…Да отразится в делах наших чистота их, и да будут священны их имена…
Из поминальной молитвы
Музыка всегда занимала и занимает одно из значимых мест в еврейской жизни. Музыкой пронизан и быт традиционной еврейской семьи.
…К Гуровым в поселок Нокдим мы добирались со Львом Овсищером (надеюсь, что бывшие минчане помнят эту незаурядную личность). Была, как сейчас помню, пятница, и все, естественно, торопились домой к шаббату… Буквально через несколько минут мы уже удобно разместились на заднем сиденье попутной машины. Водитель, молодой религиозный еврей, любезно согласился довезти нас до Гуровых, подчеркнув, что хорошо знает эту семью, хотя живет в другом поселении. Благо, Лев Овсищер предусмотрительно предупредил меня, чтобы я не вздумал доставать кошелек…
По этой дороге тысячи евреев ежедневно едут на работу и возвращаются. По этой же самой дороге в тот страшный день 25 февраля 2002 года, за несколько часов до начала Пурима, возвращался домой с подарками для детей Аркадий Гуров. На этой дороге, между Текоа и Нокдимом, пуля арабского террориста оборвала его жизнь, оставив жену вдовой и четверых малолетних детей сиротами.
…Перебираю фотографии в своем домашнем альбоме и думаю: какими же незаурядными способностями должен был обладать еврейский юноша, чтобы в те годы, вопреки всем существующим преградам, поступить в Белорусскую государственную консерваторию на композиторское отделение и в неполные двадцать лет стать самым молодым членом Союза композиторов Белоруссии!
Религию он открыл для себя еще в Минске, хотя семья была светской. Аркадий отказался от аспирантуры и музыкальной карьеры ради репатриации в Израиль. Он приехал в страну уже профессиональным композитором. Вдохновленный новой свободной жизнью, он продолжал сочинять музыку для фильмов, спектаклей.
Говорят, что браки свершаются в небесах. И надо было такому случиться, что, будучи на гастролях с театром, он встретил свою музу. Вспоминаю, что Марина (Мирьям) сразу же пришлась ко двору и вскоре стала его вторым «я»…
Больно, очень больно вспоминать эту трагедию. Аркадий Гуров был в числе 927 моих соплеменников, убитых арабскими бандитами за последние три с лишним года террористической интифады. Сегодня это число значительно увеличилось. А ведь за каждой из жертв — своя трагедия: вдовы, вдовцы, сироты.
Пишу эти воспоминания накануне десятой годовщины трагической гибели Аркадия Гурова. В Израиль, к сожалению, я не смог поехать. Знаю, что его сын Хаим — солдат Армии обороны Израиля — прочтет по отцу кадиш…
Итак, прошло уже десять лет! Что же изменилось?
Еврейская кровь как лилась, так и продолжает литься. Как в годы моего далекого военного детства. А мир молчит, как и тогда. Но самое страшное — наступило какое-то общее привыкание к горю.
Говорят, что на Небесах тоже нужны лучшие. А еще говорят, что время лечит. Знать бы только, что это время у нас есть. А пока убийца (и не один) на свободе. Накануне годовщины гибели Аркадия Гурова в Иерусалиме состоялся вечер его памяти, памяти талантливейшего композитора. На вечере выступали его друзья, коллеги по искусству. Известный поэт Юлий Ким посвятил ему строки:
Прощай Аркадий Гуров!
Смотри: в родном краю
Я слышу «Сарабанду»
Бессмертную твою.
Убили музыканта,
А музыка живет:
Она звучит и дышит,
Танцует и поет,
И подтверждает зримо
Прозрение мое,
Что жизнь — непобедима,
Как ни стреляй в нее.
Евгений ГЕЛЛЕР
Оцените пост
(голосовало: 4, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
Музыка Аарона светла, добра и кристально чиста, как душа композитора. Десять лет прошло с того страшного дня, когда были убиты два друга — учёный Авраам Фиш и композитор Аарон Гуров. Боль этой утраты время лечить упорно отказывается.
Первым человеком, открывшим для меня дверь американской синагоги, был племянник Авраама — Шмуель Фиш. Первым человеком, поддержавшим меня в период становления в Еврейском Мире, была вдова Аарона — Мириам Гурова. Шмуель и Мириам стали моими близкими друзьями, их боль — это и моя боль тоже. Они очень разные, мои друзья, но обьединяет и роднит их не только общее горе.
Это люди, которые в любую минуту готовы прийти на помощь, поддержать и дать мудрый совет. Они любят жизнь и учат своих детей любить жизнь и Всевышнего.Я не хочу, чтобы их дети плакали, я очень хочу слышать их звонкий смех…
Памяти Аарона Гурова
28.04.03
Это случилось 25 февраля 2002 года. Пост Эстер — в канун веселого праздника Пурим. Аарон ГУРОВ спешил домой — к жене и детям. А жители поселения Нокдим — ждали концерта в синагоге. Он сел в машину к своему другу Абраму Фишу. В дороге они пели и смеялись -возвращались домой. Арабские снайперы ждали их в засаде и в упор расстреляли обоих.
Песнь композитора Аарона ГУРОВА оборвалась в 45 лет.
Религию он открыл для себя еще в Минске. Учить Тору, исполнять «мицвот » и при этом сочинять музыку — все это можно делать и в галуте. Аарон выбрал Израиль не только подчиняясь высшему моральному долгу, — его вела чисто композиторская потребность: он искал в Израиле источник новых звучаний. И он их нашел. Он не увидал Израиль — он Израиль услыхал.
Израиль предстал перед ним как огромное гармонизированное пространство. Как музыка, которую оставалось только записать. Он стал ее записывать. И тогда его убили.
Он приехал в Израиль сложившимся композитором. Очень хорошим композитором. Но в Израиле в его музыке начала проступать гениальность. Ее природа ясна — это тот образ духовности, который стоит за любой великой музыкой. Мы только не всегда можем этот источник опознать и описать. Но в случае Аарона Гурова он очевиден — это святость и избранность Земли Израиля.
Он поставил своей целью воссоздать музыку Храма — истинную музыку сфер, разговор человека с Богом. И в его последних сочинениях контуры этого великого здания уже прослушиваются.
Что потерял Израиль в лице убитого Аарона Гурова -это со временем будет обнаруживаться все очевиднее и болезненнее. Но намного глубже и значительней другое: то, что Гуров — именно и только он услыхал в Израиле. Это те измерения Израиля, которые сегодня недоступны никому — ни политикам, ни писателям, пи артистам.
Аарон Гуров подтвердил статус избранничества — смотреть на вещи с той духовной высоты, на которую мало кому удается подняться, но без которой вся земная жизнь Израиля лишена смысла и оправдания.
Бесконечные, надоевшие разговоры о несовместимости религии и культуры, веры и творчества он своей музыкой, написанной в Израиле, разрешил с легкостью и естественностью. С той легкостью и той естественностью, которые заставляют
вспомнить Баха и Моцарта. И позволяют их понять.
Зеев БАР-СЕЛЛА, Майя КАГАНСКАЯ
http://gazeta.rjews.net/kravchik14.shtml
Евгения Кравчик
УБИЛИ МУЗЫКАНТА, А МУЗЫКА ЖИВЕТ
«Новости недели», 24.04.2003
Поводом к нашей встрече с равом Шаей Гиссером стала… музыка. Не музыка вообще, а трепетная и живая, написанная Аркадием Гуровым, да отмстит Господь за пролитую кровь.
Вечером 27 апреля в Иерусалиме, в зале «Жерар Бахар», состоится концерт памяти композитора, убитого арабскими террористами в прошлом году в Пурим.
…В тот день Шая Гиссер был дома, в поселении Нокдим, — готовился к празднику.
— Включил радио и в выпуске новостей услышал сообщение о теракте, — рассказывает он. — Фамилии пострадавших названы не были, но название ишува прозвучало. Я бросился звонить соседям и знакомым. Нельзя сказать, что весь ишув — это одна дружная семья, но элемент семейственности все-таки присутствует: нас тут мало, все мы друг друга знаем, и каждая потеря воспринимается как личная. Абраша Фиш, сидевший за рулем, — мой ближайший сосед, дверь в дверь. С ним у нас были абсолютно семейные отношения. И вдруг слышу от кого-то: «Абраша и Аркаша». Я — спонтанно: «Не может быть!» Самые близкие мне люди: Аркаша (Аарон) Гуров и Абраша Фиш… Свои… Я не верил, не мог поверить. Отбивался от самой мысли о том, что Абраши и Аркаши нет, выяснял все новые и новые подробности в надежде, что это — ошибка…
Хоронили Аркадия Гурова и Абрама Фиша в Пурим.
— А потом я отмывал от крови коврик, лежавший в машине, и бронежилеты, бережно снимал с сидений прилипшие частицы человеческой плоти, чтобы все это — по еврейской традиции — захоронить…
(Теперь уже каждое слово дается Шае Гиссеру с трудом).
— После всего этого я вернулся домой, собрал учеников. Пурим… Мы выпили. И — запели. Я пытался объяснить, что праздника никто не отменял… Это был страшный Пурим.
Нависает пауза. Сказать нечего: прошлогодний Пурим стал трагедией для всех нас.
— По словам дочери Фиша, Тамары, ехавшей с ними в машине и также раненой в том теракте, Абраша с Аароном всю дорогу разговаривали, песни пели, — произносит Шая Гисин. — Они были в приподнятом настроении. В глазах обоих Пурим — это их личный праздник. А ведь им обоим пришлось в Израиле очень и очень нелегко. Оба прожили непростую жизнь: проблемы с работой, с самореализацией в профессиональной сфере. Но ни один из них никогда — даже полусловом — не пожаловался ни на что! Они были здесь настолько СВОИ, что плакаться им и в голову бы не пришло. Ни один из них ни дня не чувствовал себя эмигрантом. То были люди на своем месте. Аркаша Гуров — человек талантливейший. Мы с ним охраняли поселение — дважды в месяц дежурили по три часа на воротах.
Времени преодстаточно, а общих тем для бесед — еще больше.
— По воспитанию мы принадлежали к одному и тому же кругу, — продолжает Шая Гиссер. — В ходе интеллектуальных дискуссий обсуждали все, что угодно, начиная от литературных стилей и кончая духовными проблемами. Говорили о детской болезни левизны в Израиле… С Аркашей интересно было говорить на любую тему. Но он меня всегда смущал излишней деликатностью. Я — человек достаточно бесцеремонный, зато Аркаша крайне остерегался плохо высказаться о людях, событиях, мнениях. Меня даже несколько раздражала мягкость его формулировок.
— Но ведь Гуров — композитор, поэтому, возможно, в отличие от людей, лишенных музыкального слуха, он умело пользовался нюансами, полутонами?
— Возможно… Интеллигентность! Но, кроме нее, было в нем еще нечто особое, необычное. По-моему, Аркадий не позволял себе категорических суждений потому, что всегда думал: ведь если бы человек, о котором он говорит, при этом присутствовал, ему стало бы дискомфортно. Редчайшая черта, которую я практически не встречал в людях…
По словам Шаи Гиссера, в Нокдим — особая атмосфера:
— Многие знакомы давно, еще с 80-х, и Аркаша быстро вписался в эту компанию, хотя идеологически все мы очень нюансированны… Гуров каждую субботу приходил ко мне на уроки Торы. И он, и его жена Мирьям в шутку называли меня своим равом и консультировались со мной по всем галахическим вопросам. До сегодняшнего дня я каждую субботу занимаюсь с сыном Аркаши, Хаимке…
При имени старшего, 11-летнего сына Аркадия и Мирьям я вздрагиваю.
— В годовщину гибели Аркаши, на кладбище, когда малыш Хаим начал читать Кадиш, я обмерла. Чудовищная несправедливость: осиротело четверо детей, мал мала меньше…
— А по-моему, это счастье — умереть еврейской смертью и быть похороненным по еврейской традиции, — возражает рав Гиссер. — Понимаете, уместность Аркаши и Абрама в этой стране были настолько всеобъемлющими, что земные человеческие проблемы не стали для них стержнем существования. Аркаша не жил тем, что для нищих духом является смыслом и целью их бытия. Он не жил ради своей профессии, не жил ради искусства. Писал исключительно для себя — причем прекрасные вещи! Слушаешь и удивляешься. Но главным для него было то, что дети растут на своей земле. Если бы вы знали, насколько Аркаша реализовался здесь в своем человеческом чувстве, в радости оттого, что дети растут евреями среди евреев, а их родной язык — еврейский… Сознание того, что, когда его не станет, его сын прочтет по нему Кадиш, окрыляло Аркашу, делало его счастливым…
1 мая Аркадию Гурову исполнилось бы 47 лет.
Сослагательное наклонение, роковая частица «бы»…
Концерт памяти удивительного человека и талантливого композитора приурочен ко дню его рождения. Среди других произведений Гурова прозвучит и «Большая сарабанда Терезиенштадта» — та самая, название которой упомянуто в замечательных строках известного барда Юлия Кима, посвященных памяти Гурова:
Прощай, Аркадий Гуров!
Смотри: в родном краю
Я слышу «Сарабанду»
Бессмертную твою.
Убили музыканта,
А музыка живет:
Она звучит и дышит,
Танцует и поет,
И подтверждает зримо
Прозрение мое,
Что жизнь — непобедима,
Как ни стреляй в нее.
Знала Аркашу с 14 лет, буду скорбить всегда. Не хочу писать, чтоб получилось 2 страницы о себе и 2 строчки о тебе. Просто RIP (rest in peace), мой друг. Как мало ты побыл с нами и осветил нас своей улыбкой.