Сентябрь наступает ежегодно, как смена дня и ночи, и с ним -годовщина трагедии Бабьего Яра. Перед встречей с Бабьим Яром я побывал в своем родном Староконстантинове. На окраине города, на опушке Поповецкого леса, у меня свой Яр. Там встретили мучительную гибель мой дедушка Хаим и семнадцать близких и любимых родственников.
Дедушка Хаим не верил в злодейство «порядочного народа» и говорил, что «бежать от большевиков к большевикам глупо». Нетрудно представить, о чём он думал, когда стоял на краю рва перед расстрелом с прижавшимися к нему внуками, как разрывала сердце вина перед поверившими ему родными, как внуки с надеждой смотрели на дедушку. Как избавиться от их мольбы и криков у обрыва? Я недавно нарисовал то место у Поповецкого леса с неказистым памятником. Какое-то время живописный цикл Холокоста оставался не завершенным. Я хотел его завершить Бабьим Яром. Гибель родных под Поповецким лесом — моя личная боль. Бабий Яр – всенародная трагедия. Я долго искал символы, которые могли бы выразить наши страдания. Нашел ли, не знаю?
И вот я завершил свою работу — картину «Бабий Яр». Стою перед картиной в тяжелой раме. На картине черное дерево – высохший Дуб. Он не может расти и плодоносить на земле, пропитанной горем. Соленая от слез земля высушила его мощный ствол и ветви. Дуб — не только памятник, он – страж, оберегающий покой жертв. Это он, мощный Дуб, не допустил надругательства над мёртвыми, когда новые вандалы после Победы хотели уничтожить стотысячную могилу и память людскую, залив весь Яр песочной пульпой Днепра, намереваясь на святых останках устроить парк развлечений. Вместе с днепровским песком десять лет в Яр сливали нечистоты. Затея вторично казнить тысячи киевлян закончилась новой трагедией, которая носит имя – Куреневка, снесенная в 1961 году прорвавшейся десятиметровой волной пульпы и убившей ее жителей. На площади в 31 гектар было уничтожено все живое. Куреневскую трагедию назвали техногенной. ГУЛАГовская ложь. Под защитным прикрытием Дуба жертвы взывают к отмщению.
Мне порой кажется, что я слышу их стон, перерастающий в беззвучный крик: «Не допустите второй расправы, не забывайте сентябрь 41-го, пусть наша смерть не будет напрасной. Помните, что победа в войне не привела к победе над нацизмом. Палачи Куреневки, надругавшиеся над жертвами Бабьего Яра, не понесли заслуженной кары. Высший Суд истории заклеймит их имена».
По другую сторону Яра возвышается нерукотворный памятник – цветущий киевский Каштан – антипод Черного Дуба. У Бабьего Яра Каштан цветет всегда, вопреки всем бедам. Его свечи – символ негаснущей памяти. Он не дает забыть расстрелы сентября 1941 года и трагедию 1961-го. Под тяжестью своей миссии согнулся мощный ствол Каштана, но он силен. Каштан напоминает: с забвением Яра может погаснуть наш мир.
Бурые пятна земли на картине напоминают следы запекшейся крови. Над тишиной Бабьего Яра висит тревожное небо, словно огромное ритуальное покрывало над тысячами жертв. Только над узкой полоской горизонта вырвавшийся из-под земли факел – огонь вечной памяти. Об эстафете нашей памяти напоминают силуэт женщины в белом и коленопреклоненный старик в черном, произносящий Поминальную молитву о Бабьем Яре – Кадиш.
Исаак ВАЙНШЕЛЬБОЙМ
Оцените пост
(голосовало: 4, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
