Мы не надеялись, что выживем… Михаил Бартик вспоминает

Михаил Бартик
Михаил Бартик

Решил начать рассказы бывших узников Печорского концлагеря именно с Михаила по нескольким причинам. С Михаилом мы были знакомы задолго до моего участия в проекте «Пережившие Холокост». Я был сопредседателем еврейского общества в Виннице, Михаил занимался чем-то подобным в городе Тульчине Винницкой области. Наши пути-дороги часто пересекались, мы бывали на различных семинарах и собраниях в Киеве. Вместе со своими тульчинскими земляками Бартик был в числе первых, кто попал в только что организованный концлагерь в Печоре, и в числе последних покинувших этот ад. Что называется, от звонка до звонка. Бартик сумел в ходе выездного интервью показать нам самые примечательные места Печорского лагеря. В послевоенной жизни Михаил Бартик женился на бывшей узнице того же Печорского лагеря. Итак, слово Михаилу Бартику.
– До начала войны многих мужчин брали на переподготовку, но никто не мог предполагать, что вражеские войска могут переступить советскую границу и зайти на ее территорию. Считалось, что если и будет война, то, скорее всего, на вражеской территории. К тому же знали о заключенном мирном договоре с Германией.
– Отец был достаточно информирован?
– Конечно. Он все-таки был начальником цеха, читал газеты, слушал радио. Отец не был мобилизован на фронт, так как был невоеннообязанным, к тому же получил бронь. Когда в городе пошла паника в связи с приближающимися немецкими войсками, встал вопрос об эвакуации. Отцу было поручено подготовить к эвакуации фабричное оборудование. Пока он этим занимался, предложил матери с детьми присоединиться к ее отцу с остальными членами его семьи, что и было сделано. У деда была телега, две лошади, и мы пустились в путь. Мы — это дед с дочерью, бабушка, мать, отец, сестра, братик и я.
– В каком направлении вы двигались?
– В сторону Бершади, с тем чтобы затем двинуться на восток, к Днепропетровску, Кировограду, куда-то туда. Собрали некоторые вещи, документы. Но не успели отъехать на 30–40 километров, как нас уже догнали немцы. Пришлось возвращаться в Тульчин.
– Много ли людей пыталось также эвакуироваться?
– Пытались многие, но большинство, как и мы, не успели. Думаю, что из Тульчина успело эвакуироваться не больше чем 500 человек. Когда мы возвратились в Тульчин, там уже хозяйничали немцы. Дом наш не был разграблен, мебель осталась на своих местах. Но дальше пошла та еще жизнь! Немцы чувствовали себя как дома, забирали все, что хотели.
– Расскажите, как они выглядели.
– Когда я сравниваю тех немцев, которые вошли в Тульчин, и тех, которые уносили ноги, не перестаю удивляться. Такие ухоженные, холеные, такие откормленные, такие вооруженные, технически оснащенные. Я не помню, чтобы они ходили пешком: на велосипедах, на мотоциклах, на машинах. Своим видом и наглым поведением они просто нагоняли страх и ужас на людей. Я видел их, и я также видел наших отступающих солдат. Измученные, кто в обмотках, кто босиком… Вскоре стали появляться полицаи, из местного населения. Специальной формы у них не было, одеты, как все остальные, только отличительные повязки на рукавах. Были ограничения на передвижения, были проблемы с питанием, но по сравнению с тем, что пришлось пережить потом, это были еще цветочки. Как-никак мы жили в своем доме.
Но вот наступили еврейские праздники: Рош ха-Шана, затем Йом Кипур. Начались первые убийства. Помню, был здесь некий Стоянов. Говорили, что он был оставлен для подпольной работы, с ним оставался также еврей Воскобойников. Так вот, Стоянов сдал Воскобойникова, которого тут же убили. Еще был директор обувной фабрики еврей, коммунист Гранц. Его убили, разрубили на части и возили в тачке по Тульчину. Я это видел своими глазами. Затем было организовано гетто в Тульчине. Евреям было предписано жить в определенных границах. Мы уже тоже не могли оставаться в своем доме и перебрались к тете, ее фамилия Колоденкер. (От себя добавлю, что тетя впоследствии тоже стала узницей Печоры, и я брал у нее интервью. — Прим. ред.) В Тульчине практиковал доктор по фамилии Белецкий, все были о нем хорошего мнения, прекрасно относился к евреям. Так вот этот доктор, когда было создано гетто, предложил немцам в принудительном порядке сделать всем евреям якобы для борьбы с возможными эпидемиями из-за большой скученности некие прививки. После этих прививок люди начали массово болеть тифом. Моя сестра также заболела тифом.
В один далеко не прекрасный день, на рассвете, помню, это была пятница, так как мама пекла хлеб в канун субботы, стук в двери, окна, команда собраться в течение пяти минут и выйти на улицу. После этого нас собрали в первой школе. Затем стали по 200–300 человек отправлять в баню. В бане нас заставили раздеться якобы для дезинфекции. В бане мы не мылись, но всем, опять по распоряжению того же Белецкого, сделали уколы. Объяснили: это делается для того, чтоб мы не болели. А на следующее утро нас погнали. Это было уже под праздник Ханука, был декабрь месяц. Идти было очень тяжело. Дорога — сплошное болото. Громадная колонна. Шли без остановок. Если кто-то нагибался, чтобы попить хотя бы из лужи, тут же получал удары палками либо прикладом или даже пулю.
– Вы лично видели, как убивают за то, что человек хотел попить?
– Да, я это лично видел. Сколько стариков, которые не могли дальше идти, остались лежать на той дороге! Я все помню, мне уже в ту пору 12 лет было. Я даже помогал родителям нести младшего братика на руках. Моя сестра с нами не шла, она оставалась в тульчинской больнице с тифом. В колонне, я думаю, было порядка 3000 человек, все тульчинские. Вели, словно военнопленных, сопровождали собаки, людей из близлежащих сел близко не подпускали. Гнали нас целый день. В селе Торков нас загнали в конюшню, где и переночевали. Наутро всех стали выгонять на улицу. Кто не мог идти, тут же пристреливали.
– Вы это видели, как пристреливают?
– Да, своими глазами. Мы своей семьей держались вместе. В какой-то момент всех внезапно остановили. Отобрали примерно 20 мужчин и расстреляли. Объяснили, что пытались бежать. Впоследствии, после войны, на этом месте был установлен мемориальный знак.
К вечеру второго дня нас пригнали в Печору, к бывшему имению графа Потоцкого, до войны там размещался санаторий. Перед нами открылись и за нами закрылись ворота. Я запомнил то, что увидел. Большой трехэтажный корпус, недостроенное здание (мы это потом называли «холодильник»), несколько бараков, огромная парковая зона, обнесенная по периметру двух-, а местами и трехметровым забором с колючей проволокой наверху. Наша семья попала в барак. Мы ужаснулись: впереди одна дорога — смерть. Есть не давали. Пить не давали. Воду доставали из реки Южный Буг, к ней надо было спускаться вниз по крутым 170 ступенькам. Эту добытую воду мог выбить из рук комендант Березюк, зверь из местных сельчан. В маленьких комнатах размещалось до 40 человек. Быстрее всего умирали в «холодильнике». К забору нельзя было близко подходить, можно было схлопотать палку или плетку, а то и пулю.

Продолжение следует

Об авторе
М. Я. Бронштейн родился в 1941 году в еврейском местечке Джурин Винницкой области, там же, где и большинство его собеседников. Во время оккупации вместе с матерью и тремя старшими братьями оставался в Джуринском гетто. Детские и юношеские годы провел в Джурине. С конца 1980-х годов до самой эмиграции в 1997 году активно участвовал в работе еврейских общественных организаций.

Подробную информацию о книге и возможностях ее приобретения можно получить у Мориса Бронштейна по телефону в США: (925) 287-9457 или по e-mail: morisb@sbcglobal.net.
Книгу можно также купить в магазине Russian Book Store #21. Тел.: (212) 924-5477.
Готовится к изданию книга «Мертвая петля» на английском языке.

Морис БРОНШТЕЙН, Калифорния

Оцените пост

Одна звездаДве звездыТри звездыЧетыре звездыПять звёзд (ещё не оценено)
Загрузка...

Поделиться

Автор Редакция сайта

Все публикации этого автора