Человеку, мало-мальски знакомому с современной поэзией, представлять Михаила Брифа не надо. Классик. Литератор, настолько владеющий формой, что позволяет себе стихами не выражать и иллюстрировать, а исследовать жизнь. Искать в них смысл существования и дорогу для себя и своего народа. Короче говоря, настоящий поэт.
Возможно, поэтому его любимый жанр — короткий стих. Только суть.
На мои вопросы он отвечал предельно просто и искренне. «Зачем пишете стихи?» — «Потому что ничего больше делать не умею». (Это формально неправда, Михаил — филолог, прозаик, преподаватель… Но его область — слово, а стихи — квинтэссенция культурной человеческой речи.) «Ваши отношения с еврейством?» — «Я — еврей. Никогда этого не скрывал». В дневнике, который он ведет уже больше полувека, размышления о еврейских корнях, о еврейской душе, роли и истории занимают изрядное место. «Может быть, я недостаточно знаю нашу Традицию, но самоощущение еврейское, внутренне чувство, интерес — все это есть».
Михаил определил поэзию как «взрывоопасный материал». Помните пастернаковское: «…строчки с кровью убивают, / Нахлынут горлом и убьют!»? Или блоковское: «…я — сочинитель, / Человек, называющий все по имени, / Отнимающий аромат у живого цветка». Бриф прав. Но как иначе, не обнажая душу, человеку творить?
Шлите нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com
Михаил Бриф
Сын послушный угрюмого века,
бесконечно, опять и опять,
я ищу, все ищу человека,
чтобы братом любимым назвать.
Этой встречи дождаться не чаю,
брату яблок припас золотых.
Только брата нигде не встречаю.
Кто отведает яблок моих?
Чемодан раскрываю: «Берите!
Что вы, люди, берите за так!…»
Только вы удивленно молчите
и гадаете: что за чудак?
* * *
Какая горькая услада:
и день, и много дней подряд
следить за увяданьем сада,
когда он осенью объят.
На стыке города с деревней
мой дом с рассохшимся крыльцом.
Здесь чувствуешь себя отцом
озябших и немых деревьев.
Единственное небо
Косте
Страдали мы зазря?
Весь мир нам был — острог…
Судьба моя, Израиль,
души моей восторг.
У таинств мирозданья,
у первородных чувств,
под небом первозданным
прозрениям учусь.
Его на счастье мне бы —
вблизи я иль вдали —
Единственное небо
Единственной земли.
Бегство
В край отцов задумал бегство.
Плащ и посох приготовь.
От злодейства и плебейства
сберегла меня любовь.
Да не та любовь, что к жизни
или к женщине, а та,
что к неведомой отчизне
путеводная звезда.
Скрипач
Сыпал град, густой, отменный.
Мерзли баржи на реке.
Жил мальчишка довоенный
в довоенном городке.
Под фокстроты и под вальсы
городок парил, кружил.
Каждый день к маэстро Шварцу
шкет со скрипочкой спешил.
Не по возрасту серьезен,
он надежд не омрачал,
и маэстро Шварц сквозь слезы
улыбался иль ворчал…
Довоенный городишко,
льются вальсы дотемна…
Довоенного мальчишку
унесла навек война.
Звездами в небесной сини
среди прочих звездных братств
стали юный Паганини
и седой маэстро Шварц.
Мстя за них, бои гремели,
полыхало пол-Земли.
Музыку спасти сумели,
музыканта — не спасли…
Здравствуй, довоенный мальчик!
Как живется на лету?
…С каждым годом мне все жальче
твою скрипку-сироту.
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
