В Москве, на Новодевичьем кладбище, в ряду, где похоронены известные писатели и поэты, посетители, хоть как-то прикоснувшиеся к еврейской поэзии, всегда задерживаются у бюста на могиле еврейского поэта Самуила Галкина…
Галкин писал в автобиографии, что был девятым ребенком в семье, а девятый ребенок, по преданию, родится счастливым.
Все в мире относительно: его счастье, может быть, состояло в том, что, в отличие от расстрелянных собратьев, он вышел из лагеря и в немногие оставшиеся годы жизни сумел создать новые произведения и подержать в руках прекрасно изданный сборник своих стихов и драм. А может быть, в другом: его стихи любили, и сам он был любим.
Взаимоотношения писателей, режиссеров и актеров причудливы. Сколько драм, неожиданных ракурсов, неразгаданных тайн. Самуил Галкин, «певец с мягкими мечтательными глазами» (выражение поэта Телесина), обладал, по-видимому, способностью вызывать общую симпатию. О нем писали, ему посвящали стихи.
Н. Роскина в воспоминаниях о Николае Заболоцком, упоминая о сложном, порой необъяснимом отношении его ко многим поэтам, пишет: «…он очень любил самого Галкина, и стихи его, и мнения». В своих воспоминаниях Анастасия Потоцкая-Михоэлс писала о жестоких дуэлях, которые разыгрывались у Михоэлса с его друзьями, авторами произведений, которые он ставил: «Я не помню никаких ссор Михоэлса с Самуилом Залмановичем Галкиным. И не потому, что надо считать Галкина не «дуэлянтом»… Михоэлс боялся чем бы то ни было нарушить «атмосферу планеты», где рождалась чистая поэзия, не требующая от него драматургических поправок и режиссерского вмешательства…». О своем восхищении поэзией Самуила Галкина писал и сам Михоэлс.
Природа щедра по отношению к талантам. В годы, когда определяется будущее, Галкин разрывался между стремлением стать художником и влечением к поэзии. Победила поэзия. Первый сборник стихов Галкина увидел свет в 1922 году. К этому времени его собратья по поэтическому цеху — Ошер Шварцман, Давид Гофштейн, Перец Маркиш, Лейба Квитко — уже стяжали славу художников, открывших новые горизонты еврейской поэзии. О них были написаны не только статьи, но и книги, хотя все они были еще очень молоды.
Еврейская литература в то время изобиловала талантами и быстро развивалась. Литературные группы, дискуссии, разнообразие дарований, приток молодых сил — все предвещало этой литературе большое будущее. Чтобы смертельно ранить ее, понадобились террор 30-х годов, война, антисемитская кампания, развернутая Сталиным в 40-х — 50-х годах.
Трудно провести грань между философской, любовной лирикой Галкина, его стихами о природе, искусстве.
«Свои дворцы я выстроил не сразу.
Я их не доверял чужому глазу.
И радуги великолепный свод
в мои владенья обозначил вход.
Я цветом огненным гряду засеял щедро.
Над ней вознесся ствол задумчивого кедра.
А нынче вместе с дымом все уйдет…
Любимая, усни! В часы рассвета
вот этим кедром будешь ты согрета».
(Перевод с идиш В. Потаповой)
Создавая свои драмы, Самуил Галкин придерживался правила — драматургическое произведение должно писаться не только для сцены, оно должно быть рассчитано и на литературное существование. Наиболее высоко были оценены драмы С. Галкина «Суламифь» и «Бар-Кохба». «В создании исторического колорита старинной Иудеи, — писал А. Гурштейн, — Галкину много помогло его прекрасное знание старой еврейской культуры… С. Галкин создал большого диапазона историческую трагедию».
Драматическая поэма «Суламифь», построенная на библейском сюжете, была написана по просьбе С. Михоэлса на основе пьесы основоположника еврейского театра в России Аврома Гольдфадена и посвящена столетию со дня рождения последнего. Постановка «Суламифи», по словам Михоэлса, поставившего спектакль по пьесе в 1937 году, приблизила театр «к подлинным богатствам фольклора».
Во время войны С. Галкин, как он сам вспоминал позднее, «… вместе со старым большевиком Стронгиным выпускал антифашистскую газету «Эйникайт», сутками не выходя из типографии, где от холода руки примерзали к металлу…». Газета «Эйникайт» выходила на идиш и была органом Еврейского антифашистского комитета в СССР (ЕАК).
Он формировался не из партийных функционеров, а из представителей еврейской интеллигенции, прежде всего из деятелей еврейской национальной культуры, для которых понятие национальной свободы не было абстракцией. Это помогло им завоевать доверие евреев других стран и организовать реальную помощь Красной Армии: было собрано не менее 45 млн. долларов, не считая вещевой и продовольственной помощи. Под влиянием ЕАК в США, Англии и других странах возникли многочисленные комитеты помощи СССР.
В обязательном, согласно ритуалу того времени, приветствии Сталину третьего митинга представителей еврейского народа (апрель 1944 года), созванного ЕАК, говорилось: «Народ, веками слывший «народом Книги», в грозные дни Великой Отечественной войны доказал, что в душе его все время жила и закалялась сила меча, сила воинской доблести, как сказано в древней еврейской Агаде: «Свиток ниспослан был на землю, и меч был внутри его» («Тора ярда мин а-шамаим ве-херев круха ба»).
Развязка наступила 13 января 1948 года. Убийством Михоэлса началась открытая война Сталина против еврейского народа. В сентябре 1948 года был арестован в Киеве Давид Гофштейн, через полгода все руководство ЕАК, почти все еврейские писатели и многие представители еврейской технической интеллигенции оказались в тюрьме. Был арестован и Самуил Галкин. Ему «повезло». Его дело не было включено в основное дело ЕАК.
С. Галкин был отправлен в лагерь. В лагере продолжал писать стихи, и во власти отчаяния оставаясь:
«Пока мне светит день, и северным сияньем
Встречает ночь, пока всевидящ небосвод, —
Я волен, как дитя, и взор не устает
С надеждою глядеть, не скован расстояньем,
На сотни лет назад и сотни лет вперед».
(1952. Перевод Б. Слуцкого)
Поэт и переводчик Надежда Павлович, много лет дружившая с С. Галкиным, писала о нем: «При всем разнообразии его интересов он всегда был целеустремлен, и при бурности его реакций где-то в глубине всегда было твердое, устойчивое, непоколебимое». Из лагеря С. Галкин вышел несломленным, хотя здоровье его было подорвано и жить оставалось мало.
Долгие годы о судьбе еврейских писателей подробно не писали. Они пришли к читателям сами, не пропагандируемые, не изучаемые в школе. На вечере памяти Переца Маркиша в 1965 году в Москве поэт Арсений Тарковский говорил о живущей в душе горькой потребности представить себе последние минуты своего друга и его собратьев по искусству и судьбе. Сегодня же приходится напоминать, что память о поэтах и прозаиках — в их произведениях и анализе этих произведений, а не в протоколах допросов, составленных их истязателями.
Последние годы жизни С. Галкина, несмотря на минувшие тяжелые испытания, были плодотворными. Он продолжал писать. Среди его произведений — стихотворение «Исповедь Сократа». Николай Заболоцкий перевел стихотворение С. Галкина «Осенний клен». Написано стихотворение в роковом для еврейской культуры 1948 году:
«Осенний мир осмысленно устроен
И населен.
Войди в него и будь душой спокоен,
Как этот клен.
И если пыль на миг тебя покроет —
Не помертвей,
Пусть на заре листы твои омоет
Роса полей…»
Творческое наследие советских еврейских прозаиков и поэтов — бесценное национальное сокровище. Поэт и переводчик Л. Озеров писал в 1966 году: «Еврейский литературный язык усилиями народа и его поэтов отшлифован до блеска алмазной грани. Он передает и глубочайший народный юмор Шолом-Алейхема, и сотканную из тонких нитей сердца философскую лирику Самуила Галкина, мягкую и умную прозу Нотэ Лурье, и чеканный стих Давида Гофштейна. Он потрясал души патетикой Переца Маркиша и кристально чистой, народной по духу и по-детски доверительной лирикой Льва Квитко, глубоким психологизмом Бергельсона и взыскательной музой Фининберга, фантасмагориями Нистера и проникновенной думой Харика. Мы слышали Шекспира в исполнении Михоэлса, и еврейская речь полно и свободно передавала все оттенки душевного состояния короля Лира, который на следующий вечер становился Тевье-молочником».
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
