Чуча

Идет охота на волков,
идет охота…
Владимир Высоцкий

Чуча был самым настоящим северным волком. Привез Лейба его из тундры, с Чукотки, где много лет проработал бухгалтером на прииске. И поэтому Чучу краснопольские остряки моментально переименовали в Чукчу, но произносить эту кличку при Лейбе с Чучей не решались.
Краснопольские собаки встретили Чучу неприветливо. При виде его они буквально заходились лаем, но Чуча им никак не отвечал, только смотрел презрительно, и они в конце концов успокоились, но в свою компанию не приняли и дом Лейбы оббегали стороной, если доводилось вырваться на свободу.
Лейба работал бухгалтером в местном банке, жил один, бирюком, в старом доме, оставшемся ему от родителей. Хоть родители его были в Краснополье довольно известные люди — отец Меер-Довид работал врачом, а мать Сарра-Лея акушеркой — о Лейбе никто толком ничего не мог сказать. Вся его жизнь прошла вдалеке от Краснополья, а родители о сыне почти ничего не говорили. Нехама, дальняя родственница, тоже не распространялась о Лейбе, правда, когда родителей не стало, кое о чем проговорилась, и тогда поползли по местечку слухи о его жене, о лагере, о том, что он живет где-то на краю земли, но с появлением в Краснополье Лейбы Нехама замолчала, как молчала при его родителях. Она всегда держалась от их семьи подальше — то ли из-за того что Лейба сидел, то ли из-за каких-то неизвестных распрей в мишпохе. Говорили, что Лейба учился в медицинском институте, а когда началось дело врачей, его арестовали, забрали буквально перед окончанием института, отсидел он в лагере года два, потом его реабилитировали, но он не вернулся в институт, остался жить в тех краях, где сидел, стал работать на прииске бухгалтером, женился там на местной, то ли чукче, то ли ненке, была она охотницей и художницей, и ее загрыз в тундре медведь. Но все это были только разговоры, а в паспорт к Лейбе никто не заглядывал, а он сам не подтверждал эту историю, но и не отрицал.
Вообще он был молчаливым, как и его волк. Приехав в Краснополье, он зашел к Нехаме, кто знает, о чем они говорили, но больше он к ней не заходил. В первое время, как он появился в Краснополье, к нему пытались свататься местные молодицы, но быстро убедились в бесполезности своих надежд и бросили это глупое дело. Друзей он тоже не завел, и только с соседом, парикмахером Хаимом-Шмулей, иногда перебрасывался парой слов, чтобы потом эти слова, приукрашенные Шмулей, расползались по Краснополью.
Кто знает, говорил Хаим-Шмуля правду или нет, но это были хоть какие-то сведения о Лейбе, и все местечко чесало языки неизвестно о чем. Говорил Лейба с Хаимом в основном о волке, но все его рассказы о нем переплетались с его собственной жизнью и волей-неволей были историями самого Лейбы. О женитьбе Лейбы в Краснополье узнали после того, как он рассказал Шмуле, что волка подарил ему тесть. Подарил маленького волчонка в день свадьбы, куда явился прямо с охоты.
– Удачная была охота, сказал, значит и жизнь будет у вас удачная! — повторил слова тестя Лейба и добавил, ничего не объясняя: — Удачная, да короткая.
А потом как-то сказал, что начальник соседнего прииска хотел забрать у него Чучу:
– Золотые горы обещал. В прямом смысле. Три самородка предлагал. Только разве память можно обменять на золото? Чуча — это моя память о ней!
– О ком? — переспросил Шмуля.
Лейба махнул рукой и ничего не сказал.
А потом как-то Шмуля поинтересовался, кто сильнее, волк или медведь.
Лейба пожал плечами и ответил:
– Не знаю, — а потом неожиданно сказал: — Однажды Чуча загрыз белого медведя. Правда, после этого еле выходил я его… Но, может, это исключение из правил, — Лейба вздохнул и, ласково потрепав за холку Чучу, пояснил: — Медведь напал на Йиенгу сзади. Как подлец. А Чуча, как и я, не любит подлецов…
Лейба не объяснил, кто такая Йиенга, но Шмуля догадался, что она была женой Лейбы, а когда однажды Лейба показал Шмуле вырезанного из моржового клыка волчонка, прижавшегося к раскосой северной женщине, и сказал, что это маленький Чуча и его хозяйка, Шмуля уверился в своих догадках…
Надо сказать, что и с сослуживцами в банке Лейба если и говорил про жизнь, то только про Чучу, как будто у него не могло быть иных тем и проблем.
И еще он говорил, что этот волк умный, как человек. И всегда добавлял, что, может быть, и умнее. Надо сказать, что в Краснополье Лейбу из-за этих слов считали абисэлэ нит ин зих, что по-русски звучало, как немножко не в себе. И именно этим объясняли его рассказы о волке.
Несмотря на смирное поведение Чучи, Шмуля смотрел на него всегда с опаской и говорил в парикмахерской, что за миллионы не согласился бы держать дома такого зверя.
– А волф варлирт зайнэ гор, обэр ништ зайн натур, — объяснял Шмуля свою неприязнь к Чуче. — Волк каждый год линяет, а норов не меняет!
Но жизнь иногда устраивает невероятные вещи, и Шмуля неожиданно оказался владельцем Чучи.
Милиционеры приехали за Лейбом ночью и предъявили постановление анадырского прокурора о немедленной доставке его в Анадырь по делу о хищениях на прииске. Лейба молча прочитал постановление, расписался, собрал рюкзак и попросил милиционеров разрешить ему отвести Чучу к соседу. Милиционеры были могилевские, из областного ОБХСС, а с ними местный участковый Степан Хруня, Егерь, как его звали в поселке. Работал он раньше егерем в Беловежской пуще, попал там под раздачу большому начальству, говорили, чуть ли не самому Хрущеву, и его уволили. И тогда он переехал со всей семьей к тетке в Краснополье. Тетка работала уборщицей в милиции и пристроила туда милиционером своего племянника. Егерь был согласен разрешить Лейбе отвести собаку Шмуле, но могилевские, опасливо глядя на Чучу, сказали, что отвязывать собаку нельзя, а соседу участковый передаст утром, чтобы забрал собаку. Лейбу даже не разрешили подойти к Чуче, и они попрощались взглядом. Чуча не метался, не рвался с цепи, а молча смотрел на Лейбу и, как потом рассказывал Степан, по-волчьи плакал. Молча, без слез.
Окончание следует