(Окончание. Начало в № 690 )
Поездка отличалась от первой только тем, что на вокзале гостей встречал брат майора, декан Костя Строгов, на собственном новеньком жигулёнке. Внешне декан — косая сажень в плечах, грубоватое мужское лицо — может, и походил на гоголевского Ноздрёва, но добрым нравом был полной ему противоположностью.
Далее всё пошло по выверенному сценарию с соответствующим национальным колоритом: вместо азиатского дворика — плёс на волжском берегу с видом на Жигули; вместо освежеванного барана, большой котёл с рыбой — судак, щука, сазан, подлещик и всякая там мелочь для сладости. Выпитое приличное количество водочки под наваристую ушицу сохранило свежесть мысли и способность рассудить проблему, ради которой они и приехали в этот благодатный край.
Костя открыл сразу все карты. По-волжски окая, он не спеша и обстоятельно объяснил:
— Конечно, дело оно не новое, однако абитуриент приедет из Украины, а к тому же и «непростой» национальной принадлежности. Тут уж мне придётся решать вопросы не только с экзаменаторами, но и с парткомом института. Дешевле от этого никому не станет.
Есть ещё одно пакостное обстоятельство. Для экзамена по русскому языку — сочинению привлекают училок из средних школ, а здесь карта может выпасть не в масть… Понятно, что будет сделано всё возможное, но о вариантах придётся договариваться «на берегу».
Так, на берегу, в прямом и в переносном смысле, стороны обсудили некоторые детали «проекта». Митя честно предупредил, что поскольку его тесть, то есть ветеран Боря, является финансирующим субъектом, последнее слово будет за ним…
Затем друзья-товарищи выпили снова чарку-другую горькой, заели жаренной прихваченной дымком от костра рыбкой, запили ещё горячей, с медалями жира ушицей, досмотрели фантастически красивый волжский закат солнца и, наполненные до краёв хлебосольством и впечатлениями, отбыли ночным поездом в Москву.
Сто процентов!
Совместный вояж Берчика и Митрофана закончился в Москве. Накануне тесть и зять имели откровенную беседу, где выяснились серьезные разночтения в рассуждении текущего момента.
— Батя, пойми — публика, с которой мы встречались, не махеры, вроде твоего Лёймы, а солидные и достойные люди. Твой Лёйма мечтал бы иметь такие знакомства, но никто из них с этим шмаровозом не станет связываться. Венька хочет нам помочь и считает, что для успеха есть все основания. Но ты, извини меня, папаша, ставишь такие дурацкие условия, что народ от нас шарахается.
Они тоже люди и тоже любят гелт, но они могут их заработать и без помощи Берчика Мучника… А ты приклеился со своими ста процентами, как банный лист до одного места.
Впервые любимый зять увидел обычно сдержанного Берчика даже не раздраженным, а распалённым в гневе:
— Плевал я на твоих больших начальников и великих ученых! Может, в своём хедере (бурсе) они и Мичурины (других знаменитостей из мира науки Берл не знал), но в этом деле они понимают аз ын тухес ыз фынстер (что в «известном месте» достаточно темно). Мне не жалко денег, нор а шлысл даф зан фын азн (но «ключ» должен быть железным)!
— Ну что же, — ответил обиженный за русскоязычную элиту Митя. — Езжай снова к Лёйме за своими процентами, а я заканчиваю поход. Останусь на денёк в Москве, хоть в театр схожу.
На том и порешили: старый Берчик уехал фирменным «Черноморцем» в солнечную Одессу ещё раз попытать счастья среди тех, для кого «сто процентов» — это норма.
… Успокоилась душа хромого Берла в хлебном городе Николаеве, куда он направился по наводке своего соседа Мойши Нехамкина. На квартире младшего брата того же Нехамкина, Давида, его познакомили с человеком, который, по словам Нехамкина-младшего, может всё и даже чуть больше.
Маленького роста мужичок, извергавший сто слов в минуту, произвёл на Берла хорошее впечатление. Договариваться с ним было легко и просто.
— Сколько? — задал Берл свой сакраментальный вопрос и, услышав в ответ увесистую сумму, привычно переспросил: «А какая гарантия?»
— Все 99 процентов!
— Нет, так не годится, — возразил последовательный Берчик. — Только сто процентов!
Нолик на секунду задумался, а затем успокаивающе изрёк:
— О чем разговор: сто так сто!.. — и прибавил к цене единичку с тремя ноликами. После этого деловитый маклер потребовал у Берла аванс на предоплату экзаменаторам и разные там накладные расходы.
… Анжела провалилась на первом же экзамене. Две недели впечатлительный Нолик переживал эту неудачу в одиночестве. Взбешенный Берл нигде не мог его разыскать. Помог вор в законе Сёмка-клещ, с которым Берчик познакомился на зоне, когда попал туда на два года за какое-то, как теперь говорят, пустяковое экономическое преступление. Сёмка сказал своё «фе» Нехамкиным, те передали это пребывающему в бегах и депрессии Нолику, и тот, благоразумно решив не испытывать судьбу, явился к Берчику.
Тот ждал его на уже знакомой квартире Нехамкина, сидя за столом с прокурорским видом и с выставленным вперёд для устрашения протезом. В руке Берл грозно сжимал лакированную трость. И не зря. Нолик принёс только часть полученного аванса, ссылаясь на расходы и свой ущеб от несостоявшейся аферы.
От ярости Берчик заговорил на смешанном из трёх языков сленге:
— Ах ты, паскыдняк, фармазон бессарабский! Их об дир гымахт а шудн (я тебе нанёс ущерб)?! Из-за тебя моя девочка осталась ни сенды ни тенды. Я тобi дав грошi, що ти просив. Де ж твоi «сто процентiв», гопник с большой дороги?!
— Какие там проценты? Во-первых, перед самым экзаменом поменяли всех трёх экзаменаторов. Но и девочка была такой неразговорчивой на экзамене, как-будто губы у неё смазали клеем «Момент»… — вяло отругивался Нолик.
— Послушай сюда, шлимазл. Что я тебя спросил: «Выфл сы даф костн (сколько это стоит)?» И ты взял хорошие деньги за каждый процент. После такой «даты» девочке уже не обязательно сидеть на экзамене с открытым ртом: это была твоя забота. Короче, гони гелт, пока я не перемолол твои кости в порошок для свиней!
Берчик получил свои деньги назад, но по понятным причинам это его мало обрадовало.
… Б-г смилостивился над незадачливым старым Берлом: в Херсонском пединституте оказался недобор на отделение, готовящее преподавателей в школах для глухих и отстающих в развитии детишек. Не бог весть, какая работа, но образование-то высшее! Отделавшийся «малой кровью» и за бесценок устроивший внучку в институт, Берл про себя поразмыслил:
— Нет худа без добра. Я-таки сэкономил приличную сумму на поступлении, и оценки здесь будут стоить подешевле, а оставшиеся деньги лучше пойдут Анжелке в приданое. Азой ви Гот фирт, азой ыз рехт (как Б-г ведет, так и верно).
Так оно и вышло. Анжелка с Б-жьей помощью закончила вуз, получила долгожданный диплом и тем же летом вышла замуж за шустрого молодого человека. Мама юноши, Анжелина свекровь, с гордостью говорила о своей высокообразованной невестке. Бедные ученики в интернате для слабослышащих детей, куда Анжела получила назначение из института, так и не дождались новой учительницы…
… А потом всё вышло, как у всех. Исход из Союза, репатриация в Израиль, иная жизнь, другие критерии и ценности… Детская и девичья страсть Анжелки вертеться перед зеркалом, краситься, маникюры-педикюры вдруг обернулась талантом к косметическому ремеслу. Теперь в приморском Ашдоде, на пересечении двух центральных улиц, в салоне красоты вам предоставят все услуги, способные сделать из увядшей женщины если не модель, то хотя бы привлекательное существо.
Хозяйка же заведения и самый модный косметолог — наша Анжелка. Вместо того, чтобы «сеять разумное, доброе, вечное» за мизерные гроши, она стрижет, красит и разглаживает морщины, снимая со своих «посевов» приличный «урожай».
Впрочем, сама Анжелка утверждает, что знания и небольшой навык работы с детьми иногда ей здорово помогают в общении с особо привередливыми и крикливыми клиентками.
По большому счету сбылись все чаяния хромого Берла: внучка получила высшее образование, успешно вышла замуж и имеет ту самую парнусу, за которую всю жизнь сражался сам Берл.
Стакан воды
Осенью 1991 года клан Берчика Мучника начал «вострить лыжи» для выезда в Израиль. К этому времени крушение советской империи было в самом разгаре, «деревянный» рубль совсем ослаб и больше походил на вафельный. Пропорционально эволюции рубля произошло падение в семейной иерархии роли и значения уже три года как овдовевшего старого хромого Берла. Поэтому решение о репатриации в Израиль принималось детьми и внуками при его молчаливом присутствии. Берчик в последний раз почистил зубным порошком боевые медали и орден, сложил их в коробочку и тем самым закончил счёты с прежней жизнью.
Решено было дружной компанией направиться в Назарет, где уже много лет проживала семья младшей сестры Берчика Брони. Во время подготовки к «эвакуации» Берл безучастно наблюдал за хлопотами молодых, безропотно выполняя их приказы и поручения.
После приезда на место и радостной (единственная радость Берчика!) встречи с сестрой потянулись серые будни. Вдруг выяснилось, что дружба детей и внуков, такая нерушимая в Союзе, в условиях необходимости самостоятельного выживания оказалась не такой уж нерушимой.
Сначала возникли трещины в отношениях между детьми, потом в междуусобицу втянулись внуки… Кончилось это тем, что старшая дочь уехала в Иерусалим; сын подался в Тель-Авив, где завёл собственный бизнес, а любимая Анжелка с мужем и маленьким Ариелем, трёхлетним первым правнуком хромого Берла, переехала в неближний Ашдод.
Берчик остался с младшей дочерью Лизой, в семье которой прожил пять лет. За это время сын Лизы и Мити (пожалуй, самый толковый из всей мишпухи) выучился на программиста, прошел сложнейший отбор и попал на работу в большую компанию из Канады. Гена, так зовут парня, не только сам обосновался в Торонто, но и перетащил туда своих родителей, то есть дочь и зятя Берчика.
На общем собрании детей хромого Берла было решено (так, в общем-то, считал и сам Берчик), что на первых порах ему удобнее остаться в Назарете рядом с сестрой, а попозже выяснится, к кому лучше податься…
Нет ничего более постоянного, чем временное. Берчик прожил в Назарете ещё три года. За это время умерла его сестра, а у племянников, ясное дело, была масса своих забот. Старшая дочь, сын и Анжелка никак не могли согласовать, куда передислоцировать отца и деда. На очередном общем собрании детей и внуков, снова по собственному предложению того же Берчика, решено было определить его в приличный дом для престарелых, где лечение и обслуживание было «на высоте».
Там и жил приближающийся к своему 80-летию старый хромой Берчик. Завелись новые друзья, работал телевизор, стучали костяшки домино… Медперсонал был внимательным, особенно молодая, похожая на Анжелку нянечка по имени Мириам.
Дети, занятые своими делами, навещали отца всё реже и реже. Дочь приезжала раз в два-три месяца, сын — каждые полгода, а Анжелку Берл не видел уже больше года. В последний приезд старшей дочери, сидя с ней в тенистой беседке и слушая постоянные жалобы на жизнь, на мужа-бездельника, на невнимательную к родителям Анжелку и сволочных соседей, старый Берчик поймал себя на мысли, что неплохо, если бы визит быстрее завершился: пойти поиграть в домино с новым товарищем по несчастью Исааком, поболтать с Мириам, которая принесёт ему вечернюю дозу медикаментов…
… Вечером, лёжа в постели, Берчик, как обычно в это время, перебирал в памяти события прошедшего дня. Вдруг, безо всяких видимых оснований, ему вспомнился его давний спор с угрюмым соседом Фроимом Теслером. Впервые за все годы Берчик почувствовал, что не так уж злословен и упрям был старый еврей и не так уж безупречно прав был он сам. Теперь, когда и хромому Берчику пришло время подумать о стакане воды, пить ему тоже почему-то расхотелось…
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
