Пролог
С Симкой Соркиным мы знакомы вот уже полтора десятка лет — с той поры, как он приехал в Штаты. Симкой его зовут родные и старые друзья. Официальное его имя звучит весьма напыщенно — Симеон, но так его никто не называет, коллеги и новоприобретенные знакомые кличут Соркина на американский манер Саймоном.
Симка-Симеон-Саймон — замечательный рассказчик. Нет, анекдотами он не промышляет, считает их законсервированным юмором. Соркин всю жизнь с младых ногтей и до седых волос, а затем и до обширной лысины смотрит на мир широко распахнутыми, еще не затуманенными старческой слезой глазами. Он видит в окружающем то, на что мы, трезвые циники и суровые реалисты, внимания не обращаем. И рассказывает об этом сочно и красочно, да так, что у циников наступает опьянение, а реалисты теплеют душой.
Среди многочисленных персонажей, чьи истории жизни поведал мне Саймон, есть один, который эдаким штрих-пунктиром проходит сквозь все годы нашего с Симкой общения. У Симеона о Борьке-старом (а именно так звали «сквозного» героя) не было связного рассказа. Сюжеты о нем возникали спонтанно, выскакивали, как черт из табакерки, когда случалась какая-нибудь несуразная коллизия. Тут из уст рассказчика звучала ставшая трафаретной фраза:
– Что-то похожее случилось с Борькой-старым в 1974 году, когда он… — и следовала зарисовка-бытописание о пресловутом Борьке. У Симки этот образ приобрел явно хрестоматийный характер.
По мере накопления информации об этом персонаже (повторюсь, образ возникал с интервалами в течение десятка лет), а также с учетом теплоты Симкиных экспромтов, я стал внимательней относиться к перманентно возникающей фигуре Борьки-старого.
Мне кажется, что по жизни этого несомненно умного, но не мудрого, талантливого, но предельно безалаберного, порядочного, но до ужаса беспринципного, упрямого, но не упорного человека можно проследить судьбу многих из нашего поколения советских людей. Тех, кто могли, но не сумели реализовать свой потенциал. И не только по причине разнузданного антисемитизма и тупости тогдашней власти…
Автор добросовестно попытался рассказанные Симкой сюжеты соединить в историю Борьки-старого. Ее и предлагаю вашему вниманию.
Две версии одной встречи
Версия первая.
Симка — студент
Все началось в то время, когда нужно было получать распределение на работу после окончания вуза. В те суровые годы для выходцев из провинции, не избалованных ни высоким положением родителей, стремившихся из последних сил дать образование любимым чадам; ни их материальным статусом, направление на работу, оклад, перспективы служебного роста были судьбоносными.
Это потом диплом вуза стал только символическим значком, формальным пропуском к какой-нибудь должностной кормушке. Для нас же тогда диплом был кормильцем или, как в ту пору шутили в Одессе, «хлебной карточкой» (впрочем, как и партбилет).
Надо признать, что от выбора профессии (финансовый институт) Симка не был в восторге: поступил он в ОКЭИ после двух неудачных попыток попасть в престижный вуз. Бросился туда, потому что в ОКЭИ была военная кафедра, и ребят (тем более спортсменов) принимали с большей охотой, чем в другие институты. Это сейчас в России «косить» от армии — обычное дело: известны тарифные ставки на разные ухищрения, избавляющие усатых младенцев от подъема и отбоя. Тогда же перспективу трехгодичного прозябания где-нибудь на Дальнем Востоке, Крайнем Севере или во вселявшей понятное неприятие знойной Кушке снимала именно военная кафедра. К тому же на сборах можно было щегольнуть в военной форме на вполне законных основаниях.
…За все в этой жизни надо платить. В том числе и за спасенные от армии годы. Симкин выпуск целиком направлялся на работу в систему Госбанка СССР на должности кредитных инспекторов районных отделений.
Это сейчас работник (инспектор, менеджер, клерк) любого банка — что-то вроде товароведа базы Облпотребсоюза в советское время: работа почетная, денежная и непыльная. Белые воротнички, одним словом. А тогда… Более убогую особу, чем инспектор банка, трудно было представить: оклад 600–700 старых рублей, 10–12-часовые бдения над кучей бумаг; доклады, проверки, санкции, штрафы… И все это в тесной комнатушке с пятью такими же несчастными коллегами и нависающей над их головами толпой клиентов, жаждущих подписи.
Апофеоз этого филиала ада на земле — плановые проверки (ревизии) банковских учреждений. Самой популярной фразой, даже не фразой, а вскриком банковского служащего стали наполненные животным ужасом всего лишь два слова: «Мне запишут!» И если надо было решать вопрос о кредите, где случались какие-либо задоринки, в качестве мотивировки отказа кредитный инспектор восклицал именно эти два слова, после чего даже самый дотошный клиент, чертыхась, обреченно отступал…
Радости этой творческой профессии студенты познали на двух производственных практиках, чего для Симки оказалось достаточным, чтобы невзлюбить ее всеми фибрами высокопарной души.
Будучи аттестованным атеистом (по этому предмету у Симки стояла твердая пятерка) он, очевидно, втайне молился Всевышнему, иначе трудно объяснить то, что Симеону удалось избежать унылой доли банковского служащего. Развивающейся индустрии страны срочно потребовались экономисты на производстве, о чем свидетельствовала заявка одного из совнархозов (были такие территориальные промышленные формирования). В частности, строительному управлению в каком-то медвежьем углу с впечатляющим названием Гнивань требовался экономист.
Комиссия по распределению была несколько удивлена, когда один из лучших выпускников, предназначенный для укрепления ГБ СССР (не путать с госбезопасностью!), вдруг попросился «на волю, в пампасы». Но смиренно с этим согласилась, так как других претендентов на это аутсайдерское место не было.
Вот так несостоявшийся финансовый гений отправился отбывать трудовую повинность (три года после окончания вуза), не имея ни малейшего понятия о работе, которую ему предстоит выполнять…
Столь обширное вступление преследует одну цель: показать, что встреча Симки с Борькой-старым стала возможной лишь благодаря Б-жьему провидению.
Продолжение следует
Алексей ЯБЛОК
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
