Будь тверд и очень мужествен.
Книга Иисуса Навина
Нельзя, чтоб страх повелевал уму.
Данте
Угрозы тегеранского бесноватого, совместные американо-израильские военные учения, заголовки СМИ: «Арабские ракеты нацелены на Иерусалим», отсутствие в учебниках для арабских школ такой страны, как Израиль, да просто непрекращающиеся обстрелы нашей территории и множество других тревожных поводов аукаются с тайным, постоянным: «А выстоим? Выживем? Не сдадимся?»
Все мы знаем, что 14 мая 1948 года была принята Декларация о создании Государства Израиль, что всего через день разъяренные решением Организации Объединенных Наций о разделе Палестины арабские государства предприняли агрессию против молодой страны. Ведомо нам и то, что враги наши потерпели сокрушительное поражение во всех арабо-израильских войнах. Но как важны встречи с живыми участниками судьбоносных событий, с теми, кто спасал и строил эту страну! Эти уже очень немолодые люди, — но право же, отмеченные какой-то особой душевной закалкой и верой в правоту содеянного, — для меня как талисман от бед. Прикосновение к их биографиям обнадеживает, укрепляет…
Брурия
Не помню, зачем я тогда зашла к своей соседке, 86-летней Брурии, которую часто видела гуляющей со своей «метапелет» (няней, опекуншей). Ах да! Брурия, знавшая, что я по вечерам кормлю бездомных животных в нашем дворе, позвала меня с балкона:
– Гения (Евгения)! Еш охель бишвиль хатулим! (Есть еда для кошек!) — зайди, мол.
И вот я уже в ее квартире на втором этаже, где прежде не бывала, разглядываю развешанные на стенах грамоты (за сбор средств в пользу «Хаганы»), сувениры, медали. А тут еще Инна, русскоговорящая метапелет, подбрасывает мне идею:
– Вы ведь пишете, да? А вы поспрошайте Брурию о ее жизни — не пожалеете.
– Уже вижу! Но на каком языке будем разговаривать? Мой иврит, честно говоря, слабоват.
– А я на что? Переведу! Помогут фотографии, опять же, грамоты.
Итак, Польша. Местечко Турка. Тридцать два украинских села вокруг. Польская школа. По ее окончании собирала деньги на то, чтобы уехать в Палестину. Но так как в кибуцы одиночек не принимали, вступила в фиктивный брак с одним молодым евреем, который тоже стремился туда. И вот он, кибуц Эйн ха-Мифрац, рядом с Акко.
– Не могу сказать, что мы были коммунистами. После убийства Михоэлса мы, кибуцники, сильно «поправели».
– Расскажите, как там было.
– Очень тяжело. Самыми примитивными способами, орудуя сапкой, сажали картошку, морковь. Жили коммуной, все общее — вещи, еда. Какая? Пудинг, хлеб. Шили себе сами. Вечером танцевали в тех же рабочих шароварах. Молодые начали знакомиться, справлять свадьбы. Встретила я парня из другой коммуны. Он не хотел покидать свою коммуну, а я — свою. Закончилось тем, что поженились, уехали в Хайфу…
1942 год. Палестина еще под британским мандатом. Нам сообщили, что мы должны идти в английскую армию. Тогда, мол, скорей освободим еврейских детей из Треблинки и других лагерей смерти. Сто двадцать девушек и молодых женщин идут служить в британские воинские части. Маленьких детей (у меня тогда уже был сын) оставляли в кибуце на попечение воспитателей. Два месяца училась я на шофера. После этого послали нас в Египет, где стояли английские войска. Водила я «форд», большую грузовую машину. И, знаете, воровала у англичан оружие для «Пальмаха», для еврейского подполья.
– Каким образом?! Это же страшный риск!
– А весь Израиль на риске! Делали мы подкопы к английским базам и добытые там большие маузеры и запчасти к ним передавали своим. Для этого в кабине своего «форда» я сделала двойное сиденье, куда прятала оружие. В 1946 году демобилизовалась. Поселилась тут, в этом доме, где и сейчас живу. Вы обратили внимание, как называются улицы хотя бы тут, у нас, в Бат-Галиме? Улица Парашютистов, улица «Хаганы»…
Я снова гляжу на стены этой небольшой квартиры. Награды, награды. За сбор средств для израильских солдат во время работы в НААМАТе, женской организации. (К собранным средствам добавила и собственные серебряные и золотые украшения, которые подарила ей бабушка.) За работу в разведке. Оказывается, Брурия была и разведчицей: ходила, соответственно одевшись, в арабские села, выведывала нужную информацию (это в 1968 году, после Шестидневной войны), за работу добровольцем в Бейт ха-Хаяль — в доме-гостинице для солдат, не имеющих жилья в Хайфе, где готовила для них, убирала. И опять же сбор средств для нашей армии: устраивала благотворительные вечера, лотереи, обращалась к частным лицам. За два года собрала два миллиона шекелей для «Хаганы»…
От фотографии молодой Брурии с сыном Амосом (тут ему 5 лет), будущим участником Шестидневной войны и Войны Судного дня, я не могу отвести глаз. Дивное лицо, которое фуражка с кокардой в сочетании с погонами на форменной рубашке делает еще более мужественным, решительным — ведь это лицо самого Израиля, тогда еще молодого, отважного, отчаянного, жертвенного… Не в том ли притягательная сила страны, в которой живу?
Илья
Все, что было, не станет небывшим.
Пиндар
Легендарная, уму непостижимая, полуфантастическая операция израильского спецназа совместно с отрядом подкрепления ЦАХАЛа по освобождению израильских заложников в угандийском аэропорту Энтеббе до сих пор волнует воображение. Подумать только, за 4000 километров от Израиля посадить самолеты (сперва один, потом еще три) во враждебном, ощетинившемся всеми видами оружия аэропорту, посадить по возможности тихо, при полупогашенных огнях, бесшумно выкатить из грузового отсека машины, пробраться в терминал, где террористами удерживались заложники, перестрелять немецко-арабских террористов и угандийских охранников… Ах, наверное, нет в Израиле человека, который бы не знал эту потрясающую историю, произошедшую в ночь с 3-го на 4 июля 1976 года. Да что там, в свидетелях невероятного мужества, виртуозной смекалки нашего народа — весь мир! Да, это праздник со слезами на глазах. Во время операции был смертельно ранен командир спецназа Йонатан Нетаниягу, родной брат нашего премьер-министра. Близкие Йони, встречавшие в израильском аэропорту самолет со спасенными заложниками, не увидели уже своего брата и сына живым. Но это был неслыханный праздник, почти равноценный спасению самого Государства Израиль.
Никогда не думала, что можно еще что-нибудь добавить к тому, что я знала обо всем этом, причем добавить-дополнить не по книгам-документам, а, так сказать, вживе…
В хайфской ирие (муниципалитет), сидя в очереди к одному из окошек, разговорилась с парой русскоязычных «земляков». Перед тем с профессиональной бесцеремонностью разглядывала обоих. На редкость «неадекватная» пара! Она — крупная женщина весьма преклонных лет, но, как оказалось потом, с живым умом, чувством юмора, еще работающая, и, как говорят теперь, продвинутая: печатает на компьютере свои мемуары. Муж Ирины Илья — крохотного роста (особенно по сравнению с ней) мужчина лет на пятнадцать-двадцать моложе ее, с печальными, как мне показалось вначале, глазами типичного галутника. Подумалось: «Находка для юдофоба!» Мне, которую друзья называли Брунгильдой за блондинистость и голубоглазость (а антисемиты одаривали комплиментом: «Ты как наша»), всегда хотелось заступиться за таких маленьких, печальных своих соплеменников. Однако, разговорившись с ними, я узнала: да этот маленький Илья — сам заступник, да еще какой! Оказалось, передо мной живой участник операции по освобождению заложников в Энтеббе! Ему тогда было двадцать лет, он был в младшем воинском чине (растерявшись, я не расслышала, а уточнить, в каком именно, забыла). С чего это я взяла, что у него печальные глаза? Довольно весело поведал он при веселых же комментариях Ирины, как они вдвоем недавно смотрели документальный фильм об этой уникальной операции в Энтеббе под кодовым названием «Шаровая молния». Ирина тогда спросила маленького своего мужа:
– Ну и где же ты здесь среди спецназовцев?
– А ты видишь черный «мерседес» в ангаре самолета, такой же в точности, как у Амина (угандийский лидер. — Е.Г.)? Заметила, что багажник чуть-чуть приоткрыт, для доступа воздуха?
– Так ты…
– Именно так! Я внутри, в багажнике, при оружии, наготове…
Да, воистину не одной резолюцией ООН №181 создавалось наше государство, а еще людьми, которые рисковали жизнью для его создания и спасения.
Я спросила Илью, вечно тревожимая этим почти гамлетовским «будем или не будем?»:
– Скажите, мы выстоим? Победим?
Он мне ответил:
– Обязательно. И добавил на иврите: «Эйн брера!» (Нет выбора!)