Редко заглядываю теперь в российские журналы, которые когда-то выписывал. На все не хватает времени и за всем не уследишь. И вот, если бы не дружеская подсказка, пропустил бы мимо внимания потрясающую работу, опубликованную в журнале «Знамя» за апрель с.г.: «Был такой народ». Ее автор Григорий Никифорович — младший брат незабвенного моего коллеги Ванкарема Никифоровича, бывший минчанин, ныне профессор университета в Сент-Луисе.
Я не случайно назвал опубликованную в журнале статью работой. Хотя она размещена в разделе публицистики, это поистине научный труд, вобравший в себя, проанализировавший и обобщивший множество исторических фактов, статистически зафиксированных данных, мнений и гипотез, относящихся к данной теме. В тексте, как принято в научных публикациях, содержатся ссылки на источники, их 64. В результате мы получаем более ясную, чем прежде, картину бытия. Как знание существенней эмоций, так научное рассмотрение вопроса много шире публицистического. Оно доказательней и дает базу для более основательных суждений. Я на себе это ощутил: вроде бы все, что прочитал у Г. Никифоровича, в какой-то мере и прежде знал, но впечатление такое, что прочитанное дало новый свет для осознания пережитого.
Статья Никифоровича начинается с сомнения в верности сентенции, будто истина рождается в споре: «…для участников типичного спора свое мнение куда дороже истины». Среди вопросов, споры по которым не затухают долгие годы, это суждения «о роли российских (впоследствии советских) евреев в большевистской революции и, шире, в поддержании жизнедеятельности советской власти от ее стремительных побед в 1917–1920 годах до бесславного заката в 1990-х». Естественно, здесь упоминается Солженицын с его двухтомником «Двести лет вместе» и вкратце излагается его концепция: дескать, «евреи за двести лет проживания в России так и не прониклись русской судьбой и не болели за нее. Вместо этого они активно участвовали в русской революции, примкнули к большевикам (и даже возглавили их) и тем самым нанесли непоправимый вред русскому народу. Сейчас они должны покаяться за былые грехи — но этого долга не выполняют».
Концепция Солженицына, конечно, ущербна и не выдерживает критики. Но вот прошли годы, и «подспудный жар прорвался» в «Письме товарищу Сталину» («Свободная пресса», 2012) молодого российского писателя-сталиниста Захара Прилепина, который, как и Солженицын, «тоже русский националист, но в отношении евреев, стыдливо названных в письме «либеральной общественностью», взгляд Прилепина противоположен солженицынскому. Советские евреи, полагает писатель, не созидатели, а главные разрушители построенного большевиками Советского Союза».
Солженицын — с одним обвинением, Прилепин — с противоположным. Как в поговорке, подумалось мне, русские дерутся, а у евреев чубы трещат. Надо бы разобраться. «История советских евреев — народа, существовавшего когда-то в двадцатом веке, — еще не написана», — пишет автор и намечает некоторые ее черты, ориентируясь не на эмоциональные повествования «о самых заметных советских евреях — партийных и государственных деятелях, выдающихся ученых и инженерах, гениальных поэтах и музыкантах, безжалостных комиссарах и энкавэдэшниках», а на объективных фактах истории евреев Российской империи и СССР как народа в целом, во всей совокупности миллионов людей.
Автор приводит впечатляющие данные о численности евреев по результатам переписей населения. В 1897 году численность еврейского населения России без учета евреев Царства Польского составляла 3 млн 895 тыс., а в 1920-м — 2 млн 750 тыс. Разница — 1 млн 145 тыс. «Куда девались эти люди? — вопрошает автор и отвечает: — В большинстве своем ушли в эмиграцию». Причем к 1917 году Россию покинули 938 тыс. евреев — почти каждый четвертый. Бежали от погромов и дискриминации. Около 80% — в США. Между прочим, среди них были мои родственники, я с детства слышал о них от мамы, после войны они чудом разыскали нас, но отцу, уже пострадавшему в тридцатые, напомнили об этом в КГБ, тогда связи с ними были прерваны и, к сожалению, утрачены.
«Бросить налаженную жизнь, которой жили деды и прадеды, и пуститься в погоню за журавлем в небе могли только люди отважные, умеющие видеть перспективу за пределами родного местечка. “В Америке люди не живут, в Америке люди спасаются”, — писал Шолом-Алейхем… И, как ни было трудно, евреи из России прижились за океаном — до 1914 года назад возвратились только 7% уехавших. Через десятки лет, когда началась вторая и последняя волна еврейского Исхода, — уже из Советского Союза — история повторилась: снова первыми отправились в неизвестность наиболее активные, толковые и дальновидные».
В волну эмиграции 1918–1921 годов Россию, по данным Лиги наций, покинуло около 1,4 млн человек. «В этот поток, — пишет автор, — влилась и основная масса русской интеллигенции еврейского происхождения: только в Германии в 1925 году среди 253 тыс. бывших подданных Российской империи насчитывалось 63,5 тыс. евреев… Наиболее благополучная и образованная еврейская элита, бежавшая от новой большевистской власти, разделила судьбу бедной и необразованной, но наиболее энергичной части российского еврейства, расставшейся с Россией еще до 1917 года».
Что касается обывателей еврейских местечек, то, как подчеркивает автор, приводя ошеломительную статистику, «трагический опыт погромов Гражданской войны подтвердил еще дореволюционные страхи: население страны, где им выпало жить, вновь весьма определенно выразило свое отношение к ним насилием, грабежом и убийствами». Но бежать из страны уже не было никакой возможности — евреи поневоле становились советскими. «Именно они — особенно молодежь — стали первыми “советскими людьми” задолго до того, как Программа КПСС провозгласила создание невиданной ранее исторической общности — советского народа».
«Разумеется, — пишет автор, — революционные потрясения выносили на поверхность человеческие отбросы любой национальности — но, по особенностям российского восприятия, современники в первую очередь замечали среди них евреев». Среди злонамеренных обвинителей как солженицынского, так и прилепинского толка популярно изыскание списков с еврейскими фамилиями, из которых делаются абсолютно неверные обобщения. «Между тем, — объясняет им автор «Знамени», — в математической статистике существует следующее основное положение: достоверность выводов о генеральной совокупности зависит от размеров рассмотренной выборки».
Данная статья писалась, очевидно, перед выборами в США 2012 года, поэтому пример неверной ориентации дается из тогдашней американской жизни: «На обычном языке это означает, например, следующее: если из десятка ваших знакомых восемь оказались республиканцами и только двое — демократы, утверждать, что 80% избирателей США проголосуют за республиканцев, было бы очень рискованно. Оценивать политические симпатии миллионов по выборке из десяти или ста человек — все равно что взять данные с потолка».
В качестве еще более красочного примера ущербного замешательства автор напоминает о Ваське Трешкине, одном из героев замечательной повести Владимира Войновича «Шапка». «По правилам математической статистики рассуждения Трешкина — полная чушь, такая же, как и выводы “исследователей”, оперирующих пропорциями евреев в ЦК»… Далее следует убедительное разъяснение, которое я вынужден заменить многоточием, поскольку объем рассматриваемой журнальной статьи гораздо больше объема статьи газетной, и мне всего не объять, тем более не прокомментировать.
«Распространенная ошибка — сводить вопрос о том, кому принадлежит власть, к распределению национальностей среди сотни-другой руководителей большевиков — вызвана не только игнорированием основ математической статистики. Повышенная концентрация людей определенной национальности на самых верхах власти в истории России однажды уже наблюдалась, — пишет автор. — В XIX веке большинство высших административных должностей — министров, губернаторов — занимали выходцы из гвардии или армии, люди с генеральскими званиями. А среди них было непомерно много инородцев — немцев… (тут опять я заменяю многоточием интересный статистический материал и авторский анализ. — С.И.)
Но ни одному разумному российскому историку и в голову не приходило обвинять царское правительство в покровительстве специфически немецким интересам или, тем более, в антирусской политике, проводимой немцами, стоящими у власти. Беды русского народа… никогда даже не пытались всерьез объяснять “немецким засильем” и требовать публичного покаяния российских немцев». И Солженицын, кстати, о немцах, с которыми русские тоже были 200 лет вместе, книгу не написал.
«Советская власть была первой властью за долгую историю России, относившейся к евреям без предубеждения и дискриминации. Поэтому, когда понадобилось ее защищать в Великой Отечественной войне, евреи проявили массовый героизм… Их вела в бой ненависть к гитлеровцам… и надежда на счастливую жизнь в дружной семье советских народов после долгожданной Победы. Надежда не оправдалась»… От «безродных космополитов» до «дела врачей» и, как в расписании электричек, «далее везде»…
«Начавшись с маленького ручейка в 1970 году, второй и окончательный этап еврейского Исхода из СССР и государств постсоветского пространства по темпам превзошел первый, дореволюционный: к 2006 году уехали почти 1,9 млн евреев и членов их семей. Примерно 1,15 млн из них направились в Израиль, около 450 тысяч добрались до США, и еще приблизительно 220 тысяч осели в Германии… По переписи 2010 года, в России оставались всего лишь 157 тысяч постсоветских евреев, составлявших 0,11% населения. Народ, называвший себя когда-то советскими евреями, перестал существовать.
Был такой народ, истощился и как феномен почти ушел уже в недра истории. Только споры о нем, подобно вулканической активности, порой все еще выходят на поверхность российской жизни. И вот хотелось бы, чтобы статью в журнале «Знамя» прочитало побольше россиян. Для прояснения сознания и своего же блага.
В заключение вернусь к тому, с чего начал эту статью, приняв прочитанное за научный труд. Системный подход к теме исследования определен, несомненно, навыками Григория Никифоровича, добытыми в его профессиональной деятельности. Он — ученый, биофизик, кандидат физико-математических наук и доктор биологических наук. Он к тому же литератор и литературовед с тем же специфическим подходом. Он еще и социолог. Это его по большей части социологическое исследование для меня прозвучало… ну, как некая прелюдия из баховского «Хорошо темперированного клавира».
Оцените пост
(голосовало: 6, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
