Когда корабль никуда не плывет,
Ни один ветер ему не попутный.
Древнеримская народная мудрость

Вот уже несколько месяцев наблюдаю за спором между коллегами Е. М. и И. Ю. Надеюсь, дискутанты простят мне схематичное, несколько упрощенное изложение их позиций:

Е.М.: Экономика (а за ней, соответственно, и все общество) США в смертельной опасности. В течении последнего столетия множество правительственных решений оказывались ошибочными, неэффективными, безграмотными — словом, тем самым лекарством, что хуже самой болезни. Умные экономисты предупреждали, но их не слушали, поскольку в воздухе топором висит левацкая идеология “отнять и поделить”. Особенно отличалось в этом смысле правительство Рузвельта, многие действия которого успешно вредят до сих пор. Все более явным становится дрейф от частной инициативы к популистскому перераспределению социалистического толка в пользу профессиональных бездельников и плодящихся как кролики бюрократов.

И.Ю.: Среди отцов-основателей США от начала были защитники частной инициативы и сторонники более “социального” подхода, они спорили, боролись друг с другом и находили компромиссы. Правительство Рузвельта могло, разумеется, ошибаться, но ситуация была такова, что, так или иначе, “социальные” меры были необходимы, и тут уж ничего не поделаешь. Остается только надеяться, что корабль, как это не раз уже случалось, выправит крен и восстановит разумное равновесие.

И кто же тут прав? По-моему, оба правы и… оба ошибаются.

Да, среди отцов-основателей наблюдались разногласия, и это хорошо, поскольку уравновешивали друг друга, но… те и другие существовали и дискутировали на фоне одной и той же ментальности, когда, по умолчанию, каждый хотел стать если не миллионером, то обеспеченным, а попрошайкой быть было стыдно. Ссылаться сегодня на “социальные” установки тех времен — все равно что на похоронах плясать, вспоминая, как плясали на свадьбе. Но изменение ментальности произошло не по причине профсоюзного властолюбия или злостной коммунистической пропаганды, хотя, безусловно, того и другого хватало, за ним стоят глубокие изменения в самом американском обществе.

При описании исторических процессов главная проблема — с чего начать? Они же друг в друга перетекают, не поймешь, где кончается полиция и где начинается Беня… Но от сотворения мира начинать все-таки не хочется, давайте лучше оттолкнемся от одного значимого произведения: «Протоколов сионских мудрецов».

Дело в том, что любой антисемитский пасквиль содержит, как минимум, два момента истины: Обозначение некоторой проблемы, что в данный момент всерьез беспокоит данное антисемитское общество, и признание, что справиться с ней оно не может. Обвиняют ли нас в отравлении колодцев — можете быть уверены, что экскременты больных просачиваются под землю, через питьевую воду заражая здоровых, эпидемия ширится и крепнет. Идут ли слухи о краже гостий с целью издевательства над ними — значит, добрые христиане в массовом порядке растаскивают причастие для использования в колдовских обрядах. Организуется ли дело Дрейфуса — это знак, что готовится большая война, по Европе распространяется шпионаж и шпиономания. И дело Бейлиса тоже отнюдь не случайно совпадает по времени с разговорами о человеческих жертвоприношениях среди русских сектантов… В “Протоколах” таких проблем отмечено, строго говоря, две, но они (как правильно подозревает автор) очень тесно взаимосвязаны: вопрос о мировом господстве и распад западного общества.

Глобализация, т.е. экономическое объединение мира, неизбежно ставит вопрос об объединении политическом, а прогресс науки и техники услужливо подсовывает инструменты для выяснения, кто у нас тут самый крутой. Вокруг него вертятся обе мировые войны, “мировое господство” является объявленной целью тоталитарных идеологий — коммунизма, нацизма… Лига наций и ООН — две (заведомо неудачных) попытки раздела сфер влияния, т.е. компромисса между претендентами на трон всемирного самодержца. Прорыв в глобальный мир совершила, бесспорно, западная цивилизация, но, похоже, капитально на этом надорвалась, и травмы ее, как говорят медики, “несовместимы с жизнью”.

То, что обычно зовут “индустриальным” и “постиндустриальным” обществом, хорошо обеспечивает техническое и экономическое развитие, но обнаруживает очень серьезный дефект развития социального. Человек — животное общественное, потребность в стабильном сообществе заложена в нем биологически и там, где она не удовлетворяется, не помогут ни деньги, ни комфорт.

“Зеленая революция” добила крестьянскую общину — остался фермер со своими машинами и небольшим количеством наемных рабочих. Еще раньше ушли в прошлое ремесленные цеха и еврейские местечки. Нет больше социума, в котором рождались, умирали, сосуществовали поколениями, где дети вместе по улице бегали и воспитывали друг друга. Конкуренция увеличивает производительность и одновременно сокращает рабочие места, причем, даже если теряющий работу скоро находит новую, стабильности, принадлежности к какому-то сообществу, ощущения, что вокруг “свои”, на которых можно положиться, не найти ему никогда.

Исчезает культурная среда, а с ней, естественно, и культура. Выпускники средней школы «корова» пишут через «ять», без малейшего сомнения соглашаются, что Россия — родина слонов, и в упор не улавливают смысла читаемого текста.

Рискну предположить, что стихийные катастрофы доиндустриальных времен, типа засухи, наводнения или даже войн, уносили (в соотношении) куда больше материальных ценностей и человеческих жизней, чем современные экономические кризисы, но… “на миру и смерть красна”. В одном из исторических романов серии “Проклятые короли” упоминается дворянское семейство, в голодный год незатейливо подыхающее вместе со своими крепостными.

В ситуации экономического кризиса, напротив, общность судьбы разрушена: наш завод закрылся — соседний нет, меня сократили, а тот, что у соседнего станка — остался, наш городок разорен к чертям, а соседний, наоборот тому, удачу словил… Каждый умирает в одиночку, и оттого объективно меньшее бедствие субъективно воспринимается как большее, и нарастает ощущение какой-то глобальной несправедливости, начинается интенсивный поиск сообщества, которое не кинет — словом, та самая мутная вода, в которой охотно рыбачат всяческие ульяновы и шикльгруберы. Осознание этой опасности побуждает власть имущих отчаянно искать “стабилизатор”, взамен утраченной общины, и, в конце концов, в этой роли начинает выступать государство, чем открываются сразу три ящика Пандоры.

1. Лечение больных, прокормление калек, опеку стариков, воспитание сирот, а главное — обеспечение тех, кто хочет, но не может работать, становится функцией бюрократии. Делать это как следует она не умеет, ибо только в общине, где все всех знают, можно отличить лодыря от того, кому просто не повезло, а кроме того — и не хочет, ибо чем больше подопечных, тем больше рабочих мест, и чем неразрешимее проблема, тем долговечнее созданная под нее комиссия. Под это дело быстро сколачивается и соответствующая идеология с утверждением “естественного права человека” на обеспечение “базовых потребностей”, независимо от того, насколько данный человек склонен обеспечивать потребности других людей, и растущая армия бюрократов отправляется на поиски потенциальных опекаемых: Пожизненную пенсию потомкам бывших рабов! Каждому босяку — по собственному дому! Даешь остановку глобального потепления! В отличие от общины, средства которой, естественно, ограничены, бюрократы не из своего кармана тратят и потому выступают под лозунгом: “Мы за ценой не постоим!”, загоняя налоги в заоблачную высь. Одним из наиболее удачных способов сравнительно законного отъема денег являются т.н. «неправительственные организации», которые притворяются «гражданским обществом», но финансируются почему-то либо прямо из бюджета, либо косвенно пожертвованиями, за которые списывают налоги, либо вымогательством (как «Гринпис», например). Практикуют пропаганду и лоббирование в особо крупных и беззастенчивых размерах.
2. Профессиональные бездельники, получившие режим наибольшего благоприятствования, принимаются с энтузиазмом исполнять заповедь “Плодитесь и размножайтесь” — не только естественным приростом (и то — не самим же кормить!), но и вовлечением в свои ряды всякого, кто позарится на легкую жизнь. Тем более что налоговая лихорадка (см. выше) стимулирует аутсорсинг, т.е. уплывание рабочих мест туда, где меньше накладных расходов, т. е. безработицу. В результате появляется новая “аристократия”, в третьем поколении в руках не державшая ничего тяжелей бутылки, но представляющая собой растущую электоральную силу, которую не могут игнорировать политики. В параллель возникает дефицит неквалифицированных рабочих — кому охота надрываться за полторы копейки, которыми зарплата дворника отличается от “обеспечения базовых потребностей”?
3. Эту самую неквалифицированную силу начинают импортировать, тысячами ввозя людей иной культуры, иных традиций, с иной системой ценностей, которая, не в пример местной, еще цела. В отличие от традиционной иммиграции в Америку или во Францию, в ходе которой приезжие либо находили устраивавшую их работу и адаптировались в объеме, необходимом для выживания, либо уезжали, а во втором поколении начинали ассимилироваться, ныне они попадают в объятия любвеобильной бюрократии, быстро выучиваются жить на пособия и образуют то, что в Германии называют “параллельным обществом”. А на неквалифицированные рабочие места завозят следующую партию. Вскоре народ в месторождениях, из которых ее черпают, и сам соображает, с какой стороны у бутерброда масло, иммиграция становится лавинообразной и неконтролируемой. При любой попытке ее ограничения бюрократы из правительственных учреждений и неправительственных организаций, уже раскатавшие губы на будущие оклады «опекателей», хором поднимают детский крик на лужайке.

Все три процесса взаимосвязаны, все они резонансом усиливают друг друга: Чем больше паразитов, тем больше бюрократов. Чем больше бюрократов, тем больше перераспределения, т.е. выше налоги. Чем выше налоги, тем меньше квалифицированных рабочих мест. Чем меньше рабочих мест, тем больше получателей пособий. Чем больше получателей пособий, тем меньше желающих занимать места неквалифицированные. Чем больше неквалифицированных вакансий, тем больше завозят гастарбайтеров. Чем больше гастарбайтеров, тем больше бюрократов их опекает. Чем больше бюрократов… Сказка про белого бычка.

При таком раскладе скорее рано, чем поздно наступает момент, когда уменьшающееся количество работающих уже не может обеспечить растущее количество (и растущие аппетиты!) бездельников и их профессиональных покровителей. Общество засасывается в воронку, идет сокращение производства и нарастание долгов. Государство уже не в силах исполнять свои прямые функции, как то поддержание внутреннего порядка и защиту от внешнего врага — все ресурсы и резервы утекают в черную дыру.

Можно как угодно оценивать реформы Рузвельта, возможно, он действительно мог бы где-то как-то притормозить этот процесс вместо того, чтобы ускорять его, но и… не более того — остановить его он не мог. Можно как угодно относиться лично к Обаме, но нельзя не признать, что он-то не причина, но результат этого процесса. Как правильно отметил один из героев Мольера: “Нужно есть, чтобы жить, но не жить, чтобы есть”. В борьбе за мировое господство удар в спину Западу нанесли вот именно методы, которыми он рассчитывал этого господства достигнуть.

Люмпены живут одним днем и верят, что булки растут на елках. Не случайно после 11 сентября в Америке распространились дурацкие конспирологические теории про ЦРУ и администрацию Буша, что сами себя взорвали — они отражали упорное нежелание верить в существование опасных врагов, с которыми придется бороться, не жалея ни сил, ни денег, ни жизней. Если гадкий Буш во всем виноват — сунем голову в песок и не уступим наш социальный бюджет проклятым милитаристам — сами все сожрем!

Именно это и обещал Обама в своей предвыборной кампании: сойти с дистанции гонки за мировое господство, а освободившиеся средства честно поделить между отечественными и импортными нахлебниками. Такие проекты, понятно, в один день не реализуются, но все, чего удалось ему достичь, определенно идет именно в этом направлении. Только не говорите, не говорите мне, что «генеральная линия» американской политики всегда колебалась между «изоляционизмом» и «интервенционизмом». В начале 20 века еще можно было призывать, не вмешиваться в чужие свары, отсиживаясь за своими океанами, в начале 21-го это уже несерьезно. Не о том нынче речь, ради каких интересов войну вести за тридевять земель, а о том, что без этого не удастся граждан своих защитить у себя дома.

Вот в таком контексте и следует рассматривать действия Обамы на Ближнем нашем Востоке. Самый первый его вопрос: Что мы там потеряли и что мы хотим там найти? Нефти нам надо? Да у нас ее у самих — хоть залейся! А просто контролирование нефтяных потоков — весьма существенный компонент мирового господства, так что если цель — сход с дистанции, единственно правильным решением будет скинуть бабу с воза во облегчение кобылы, остальное все — фестончики.

Не надо, граждане, со стратегией и тактикой в руках мне доказывать, каким хорошим союзником был для Америки Израиль, не надо всхлипывать, что, может, лучше уж вернуться к границам 67 года, тогда она нас полюбит вновь. Саудия для Америки была тоже союзником немаловажным, Мубарак никаких поселений не строил ни на каких территориях, но кинули их столь же хладнокровно, как и нас. И “Братья-мусульмане” и иранские аятолы, с которыми Обама старательно налаживает отношения — вовсе не потенциальные союзники, союзники в нашем регионе вообще ему не нужны, а просто наиболее вероятные кандидаты в будущие императоры местного значения, и если согласятся не пакостить — одной головной болью меньше.

Иное дело, что на самом-то деле никогда они на это не согласятся. Любое проявление слабости всегда провоцирует усиление нажима, не только на Ближнем Востоке, но всегда и везде, во все времена и у всех народов, но вырождающимся империям постигнуть этого не дано. Это по Фрейду “вытеснение”, а попросту — слишком страшно, чтобы позволить себе осознать.

   Автор — Элла Грайфер

Источник — Мастерская

  Опубликовано с незначительными сокращениями

Оцените пост

(голосовало: 8, средняя оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться