Еврейский Мир

Я вернулся домой, в свою квартиру на 7-й авеню и 72-й улице. Хорошо это или плохо, что Централ-парк застроили льготным жильем для пожилых людей?! Парка нет, но, с другой стороны — я теперь живу в Манхэттене. Тут красиво. Было. Хотелось думать о чем угодно, только не о том, что сказал мне сегодня Dr. Ibolette. Новость была ошеломляющей: я — не еврей! То есть я — не стопроцентный еврей. Результаты митрохондриального теста ДНК вернулись из лаборатории. Они однозначно указывали на материнские корни из местечка Дахамша в Египте, 3 500 лет назад. Дахамская — вот она откуда взялась, фамилия матери, из Дахамши. С ума сойти! Я — наполовину египтянин. Я позвонил раввину Хаиму в Старую синагогу. Он пытался успокоить меня и говорил, что все, кто вышли из Египта с Моисеем и приняли Тору на Синае, — евреи. Спасибо. Но это не то же самое, что считать себя, как я считал до сегодняшнего дня, потомком одного из 12 колен, по отцу и матери. Завтра пойду в Бруклинский музей, — Dr. Ibolette сказал, что там есть что-то очень интересное для меня. Сказал бы, не придуривался, что именно.

Поезд номер три привез меня в Бруклин, где прошла моя молодость. Бруклин изменился, но музей был все тот же — величественное здание в классическом стиле на Eastern Parkway, 200. Фойе, билет, бегом на третий этаж — вот они, родственнички! Полный зал родни — сидят, стоят, лежат в саркофагах. За неподвижными каменными фигурами я мог видеть живших когда-то людей, занятых работой, семьей, развлечениями, служением своим богам или просто гордо демонстрирующих всем своим видом общественный или политический статус. Я ходил по залу, как во сне, потеряв чувство реальности. Почувствовав на себе чей-то взгляд, я повернулся. Никого рядом не было, но передо мной стояла тумба со статуэткой под прозрачным колпаком: Небсен и Небетта. Я стоял, как громом сраженный. Небетта — вылитая дочь! Это нереально. Я уткнулся лбом в плексигласовый колпак и смотрел на двух египтян. А они смотрели на меня. XVIII династия, Новое царство, египетское местечко Дахамша. Вот они, родственники, вот он, сюрприз доктора! Мои предки по матери — Небсен и Небетта Дахамские. Муж и жена: он — бухгалтер в казначействе, она — певица в хоре фараона. Пол под ногами начал качаться, как палуба корабля, в голове появилась легкость, стены музея и экспонаты становились все более размытыми, а потом исчезли совсем.

Меня вернул в чувство яркий солнечный свет. Я открыл глаза — красный круг солнца садился за широкой рекой с пальмами вдоль берегов справа от меня. Подо мною расстилался городок из двухэтажных глинобитных домов, стоящих очень близко друг к другу. Было похоже, что я оказался на крыше одного из таких домов. «Мы учили сегодня новую песню», — раздался рядом женский голос. На крыше, сложив ноги в позе лотоса, сидели мои родичи — Небсен и Небетта. Небсен был занят свитком папируса, а Небетта подводила глаза зеленой и красной красками. «Я тебе спою сейчас, веселая песня. Ее сочинила сама богиня Бастет», — продолжала Небетта и затянула странную мелодию в дорийском ладу.

Эх, хорошо

в стране египетской жить!

Эх, хорошо страной египетской

любимым быть,

Петь песни богу Хорусу и Рe,

Озирису, Амону, Бе,

Собеку, Кхнуму, Птаху, Се.

«Неоригинально, — рассеянно заметил Небсен, — где-то я слышал похожую песню. Имена богов вообще-то Бес и Сет; богиня Бастет что, не дружит с ними? — Небсен вернулся к работе с папирусом. — Не перебивай меня пока, я должен закончить сегодня список еды, необходимой фараону Мернептаху в гробнице после того, как его душа отправится на Запад». В течение следующих нескольких минут только шум детей внизу на улице нарушал тишину. «Авитал рассказывала мне, что когда хабиру уходят в другой мир, им не нужна еда. А мы говорим о тысяче караваев хлеба и тысяче кувшинов с пивом. Вот когда закончатся хлеб и пиво, но перед тем, как закончится вечность, что наши души будут кушать? — спросила Небетта кокетливо, наклонившись к Небсену и заглядывая ему в глаза. — Нравится, как я накрасилась?»

Небесен кинул взгляд на жену, потом поцеловал ее в лоб: «Мы много общаемся с хабиру. Нужно быть осторожными».

«Как фараон Мернептах собирается после смерти пить пиво и ездить в колеснице, если у него вытащат перед бальзамированием все внутренности и мозги?! — продолжала Небетта, в то время как Небсен работал над списком провизии для фараона. — Мы бальзамируем своих собак и кошек — берем с собой в саркофаг украшения, одежду и еду. Вся наша жизнь нацелена на то, чтобы обеспечить себе достойное место после смерти. Но вместо того чтобы оторваться от физических земных оков, мы привязываем себя к ним. Я часто думаю об этом последнее время, — продолжала говорить Небетта, сидя в двух шагах от меня. — Даже со статуями своих богов мы обращаемся, как с людьми — моем их, одеваем в изящные льняные одежды, предлагаем еду и развлечения, возим по Нилу в гости друг к другу».

После захода солнца, когда жара спала, Небсен и Небетта отправились к воротам Хапи. Они шли между двухэтажных домов без окон с плоскими крышами, по улице, которая была не более полутора метров в ширину. На площади возле ворот собралось много разного люда — чиновники и ремесленники, феллахи и даже рабы. Люди пришли отдохнуть от жаркого дня, пообщаться и послушать истории старца Менеса. Небсен и Небетта любили витиеватые повествования Менеса и имели возможность в толпе людей обменяться парой слов со знакомыми хабиру, не привлекая лишнего внимания. Менес начал говорить, и люди притихли.

«Жили-были два брата, старший — Анубис, младший — Бата. У Анубиса были дом и жена, и Бата жил с ними, как сын. Однажды, когда братья работали в поле, у них закончилось зерно, и Анубис послал Бату домой. Жена Анубиса, увидев Бату и больше никого вокруг, предложила ему свою любовь. Бата гневно отверг предложение и вернулся с зерном в поле, ничего не сказав брату. Когда братья вернулись домой, жена рассказала Анубису, что Бата пытался соблазнить ее, а когда она отказала, побил ее. Анубис схватил копье и погнался за Батой, намереваясь убить его. Убегая от Анубиса, Бата молился богу Ре, чтобы тот спас его. Бог Ре сделал так, чтобы между братьями оказался водоем, полный крокодилов.

Анубис остановился у края воды, разъяренный тем, что не смог убить Бату, и взывал к Пожирателю Теней, чтобы тот наказал его коварного брата. Бата умолял брата выслушать его и рассказал все, как было. B доказательство своих слов Бата выхватил острый нож, отрезал свой мужской орган и бросил его в воду. — Над людьми пронесся коллективный вздох ужаса, смешанного с восхищением. — Анубис поверил Бате и очень огорчился. Бата сказал, что он уйдет жить в Кедровую долину и спрячет свое сердце на вершине кедра. Если дерево срубят, сердце упадет и Бата погибнет. Бата просил Анубиса прийти на помощь, если такое случится. Они расстались. Бата отправился в Кедровую долину, а Анубис вернулся домой, убил свою неверную жену и бросил ее тело собакам».

Мерари, еврейский раб, мастер золотых дел из мастерских Мернептаха, шепнул Небсену: «Пришел свободный хабиру из Медиана, Моше, и сказал, что мы недолго будем оставаться в Египте. Хашем вернет нас в Землю Канаана. Пойдешь с нами?» Небсен посмотрел на Мерари и ничего не сказал. «Бата стал жить в Кедровой долине, — продолжал рассказ старый Менес. — Боги любили его и решили сделать для него красавицу жену, Нефтис. Уходя на охоту, Бата предупредил ее, чтобы она не выходила из дома. Но Нефтис не послушалась и пошла гулять. За Нефтис погнался бог Моря, но она убежала от него, оставив в его руках прядь своих волос. Локон Нефтис унесло ветром в Египет, во дворец фараона. Волосы издавали такой аромат, что фараон сразу влюбился. Он созвал магов и жрецов Озириса, и они рассказали ему, где найти хозяйку прекрасного локона. Фараон послал гонцов с дорогими подарками в Кедровую долину, и Нефтис с радостью согласилась стать женой фараона. Но прежде она попросила срубить дерево, на котором было сердце Баты. В ту ночь Анубис увидел падающую звезду и понял, что Бата умер. Он нашел сердце Баты и оживил его. Бата превратился в священного быка,  и Анубис отвел его во дворец к фараону. Но жена фараона, Нефтис, приказала убить священное животное. Тогда Бата стал деревом, но злая Нефтис приказала срубить дерево. Дерево срубили, но прежде зерно с дерева попало Нефтис в рот, и она забеременела Батой. Теперь Бата родился сыном фараона и Нефтис, наследником трона. Когда фараон умер, Бата стал новым фараоном и приказал убить неверную Нефтис и бросить ее тело крокодилам. Бата сделал Анубиса своим визирем и долго правил Египтом, пока не настало его время воссоединиться со своим небесным отцом, богом Ре, и путешествовать с ним каждый день через небесный свод, с востока на запад, в его ослепительной лодке — Солнце».

«Я должен подумать и поговорить с Небеттой», — сказал Небсен Мерари, когда Менес закончил рассказ и люди начали расходиться.

Небсен и Небетта шли по темным узким улочкам Дахамши, обсуждая услышанную от Мерари новость. «Если бы Египет последовал за фараоном Эхнатоном, я бы никогда и не думал уходить с хабиру, — размышлял вслух Небсен. — Люди любили Эхнатона — он исповедовал Маат — правду, и поклонялся одному богу, Атону. Ты, наверное, видела Атона, его изображали не как живое существо, а как солнце, лучи которого заканчивались в виде человеческих рук. Эхнатон приказал стереть имена всех остальных египетских богов в гробницах и храмах Египта. Если бы только Эхнатон победил в борьбе со жрецами Ре… Жрецы говорили людям, что Эхнатон стал исповедовать религию хабиру и называли его преступником. Никто не знает, что случилось с ним, Нефертити и их шестью дочерями». — «Ты знаешь, если нам после смерти посвятят памятную статуэтку, то наши души вернутся в статуэтку и не попадут в Олам-Хаба. Что тогда?! Что тогда?! Что тогда?!» — звучал, как эхо, вопрос Небетты, все дальше и дальше, и я снова погрузился во мрак.

Леви ПЕРЕПЕЛИЦА

Окончание следует

Оцените пост

(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться