Чардаш Отрывок из повести «Мальчик с Жидовской улицы»

Жил в довоенной Лодзи интересный человек, Ференц Экели, или Франц, как его называли соседи и близкие люди. Выходец из Венгрии, он был участником Первой мировой войны, воевал в составе австро-венгерской армии на русском фронте, был ранен и попал в плен. Прожив в России свыше двух лет, после революции отправился на родину, но после долгих скитаний оказался в Лодзи. Здесь он встретил веселую хохотушку, красавицу Фруму. Они сразу полюбили друг друга, поженились, и Ференц осел в Лодзи на долгие годы.

Ференц был умелым механиком, хорошо знал автомобили, работал на всех металлорежущих станках, и его охотно приняли на работу на текстильную фабрику механиком по ремонту текстильных машин. Он хорошо зарабатывал, и в доме был достаток. Фрума была великолепной хозяйкой. В их доме царили образцовая чистота и порядок. Однако после нескольких выкидышей и неудачных родов Фрума лишилась возможности иметь ребенка. При этом она сильно изменилась внешне и внутренне.

С годами она подурнела, располнела, от прежней общительности не осталось и следа. Всю свою энергию и нерастраченную нежность направила она на своего мужа. Она готовила ему его любимые блюда, следила за тем, чтобы его одежда и белье были всегда чистыми и целыми. Когда он приходил с работы домой, его всегда ждал горячий ужин с обязательным бокалом вина. Ференц садился за стол, и молчавшая целый день жена обрушивала на него поток скопившейся за день информации, а муж, добродушно усмехаясь, молча слушал ее, кивая головой и иногда поддакивая. Когда это получалось слишком невпопад, Фрума останавливалась на полуслове и требовала, чтобы он повторил все, что она только что говорила. Ференц отшучивался и продолжал, не торопясь, с наслаждением поглощать ужин.

Они вообще были не похожи друг на друга. Ференц был высокий, жилистый, сильный мужчина с большими рабочими руками, молчаливый и сдержанный. Когда-то темные волосы его поседели и стали какого-то неопределенного цвета. Висячие усы из-за курения трубки местами отливали желтизной. Серые глаза смотрели на собеседника спокойно и доброжелательно, и только в состоянии гнева приобретали стальной оттенок. Обычно он предпочитал слушать собеседника, молча попыхивая трубкой. У него было несколько увлечений. В свободное от работы время он любил вырезать по дереву. У него был великолепный набор инструментов, и он вырезал чертей, вычурные шахматные фигурки и вообще самые неожиданные вещи, которые ему подсказывали поделочный материал и его собственная фантазия. А материал этот ему поставляли племянник Фрумы и его друзья, собиравшие корни и обрезки дерева по всему городу и его окрестностям. Все знали, что куски спиленной груши следует неизменно доставлять дяде Францу. Тот в свою очередь щедро одаривал ребят готовой продукцией. Поэтому перебоев в сырье у него не бывало.

Надо отметить, что Ференц был очень музыкален, прекрасно играл на большой губной гармошке, которую он умудрился сохранить во время войны и многолетних скитаний. Он обладал красивым сильным баритоном, и после хорошего застолья любил петь венгерские песни и арии из классических оперетт. Любовь к музыке сблизила его с другом племянника Ароном. Как-то племянник обмолвился, что у него товарищ хорошо играет на скрипке. Ференц попросил привести его к нему в гости. Арон пришел со своей скрипкой и играл целый вечер. Ференц молча слушал, одобрительно кивая головой и отстукивая такт ногой.

С тех пор Арон стал частым гостем в доме у Ференца. Ференц и его жена привязались к нему, как к родному сыну. Когда он входил в дом, Фрума встречала его громкими приветствиями и тут же принималась его кормить, а Ференц молча улыбался, но глаза его сияли радостью. Арон отвечал им взаимностью. Он нашел здесь то тепло, которого ему так недоставало в его семье. Мать была слишком занята своими болезнями, а отец — классовой борьбой, чтобы серьезно обращать внимание на старшего сына.

С помощью Ференца Арон научился играть его любимые венгерские песни и постепенно освоил весь обширный репертуар Ференца, включая классические мелодии и арии из оперетт. Теперь вечерами в доме Ференца устраивались настоящие концерты. Исполнителями были Ференц и Арон, а благодарными слушателями — Фрума и ее родственники, иногда заходившие на огонек. Обычно основную партию вел Арон, а Ференц подыгрывал ему на губной гармошке. Потом Ференц входил в раж и начинал петь. Получалось, как на профессиональной сцене.

Но настоящее действо случалось на праздники, когда в доме собирались гости. Естественно, Арон был обязательным участником этих мероприятий. Какое-то время гости во главе с хозяином стола насыщались и достигали необходимых кондиций, после чего Ференц давал команду, и Арон доставал свою скрипку. А дальше все происходило по устоявшейся схеме. Сначала исполнялась классика: «Венгерская рапсодия» Листа, «Чардаш» Монти и «Венгерский танец» Брамса. Ференц при этом дирижировал рукой и победоносно поглядывал на присутствующих. Потом следовали венгерские песни, которые исполнялись уже дуэтом — на скрипке и губной гармошке.

Затраченные силы требовали восстановления. Поэтому объявлялся перерыв для второго тура застолья и подготовки слушателей к основной части концерта. Раскрасневшийся Ференц с бокалом в руке выходил на середину комнаты, где его уже ждал Арон со скрипкой. Глубоким грудным голосом Ференц исполнял арию Тассило из оперетты Кальмана «Марица». Когда звучали финальные слова арии:

Гей, цыган, гей, цыган.

Громче играй!

Песне ты огонь весь отдай! —

он срывался с места и пускался в пляс, выделывая замысловатые па и щелкая каблуками. Затем они исполняли и другие арии из оперетт Кальмана, Легара, Штрауса. Ференц пел их на немецком языке, но присутствующие в большей или в меньшей степени понимали смысл исполняемых произведений, тем более что это происходило не в первый раз.

Все с нетерпением ждали наиболее волнующей части концерта, когда на сцену выплывала Фрума. Звучал дуэт Тассило и Марицы. У Фрумы был небольшой, но приятный голосок, и дуэт производил впечатление. Когда Ференц пел:

Мой верный друг,

сегодня ясный день.

Ты голубое платьице надень, —

он называл именно тот цвет платья, в котором Фрума была в этот момент. Когда же звучали слова:

Она спешит, смеясь, издалека.

В его руке дрожит ее рука, —

Фрума протягивала Ференцу руки и счастливо смеялась. А завершающая часть дуэта звучала так искренне и проникновенно, что слушатели начинали чувствовать свою сопричастность с происходящим.

Взрослые вспоминали свою юность, свои чувства и молодели душой. Даже мальчишки, еще толком не познавшие любви, вдруг чувствовали какую-то неясную тревогу, какое-то томление, желание кого-то защитить.

Кульминация наступала, когда Ференц обнимал жену и пел:

Кто придумал вас,
ужимки ваши, вашу слабость?

Если вас придумал Б-г,

то ему сам Черт помог.

Но, кто бы ни был он,

придумал вас

Он в добрый час!

Фрума преображалась. Она вся светилась, лукаво сверкая глазами, распрямлялась, даже становилась выше ростом и превращалась на короткое время в прежнюю молодую красавицу Фруму, которую когда-то встретил и полюбил Ференц. Присутствующие встречали это превращение взрывом аплодисментов, и застолье возобновлялось.

Заканчивалось оно обычно на грустной ноте. У Ференца начинался приступ ностальгии, который требовал своего музыкального выражения. Арон уже был готов к этому. Опять звучала музыка Кальмана, и Ференц изливал в ней всю свою тоску по оставленной родине:

Все, что на сердце легло,

Злое время унесло.

Не осталось ничего.

Был скрипач Пале Рач,

И нет его.

После этого у Ференца начинали литься слезы из глаз, и это было сигналом, что пора расходиться.

Гости шли домой, восхищаясь талантом исполнителей и всякий раз удивляясь замечательному преображению Фрумы. А Ференц и Фрума еще долго молча сидели за столом, смотрели друг на друга влюбленными глазами и улыбались. Потом Ференц шел спать, а Фрума принималась наводить порядок, вздыхая и улыбаясь сквозь слезы.

Утром начиналась обычная жизнь, но в следующий праздник все повторялось вновь.

К несчастью, эта замечательная традиция была прервана самым варварским способом. В один далеко не прекрасный день жизнь в Лодзи и во всей стране резко изменилась. Грянула война. В Лодзь вошли немцы. Ференц Экели как представитель дружественного немцам государства неожиданно оказался в привилегированном положении. Его продвинули по службе и повысили зарплату. Но когда ему стало понятно, какая опасность ожидает евреев города, он тайком оборудовал в сарае убежище-схрон, где прятал свою дорогую Фруму. По ночам он выводил ее во двор подышать воздухом, а потом они шли домой, где она могла помыться, поесть и выговориться.

Однажды в январе 1943 года Ференц, как обычно, глубокой ночью вывел Фруму во двор. После многочасового сидения в тесном помещении ходить ей было трудно, но она понимала, что надо хоть немного размять затекшие мышцы и суставы. И она мужественно брела по двору, опираясь на руку мужа. Стоял небольшой мороз, и снег, обильно нападавший за день, слегка поскрипывал под ногами. Город спал, и только где-то вдалеке лаяли собаки. Фрума устала, и они присели на скамейку возле дома. Там они сидели молча, тесно прижавшись друг к другу, наслаждаясь тишиной и чистым морозным воздухом. Но вот облака, закрывавшие небо, слегка раздвинулись, и в образовавшуюся брешь выплыла яркая луна, сразу же осветившая засыпанную снегом землю. Оставаться во дворе стало опасно, и Ференц увел Фруму в дом. От свежего воздуха у Фрумы вдруг закружилась голова, и она, совершенно обессиленная, опустилась на стул. Ференц снял с нее обувь, помог ей раздеться. Он смотрел на ее осунувшееся, сильно постаревшее за последнее время лицо, потухшие глаза, и сердце его разрывалось от острой жалости.

– Ну, потерпи еще немножко, милая, — говорил он, поглаживая ее поседевшую голову, — скоро кончится зима, наступит весна, потеплеет, мы сможем больше гулять, а там и война кончится, и не надо будет больше прятаться.

Фрума слабо улыбалась и прижималась к груди мужа. Постепенно она пришла в себя. Глаза оживились, на щеках появился легкий румянец.

– Спасибо, родной. Мне уже полегчало, и теперь я сама справлюсь.

Пока Фрума мылась в тазу горячей водой, загодя заготовленной Ференцем, он собирал на стол обильный ужин.

В это время сосед, вышедший ночью по нужде во двор, увидел во дворе у Ференца цепочку свежих следов на снегу, больших и малых. У него не было никаких сомнений, что малые следы принадлежали женщине, и что этой женщиной может быть только жена Ференца, Фрума. Вернувшись в дом, он не утерпел, растолкал жену и поделился с ней распиравшей его сенсационной новостью. Эта новость привела ее в крайне возбужденное состояние. Сна как и не бывало.

– Я так и знала, — заговорила она с явным злорадством. — Это он прячет свою евреечку. А я-то думала, куда она делась. Я ее всегда терпеть не могла. Прикидывалась добренькой. «Сю-сю-сю, сю-сю-сю, заходите, проходите, садитесь!» А в глаза не смотрит, змея подколодная. И он хорош! Весь из себя такой честный, такой правильный. Все думали, что он — важная персона, преданный союзник рейха, а он столько времени всех морочил и прятал свою фифу! Нет, надо обязательно сообщить, куда следует. Прямо сейчас!

Мужа не надо было долго упрашивать. Он тут же побежал к живущему неподалеку Стасу Шикульскому, который к этому времени устроился на работу в полицию и уже успел прославиться своей звериной жестокостью. Стас пьянствовал дома с двумя приятелями-полицейскими. Схватив оружие, они побежали за предателем к дому Ференца. По дороге был выработан план предстоящей операции. Так как двери и ставни в доме были сработаны самим Ференцем, неожиданно ворваться в дом не представлялось возможным. Было решено воспользоваться помощью соседа, чтоб выманить Ференца на улицу. Всем в округе было известно, что Ференц делал прекрасные лечебные настои из различных трав. Он ими очень гордился и щедро делился с соседями. Предатель-сосед, у которого была больная жена, неоднократно пользовался услугами Ференца. Поэтому сосед, постучавшись, сказал, что у жены сильный приступ астмы, она буквально задыхается, и только Ференц знает, как ее спасти.

Когда Ференц приоткрыл дверь, стоящий за дверью Стас рванул ее на себя и ворвался в сени. Но Ференц сумел оттолкнуть его и схватить стоящий у стены топор. Он успел рубануть Стаса топором по голове, прежде чем был изрешечен пулями полицейских. Падая, Ференц заблокировал своим телом дверь в комнату, как будто в последний момент своей жизни хотел защитить любимую жену от непрошеных гостей. Полицейским пришлось изрядно потрудиться, оттаскивая его тяжелое тело от двери. После этого полицейские ворвались в дом, бросили Фруму на пол и яростно избивали ее ногами, пока она не перестала стонать и шевелиться. Затем один из них выстрелил для верности ей в голову. Труп Стаса полицейские унесли к нему домой, вытащив предварительно изуродованные тела Ференца и Фрумы во двор. Там они и пролежали до утра, а потом были увезены полицией. Предатель-сосед с женой той же ночью вынесли из разгромленной квартиры все ценное.

Известие о ночном бое облетело весь прилегающий район. Ференца и его жену все хорошо знали и уважали, а Стаса презирали и ненавидели. И все единодушно сходились во мнении, что Ференц умер так же достойно, как и жил, а Стас получил по заслугам. Собаке — собачья смерть. Соседа-предателя старались избегать, и он, опасаясь преследования, сбежал с семьей из города.

Наутро после происшествия к дому Ференца потянулись любители поживиться чужим добром, сочувствующие и просто любопытные. Из дома вымели все, что не забрал сосед. Побывал на месте трагедии и один из друзей Ференца, который неоднократно бывал у него в гостях и участвовал в праздничных застольях. Неожиданно он обнаружил в сугробе оброненную кем-то из мародеров знаменитую губную гармошку Ференца. И потом много лет подряд по праздникам он доставал из ящика эту реликвию, и ему казалось, что он слышит чарующие звуки чардаша и видит своего друга, страстно и вдохновенно отплясывающего любимый танец.

Валерий НИСНЕВИЧ