Продолжение. Начало в №1083
Осенью 1942 года евреи Будапешта и всей Венгрии были заняты подготовкой к празднику Суккот, уверенные в надежности своего относительно нормального положения и полагаясь на то, что законы страны защитят их, так как лидеры государства будут придерживаться этих законов. Немцы все глубже вторгались в Россию, и их завоевание Африки продолжалось беспрепятственно. Гиммлер приказывал отправить всех немецких евреев из концентрационных лагерей в газовые камеры лагерей смерти Аушвиц и Майданек. Тем не менее евреи в Венгрии продолжали жить в полной уверенности, что венгерское правительство является орудием Б-жественного Провидения, которое защитит их от нацистов — несмотря на притеснения и зловещие предзнаменования по всему миру.
Такое видение подкреплялось историей евреев Венгрии. Они успели привыкнуть к равной защите для всех в рамках закона, и среди населения Венгрии, казалось, было мало антисемитских настроений. Еврей и нееврей жили в согласии настолько долго, насколько можно было припомнить. Никто не хотел верить, что еврейская кровь льется рекой в других странах Европы. Разум отказывался воспринимать проникавшие сообщения о зверствах, учиняемых против евреев.
Однажды я зашел в баню, где группа пожилых евреев обсуждала войну между Германией и Россией. С юношеской дерзостью я без спроса высказал, что в Польше существуют лагеря смерти, где нацисты ежедневно ведут на бойню тысячи евреев. Тут же один из мужчин подскочил и с размаху ударил меня по лицу с криком: «Что за нелепые небылицы и страшные истории ты распространяешь?!» Он был так рассержен и оскорблен моими словами, что, когда ударил меня, удар был такой силы, что я оказался распластанным на полу лицом вниз. Все мужчины в ужасе уставились на меня, но не потому, что меня так безжалостно ударили, а из-за страшной «неправды», которую я произнес. Они считали, что я безответственно пытаюсь напугать людей. Правда был настолько чудовищной, что никто не мог и не хотел поверить ей. Это было такое ужасное зло, что оно находилось за пределами их понимания.
Перед лицом самых невыносимых трудностей или жестокой несправедливости евреи всегда находили утешение и силы благодаря тому, что твердо держались своей веры. Такими были и Леопольд Кон с сыном. Когда я навестил отца накануне праздника, он сказал: «В этом году первый вечер праздника Суккот выпадает на шаббат. Поскольку мы здесь в городе одни, давай пойдем на особую праздничную трапезу в ресторан».
Отец знал изысканный кошерный ресторан в городе, в котором, как было известно, роскошно кормили. Он решил, что мы пойдем в этот ресторан в полдень и закажем места, чтобы поесть там праздничную трапезу в пятницу вечером.
Я был в восторге от мысли как о самой праздничной трапезе, так и обо всех счастливых воспоминаниях, которые она навевала; эта небольшая частица нормальной жизни поднимала мой дух. Это празднование изобилия сезона сбора урожая всегда было особым временем. Мы всегда строили самую красивую сукку с чудесными украшениями на тему урожая. Мама готовила вкуснейшую еду, которой мы делились с друзьями, соседями и родными.
По дороге в ресторан я шагал с новым зарядом энергии. Я подумал: вот еще одно благословение, которое сделает этот день поистине чудесным, и в возбуждении предложил отцу повидать маму в больнице. Отец резко остановился. Он стоял абсолютно неподвижно, молча, погруженный в сокровенные мысли. На мгновение показалось, что он окоченел. Вдруг так же резко он повернулся ко мне, его лоб прорезали глубокие морщины, а глаза были плотно зажмурены. У меня перехватило дыхание от выражения страдания на его лице. Медленно он произнес слова, от которых моя кровь застыла в жилах: «Мама и дети уже не в Будапеште. Мы сделали все, что смогли. Несмотря на все наши усилия, мы не смогли добиться их освобождения. Несколько дней назад венгры выслали их обратно к словацким нацистам. Их отправили на поезде в Майданек. Я даже не знаю, живы ли они».
Все трудные последние месяцы меня поддерживала надежда, что каким-то образом мы спасем маму и детей. Ежедневно при каждой возможности я побуждал отца и всех родственников действовать, делать что-нибудь, чтобы вырвать их из рук властей. Я был сокрушен словами моего отца. Я начал в истерике плакать. Мне казалось, что весь мой мир рушится, бешено кружась. На мгновение мне показалось, что я теряю сознание. Однако я тут же осознал, что мне нужно держать себя в руках, иначе мое поведение вызовет подозрение.
В наших мыслях царил полный хаос, но мы продолжали идти бок о бок, не произнося ни слова. Мы оба молча несли свою боль. Я понял, что с этой минуты нас с отцом будет связывать ужасное горе и неослабное чувство вины. Мы оба понимали, что означает Майданек.
Перевод Элины РОХКИНД
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
