?
– Хорошо. Я родилась и выросла в другой стране, по другим законам. Я приехала сюда, стала религиозной — и я не вычеркнула всю свою прошлую жизнь. То, что там было хорошего, правильного — я постаралась использовать, взяла с собой. Это мне очень помогает в работе. Это, кроме всего, и большой жизненный опыт, правда же?
– Я пробую действовать так же — себя из себя не вычеркнуть, да и незачем. Но многие пытаются «зачеркнуть прошлое», стать «большими раввинами, чем Рош ешивы», «большими американцами, чем американцы», «большими израильтянами, чем…» Что Вы скажете про это — ведь мы с ним постоянно сталкиваемся? Не стараются ли некоторые из Ваших девочек «обизраильтяниться» — со всеми плюсами и минусами этого?
– Я думаю, что нет. Очень хорошо, что они становятся израильтянками — но они обычно остаются самими собой. Например, им не нравится, когда они видят полуголых местных женщин или этих ребят с покрашенными в зелёный или красный цвет волосами. Конечно, мы все меняемся, и я здесь не совсем такая, какая была прежде — но это изменение должно происходить не искусственно, а вполне естественно.
– Неужели подростки могут делать что-либо «естественно»? Ведь молодёжи свойственны перекосы. Здесь бытует выражение: «В таком возрасте нормально быть сумасшедшим и сумасшествие — быть нормальным!» Это даже раввины в школах говорят…
– Мы это понимаем и стараемся мягко на них влиять, не давить. Приносим фильмы, книги… Есть, скажем, девочки, которые хотят как-то необычно сделать себе причёску. Постепенно они сами начинают сравнивать, выбирать — и решают, что им больше подходит. Но главное, у них нет времени сходить с ума — у них очень много уроков, экскурсий, всяких мероприятий — всё это захватывает их. Ещё — они получают стипендию, они учатся, куда эти деньги потратить, учатся самостоятельности. У нас есть урок бухгалтерии, это им тоже помогает организоваться, понять, как обращаться с деньгами. В общем, я же предупреждала: я совсем обычный человек, я ничего нового, умного Вам не сказала, Вы всё это и так знаете!
– Едва ли. И уж точно не очень хорошо знаю, как свои «знания» применять на практике. А теперь, Шошана — пожелайте, пожалуйста, на прощание что-нибудь нашим молодым и нашим родителям.
– Прежде всего, конечно, мира над головой. Взаимопонимания: чтобы родители понимали детей, а дети родителей. Ну а всё остальное, как говорится, приложится.
– Да будет так, амен! Спасибо Вам, Шошана.
P. S. От интервьюера — «писателям» на сайте
Я не читаю комментарии на сайтах к своим статьям, разве что случайно компик перешлёт на мейл. И то же посоветую собеседнице. Умное пишут чрезвычайно редко, а больше — «смешная» болтовня и агрессивные эмоции. Такова, увы, ситуация в нынешнем «информационном пространстве». Но, знаете, женское любопытство… А женщины — народ более чувствительный. Просьба: поберегите пошлости и грубости для своего личного пользования. Теперь — урок русского языка: хотя «трепло» — существительное среднего рода, но те трепачи (мужского рода слово), кто ещё не до конца забыл свой пол от рождения — постарайтесь вспомнить, что формально вы «мужчины». Теоретически — имеете право на мужское достоинство. Купите платочек, наденьте на роточек. Впрочем, я, вероятно, прошу невозможного…
Оцените пост
(голосовало: 7, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
