Анекдот вместо эпиграфа. Бедняк решил написать письмо: «Творец мира, денег нет, помоги — пришли мне денег». Взял конверт, надписал адрес: «Б-гу, лично» и бросил письмо в почтовый ящик. И как выдумаете, куда попало письмо? Правильно: в КГБ, в отдел по борьбе с религией. Там читают письмо, приглашают его на беседу — объяснить, что того, кому письмо адресовано, просто нет. Нет такого адреса. Нет такого получателя.
Бедняк выслушал и говорит:
– Ну, если вы говорите… Наверное, вы проверяли и знаете, что говорите.
Такая быстрая победа над мракобесом обрадовала сотрудников. Они решили помочь бедняку.
– Только поймите, это мы вам помогаем и даем деньги. Наша организация. Увидели, что человеку надо помочь, и вот, подпишитесь — деньги ваши.
У денег есть одно «неприятное качество»: они когда-нибудь заканчиваются. Когда это произошло, бедняк написал новое письмо тому же адресату: «Творец мира! Нет денег, нечем кормить детей, за телефон платить нечем. Помоги!».
А в конце сделал приписку: «Но если ты решишь прислать мне немного денег, не передавай их через этого неприятного посредника».
* * *
Из почтового ящика выполз конверт. Странный, серый, казенный. Обычно почтовый ящик был источником приятных эмоций, которые приносили письма от родных и друзей из Израиля, Германии и Америки… Красивые марки, иностранные конверты, непонятная жизнь там, за бугром. Письма вызывали мечты, пробуждали надежду. Рука тянулась к листу бумаги, и ответное письмо летело назад, в мечту. Такой пинг-понг создавал иллюзию жизни и движения. Сегодня письма, которые попадают в наши почтовые ящики, грозят только лишними расходами. В них счета, в них наши долги и обязательства. Иногда — просьбы, и опять-таки о деньгах. Ушла эпоха общения посредством писем и открыток.
На этот раз письмо носило странное название «повестка» и предлагало мне в назначенный час появиться на углу улиц Ленина и Энгельса. Именно там находился вход в КГБ — дверь вела в зазеркалье, в потусторонний мир, куда меня совсем не тянуло. Ну что я там забыл?
Во всякой ситуации есть тот, кто разбирается лучше меня. Такому человеку я и позвонил.
Мы встретились. Прогуливались вдоль улицы Ленина. Владимир взглянул на неразборчивую подпись под повесткой и сразу обрадовал меня.
– Тебя вызывает Лавров. Сейчас у них «операция по евреям». Не дают нам расслабиться. Да и им самим нужно показать результаты своей работы. Уже многие получили приглашения. И Артур, и Зильбер. И я тоже. Ну, сходи, поговори. Потом расскажешь, о чем речь.
Мы продолжали наш разговор, двигаясь в толпе вдоль улицы.
– Ты когда говоришь, прячь рот в воротник, — предложил Владимир. Если за нами следят, они умеют подслушивать на расстоянии. На крыше гостиницы «Латвия» у них стоят приборы, которые могут подслушивать разговор на улице.
Мне стало кисло. И повестку получил, и на улице подслушивают. Сегодня это называется «теорией заговора». Неуютно жить в таком мире.
– Теперь запоминай, как себя вести. Придешь вовремя: опаздывать некрасиво. Как войдешь — увидишь окошко с дежурным. Покажи ему повестку и скажи: вызывали, мол, вот я и пришел. А он тебе покажет на телефон и предложит позвонить. Там на стенке висит аппарат. Ты ни в коем случае не должен звонить. Представляешь, один из наших побежал звонить: «Я пришел, приходите и заберите меня!» Ты сделал свое дело — пришел по их повестке. Остальное — их работа, пусть сами ее и делают. Пойми, что это не мелочи. С самого начала важно, как ты себя поведешь, каждый твой шаг. Потом, когда тебя приведут в кабинет, попроси человека, который будет с тобой разговаривать, чтобы он представился. А дальше веди себя достойно, уважительно, не прислуживай им. Скорее всего, ты отделаешься предупреждением, а я, скорее всего, получу на этот раз официальное предупреждение.
– А в чем разница?
– Ну, в твоем случае они отчитаются о проделанной профилактической работе. Пока этого достаточно. В моем же случае предупредят, что могут применить «меры задержания». После разговора приходи домой к Лене Загорскому. Мы там все будем ждать тебя. На этот день получили повестки еще несколько человек. Нам важно понять, что они готовят нам. Расскажешь…
Центр Риги не очень большой. Так случайно получилось, что Леня жил в доме рядом c КГБ. Здание выросло на этом углу в период строительного бума в городе в начале ХХ века как гостиница «Санкт-Петербург». Шесть этажей, красивый фасад на центральную улицу. Ведомство здесь обосновалось в 40-м году, когда советские танки помогли Латвии добровольно присоединиться к «союзу республик свободных». За год его сумели приспособить к потребностям нового времени. Немцы, занявшие город через год после прихода русских, открыли для посетителей подвальные камеры, которые за короткий срок успели построить стахановцы из НКВД. Немцы все показали, познакомили публику с успехами советизации Латвии, провели так называемую пиар-акцию. Заработали очки в своей борьбе против большевиков и… стали использовать эти подвалы для своих целей. Только сидели там другие враги. Когда русские вернулись в город осенью 1944 года, подвалы не пустовали. Традиция, постоянство успокаивают людей. Это способ борьбы с хаосом жизни.
Нагруженный советами, я в назначенное время толкаю дверь на углу улиц Ленина и Энгельса. Основоположники и вожди оккупировали центр города. Нужная мне дверь находилась на срезе угла здания с надписью: «Прием жалоб и предложений от населения». Годами я видел эту вывеску, с содроганием читал призыв жаловаться и предлагать — им. Не думал, что мне придется открывать эту дверь. Пришлось. Открыл и вошел внутрь. Внутри все, как описал Владимир: стулья вдоль стены, деревянный барьер с окошком перегораживает комнату. За матовым стеклом солдат. Протягиваю ему повестку. Слышу предложение: «Позвоните — и за вами спустятся». Пока все по инструкции, как и обещано. Предлагаю солдату сделать это самому, усаживаюсь на стул, достаю газету «Киноэкраны Риги». Мы с женой ходили в кино или в театр раз в году, чаще не получалось. Тем не менее внимательно читаю газету: вдруг соберемся. Слышу стук открывшегося окошка и шепот дежурного: «Вот он!» Прежде чем успеваю поднять глаза, окошко с шумом захлопывается, зато открывается дверь. В проеме стоит интеллигентный молодой человек в костюме модели «комсомольский работник, близкий к народу».
– Каплан? Пройдемте!
Дежурный выписывает мне пропуск, и мы поднимаемся в лифте на верхний этаж. Лифт медленно вползает в лестничный проем. Проплываем мимо красивых витражей с видами старого города. На каждом этаже свой рисунок. В другое время мне было бы интересно посмотреть витражи — это моя работа. Мои витражи примитивнее, можно перенять опыт старых мастеров. Но только не сегодня. Сегодня мне не до витражей. Нет настроения. Мы идем по длинному коридору. На стене стенгазета. Открывается дверь в кабинет. Заходим. Предлагают стул в центре комнаты. Вокруг меня столы. За ними люди. Передо мной еще один стол, за который усаживается молодой человек, провожавший меня сюда.
– Что вы делали 20 декабря прошлого года? Попытайтесь вспомнить.
Вспомнить не получается. На улице апрель. Через полуоткрытое окно доносится шум машин, шум жизни. Что делал какого-то декабря? Ну, наверное, было холодно. Нет, не помню.
– Мы вам напомним. В вашей квартире была организована встреча отказников города Риги, которые праздновали Хануку.
– Нет, не было такого. В моем доме праздновали Хануку? Нет, чего не было…
– Не отпирайтесь. Мы точно знаем, что происходило у вас дома в этот день в декабре месяце.
И тут я вспомнил: было! У меня дома. Все началось за несколько недель до этого события. Ко мне на работу заглянул Владимир.
– Слушай, тут приехал из Ленинграда один музыкант, поет песни на иврите под гитару. Его зовут Саша Царовцев. Давай соберемся, квартира у тебя большая, родителей нет, никто не помешает…
– А-а, Саша, так я его по Ленинграду помню, только не знал, что его тоже потянуло на израильский фольклор.
– Значит, согласен. Часов в семь, я скажу, чтобы приходили к вам.
– С женой поговорю и позвоню тебе. Думаю, что она согласится, но лучше спросить ее. Потом тебе перезвоню.
Дома Ира сразу сказала, что испечет булочки: гости придут, надо угостить.
Когда гости начали собираться, клубиться в комнате, пробовать пирожки, которые разносили наши младшие дети от гостя к гостю, музыкант Саша устроился на полу, попросил выключить свет, зажег пару свечей рядом с собой. И запел. На иврите. Во времена нашего ленинградского знакомства он еще не дошел до изучения иврита, да и я, кроме нескольких букв алфавита, ничего не знал. И вот он поет, а я что-то понимаю. Как времена меняются.
На пятой песне раздался звонок в дверь. Опоздавший гость спешил приобщиться к песням. За дверью стоял Лева Фабрикант. Тот самый молодой человек, который в парке предлагал всем пройти в автобус. Сейчас он вошел в дом, несмотря на мои протесты, снял ботинки, достал из кармана маленький кружочек, водрузил его на голову и в носках пошел в комнату.
– Свечки у вас есть?
– Саша уже зажег несколько.
– Да нет, ханукальные свечи. Праздник сегодня, надо зажигать свечи.
– Ну, конечно, нет. Какие еще такие ханукальные?
– Типа елочных, маленькие.
– Елочные? Найдутся.
В каком еврейском доме на Хануку не найдутся елочные свечи, подумал я. Свечи нашлись. Под руководством Левы я из детских кубиков соорудил на подоконнике ханукию, мы поставили на нее свечи. Лева достал из кармана маленькую книжку, полистал ее, остановился на подходящей странице, попросил всех не жевать булочки и внимать, как он будет произносить благословение. Потом сказать: «Амен».
Все это вдруг всплыло в памяти. Было празднование Хануки, было. Только я не знал ничего о празднике, плохо понимал то, что делал Лева и что он читал. Наверное, сидящий напротив меня гэбэшник знал о Хануке больше меня. У них богатая библиотека, свободное время. Опять же, врага надо знать в лицо. Это их работа, им за это деньги платят и молоко за вредность выдают.
Но у меня была своя задача. Выяснить, кто сидит передо мной. И я, преодолевая страх, попросил его назвать свое имя. Он отказался, аргументируя тем, что, находясь в этом здании, не обязан называть свое имя.
– Вы не обязаны мне предъявлять удостоверение. Это правда. Но я этого и не прошу. Просто назовите себя. А то вы пригласили меня побеседовать, вы обо мне знаете достаточно много, а я даже не знаю, как вас звать.
– Нас тут много, пока мы все представимся…
– Я и не прошу, чтобы все. Только ваше имя. Ведь я с вами беседую. Остальные присутствуют.
– Мы не называем имен на беседах.
– Тогда вызовите меня в другом качестве, оформите протокол. В протоколе вы должны указать свое имя. Иначе я не могу даже пожаловаться на вас в Комитет по делам КГБ при Совете министров Латвийской ССР.
Последний аргумент оказался правильным, или просто я выполнил всю программу, предназначенную для данного случая. Прошел все уровни игры и добрался до вершины на этом этапе.
Молодой человек назвал фамилию. Ожидания оправдались.
– Вы вспомнили, что делали в этот день в декабре прошлого года?
– Да, мы праздновали Хануку, что вполне соответствует свободе религии, которая записана в Конституции. Разве религиозные праздники запрещены нашей Конституцией?
– Вы можете праздновать религиозные праздники, но для этого есть синагога, а дома, где присутствуют ваши дети… Мы не позволим влиять на них. Мы не можем допустить, чтобы у вас дома собирались люди, которые незаконными средствами добиваются разрешения на выезд в Израиль.
Ах, вот в чем дело. Воспитание моих детей — это, оказывается, их забота. Мне они не доверяют, сами хотят морочить им головы.
Пока мы выясняли имя моего собеседника, зрителей поубавилось. Они исполнили свою роль хора и разошлись. Остался Лавров и сбоку еще кто-то.
– Вы говорите, что дома не позволите собираться и отмечать праздники. А что значит «собираться»? Если ко мне зашли два или три приятеля, это уже называется «собираться»? С какой песчинки начинается куча? Одна, две — это еще не куча.
Лавров не стал философствовать. Он еще раз повторил свое требование не собирать у нас дома людей по поводу еврейских праздников и заметил, что если мы не последуем добрым советам, у нас могут быть всякие неприятности.
И пока сотрудник КГБ долго и аргументированно говорил, предупреждал, советовал и убеждал меня не собираться и не проводить дома подобные мероприятия, у меня в голове вертелись мысли. Я почти перестал его слушать. Страх прошел. Мне было обидно: ведь я ничего не совершил. Толком ничего не знал про праздник, ничего не праздновал и не собирался праздновать. Даже свечи не приготовил и специального подсвечника, Ханукии, не было. Ну собрались гости, ну пел кто-то песни. А если бы Саша пел монгольские или испанские песни, меня бы тоже вызвали сюда для серьезного разговора?
– …У вас есть дети. Подумайте: могут быть неприятности. Мы вас предупреждаем — на этот раз устно. Отнеситесь к этому серьезно. Где ваша повестка? Я вас провожу к выходу.
Встреча закончилась. Прошла
«в дружелюбной» атмосфере.
Я вышел из здания на улицу. Как радостно оказаться в толпе, в шуме, в жизни. Страх позади. И я начал молиться такими словами:
– Творец мира! Я понял, что ты мне хотел сказать этим событием. Мне надо учиться и больше узнавать о наших еврейских традициях и праздниках. И если меня еще раз вызовут сюда, чтобы отчитать и предупредить, я буду знать, по крайней мере, за что меня ругают. Сейчас мне стыдно, не знал ничего про Хануку. Этот из КГБ знает больше меня.
И в самом конце добавил, почти как тот бедняк из анекдота в конце письма:
– Творец мира, у меня просьба: если в следующий раз ты захочешь научить меня, как жить дальше, не привлекай эту очень неприятную организацию и этого человека.
Я увидел телефон-автомат и позвонил Ире на работу.
– Как я волновалась! А ты так быстро, я раньше двух не ждала твоего звонка. Ну как ты?
– Да видишь, нормально, мы быстро решили все наши вопросы. Я на полчаса к Лене и потом к тебе, дорогая.
Рав Цви Каплан
Оцените пост
(голосовало: 3, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
