Окончание. Начало в №1069
Италия, мягкая, теплая, шелковистая, как старинный габардин, так и хочется приласкать. Дуся и ласкала: долины и горы, луга и море, дома и дворцы. Венеция (мама родная, неужто на самом деле?! Ущипните меня, нет, не надо, не хочу просыпаться!), вода проступает из-под камней на площади Святого Марка. Флоренция, Верона, Сиена, Орвието, Неаполь, Помпеи. Слова на языке как сладкая спелая вишня катаются, одно другого лучше. Господи твоя воля, как же ты решаешь, кому родиться в Умбрии, а кому на Тамбовщине? Кости бросаешь, как чаевники в ташкентском духане? Чего ж мне не пофартило?
В Сиене Дуся набрела на маленький магазинчик. Дверь на улицу была открыта, а Дуся устала, все в гору да в гору, ну и зашла. Смотрит, пустая комната, никого нет, освещение желтое, мягкое, от лампы из цветного стекла, а в магазинчике весь товар — открытки. Расставлены по полкам, большие и маленькие, рамочки на них нарисованы золотом с рубином, красивые, с завитушками, а в завитушках птички, и листья, и виноградные гроздья. А посредине текст какой-то, красивыми буквами на непонятном Дусе языке. Не латинские буквы и не кириллица. Дуся заглянула в боковую дверь, а там нестарый еще мужчина, худой, черноволосый, сидит за столом, макает перышко в баночку с жидким золотом и рисует новую открытку. Поздоровались, стали разговаривать, и оказалось, что Дуся все понимает, что мужчина говорит, хоть и языка не знает. И говорит он о том, что зовут его Эвен Каредиа и эти открытки — еврейские, в старинном стиле, поэтому на них нет изображений людей, только виньетки и слова.
– Что же за слова, — спросила Дуся, — добрые пожелания к праздникам?
– Есть и такие, — ответил мужчина, — но по большей части это отрывки из еврейской Библии. Вот на этой открытке, — и он взял одну большую, размером со школьную тетрадку, — написано: «Наступило утро, и запели птицы. Сегодня будет хороший день».
Дуся купила открытку, попрощалась и ушла.
«Повешу дома в рамочке над кроватью, — думала она, — каждое утро буду видеть поющих птичек и ждать хорошего дня».
* * *
В конце улицы Дуся повернула налево и оказалась на маленькой площади, от которой лучами отходило четыре улочки. Через площадь на стене дома была устроена мраморная чаша, в нее из позеленевшего бронзового крана в виде львиной морды тоненькой струйкой текла вода. Над чашей, склонившись, стояла Нинетка и пила воду из пригоршни. Дуся засмеялась, подошла к Нинетке, та обрадованно вскрикнула, они обнялись и разом заговорили:
– Ой, как ты здесь?! Надо же, какая встреча, тесен мир!
– Мне Гришка купил индивидуальный тур, вали, говорит, из Москвы, у него там закрутилось что-то серьезное, мне, говорит, спокойнее будет, если ты по Италии покатаешься, и без определенного маршрута. Денег дал, трачу-трачу, а все есть!
– А мне Тимур путевку купил, тур, восемь городов включено, и надо же, чтобы именно в эту минуту, здесь, на площади, ты оказалась! То есть не зайди я в магазинчик, или задержись там на пару минут дольше, и мы бы уже не встретились, — Дуся погладила Нинетку по плечу. — Ты смотри, и блузочка моя пригодилась. Как же я рада тебя видеть, будто я снова дома.
– Пойдем куда-нибудь посидим, — сказала Нинетка, — у тебя время есть? У меня-то навалом, я гида отпустила на сегодня, надоел.
– Есть еще час до автобуса, — сказала Дуся, — пошли вон в тот ресторанчик, видишь, в переулке, за кустом роз?
Они заняли столик на улице, под навесом, увитым цветущими лианами, к ним подошел официант в длинном белом фартуке, предложил по бокалу кьянти для начала и меню. Они заказали пасту ламборжини и еще кьянти, а потом мороженое и кофе и все говорили, говорили. После второго бокала кьянти Дуся вдруг опечалилась, замолчала, сорвала цветок с лианы, подала его Нинетке:
– Возьми от меня, засуши на память.
– Ты чего, какую память? — удивилась Нинетка. — В Москве встретимся, я к тебе шить приду.
– Это как Б-г даст, — сказала Дуся. — Как твой Гришка разрешит свои проблемы, и как я разрешу мои.
И она наклонилась вперед, сбросила шаль, оттянула воротник, ткнула пальцем пониже шеи и спросила:
– Видишь?
Нинетка посмотрела — на спине, чуть пониже бугорка, где заканчивается шея и начинается собственно спина, вился красный шрам, обставленный с двух сторон красными же точками от скобок.
– Это меланома, — Дуся выпрямилась, подтянула шаль на место. — Ну чего ты скисла? Вытри слезы, это не повод для печали.
– А что же тогда повод? — утерла глаза Нинетка.
– Вот когда у тебя молоко убежит или у Гришки деньги кончатся, тогда и печалься, — сказала Дуся. — А тут плачь не плачь, слезами делу не поможешь. Да ничего, я в порядке. Врач сказал, у меня позитивная реакция на лечение, я в ремиссии. Ладно, я пойду, пора, давай обнимемся на дорожку. Цветочек мой береги.
Они обнялись, и Дуся побежала к автобусу, а Нинетка все сидела в ресторане, пила кьянти, плакала и очень себя жалела. На следующий день она вернулась в Рим, у нее был зарезервирован двухкомнатный номер в уютном маленьком отеле на виа Карло Альберто.
* * *
На остановке в Риме стояло много людей, все они смотрели в сторону, откуда подъезжали автобусы, и только смуглолицый мужчина и белокожая девочка лет шести смотрели на Нинетку. Она подошла, поздоровалась и спросила, на каком автобусе можно доехать до Термини.
Малышка спросила:
– Что ты здесь делаешь? Зачем ты приехала в Рим?
Нинетка сказала:
– Да просто посмотреть, как и что здесь в Италии. Мне интересно, а здесь очень красиво. Страна у тебя, малышка, просто рай земной. Так где я могу купить билет на автобус?
– Перейдите улицу и видите, вон, на углу, маленький киоск? Вот там и продают билеты, — показал рукой отец девочки.
– Будь очень осторожна, как будешь переходить дорогу, — девочка схватила Нинетку за руку, заглянула тревожно в глаза. Маленькая ручка железным кольцом охватила запястье. — Пожалуйста, пожалуйста, будь осторожна, это очень опасный город. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
– Как ты хорошо говоришь по-английски, — удивилась Нинетка.
– Ее мать — англичанка, и зимой она живет в Лондоне, ходит там в школу. — Отец погладил девочку по голове, и она разжала руку и отпустила Нинетку. — Идите купите билет и возвращайтесь, мы покажем, где вам нужно сесть на автобус.
Нинетка сходила за билетом, и пока она это делала, движение на улице замерло — не ехали ни автобусы, ни машины и даже люди не проходили по улице. Она вернулась на платформу, мужчина что-то сказал по-итальянски, девочка тихо засмеялась, и по улице снова поехали машины, зазвучали голоса.
– Вон ваш автобус подъезжает, — показал мужчина, — счастливо!
– Пока, пока! — закричала девочка, — Будь осторожна, пока! — и они взялись за руки и ушли из Нинеткиной жизни, а она села в автобус и поехала в гостиницу. Надо уложить вещи — завтра улетать назад, в Москву. А не хочется. Так бы и жила себе в Риме, ездила на автобусе, звонила детям, ждала их в гости. А может быть, это дети бы ей звонили и приглашали в гости. В Москву, в Москву!
* * *
В Москве Нинетка созвонилась с Дусей и даже хотела что-то у нее шить, да так и не собралась. То одно, то другое, с Гришкой проблемы, педикюр, массаж и прочая толкотня, и она пару месяцев не звонила тете Дусе, не до того было.
А потом тетя Дуся пропала. Перестала отвечать на звонки. Может, она и умерла, хотя мне бы этого не хотелось. Просто она переехала в дальние страны, и живет теперь где-то в глухой иностранной провинции у синего-синего моря. Поставила машинку на столик у окна и шьет людям по-прежнему. Окно завивает хмель, жужжат пчелы, мягкое солнце золотит ее руки. На спине у тети Дуси все прошло, как и не было, только шрам вьется тонкой белой ниткой пониже шеи. От заказчиц у нее отбоя нет.
Нина БОЛЬШАКОВА,
Нью-Йорк
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
