Вскоре новый жилец въехал к себе в квартиру. По этому случаю соседи пригласили его на обед. Сначала застолье проходило в спокойной дружелюбной атмосфере. Жилец с удовольствием ел все блюда и похваливал хозяйку. Он с гордостью сообщил, что работает сантехником в исполкоме, мол, сам он из крестьян, во время войны партизанил и при прорыве блокады был контужен и ранен в голову. Теперь из-за этого у него частенько болит голова. Врачи категорически запрещают ему пить спиртное, но он плевал на их запреты. Пил и пить будет. В подтверждении своих слов он тут же опрокинул очередную рюмку. После нескольких рюмок водки он вдруг как-то быстро опьянел. Лицо его побагровело, глаза налились кровью, лоб покрылся капельками пота. Он стал кричать, что ненавидит этих белоручек, недорезанных буржуев, этих «ташкентских партизан». Не зря во время войны появился приказ Пономаренко, запрещающий принимать их в партизанские отряды. У нас их сразу расстреливали на месте.
Оскорбленный Натан Ильич заметил ему в ответ, что лично он воевал в рядах Красной армии, был награжден боевыми наградами, а не какими-то побрякушками, а вот почему уважаемый Федор Игнатьевич оказался не в действующей армии, а на оккупированной немцами территории, следовало бы выяснить. Сосед вскочил, зарычал и попытался дотянуться до стоящей на столе бутылки, но вдруг обмяк, схватился руками за голову, застонал и, шатаясь, вышел из комнаты.
С тех пор отношения между соседями стали, мягко говоря, натянутыми. Уже на следующий день Федор Игнатьевич заявил, что, когда он возвращается с работы домой, он не потерпит никакого шума. Поэтому Илья и его родители могли заниматься музыкой только в отсутствие соседа. Обычно он уходил рано и возвращался поздно вечером, и Илья успевал к этому времени сделать все уроки. Но когда сосед являлся домой, все старались не выходить из своих комнат. Если он бывал трезв, то вел себя относительно спокойно. Как правило, ничего не варил, ел всухомятку, предпочитая сало с луком или колбасу. Но приходя в подпитии, он начинал безобразничать, ломиться к соседям, горланить песни, портить продукты, если соседи не успевали забрать их из кухни. Очень часто он забывал закрывать краны и несколько раз устраивал в квартире потоп. После его дебошей в кухню, ванную и туалет зайти было страшно. Убирать же в квартире он и в трезвом состоянии не собирался.
Жизнь его соседей превратилась в сущий ад. Куда только ни обращались они с жалобами на буйного соседа, ничто не помогало. В отделении милиции им доходчиво объясняли, что при такой преступности, какая существует в городе, заниматься еще и квартирными склоками они не могут. И рекомендовали обратиться к участковому. А участковый, который был собутыльником Федора Игнатьевича, эти жалобы аккуратно подшивал, разводил руками и говорил, что, поскольку следов побоев нет, то реально сделать он ничего не может. И сообщал о жалобах своему приятелю, что вызывало у того еще большее озлобление. В исполкоме, где они умоляли дать им отдельную квартиру даже с меньшей жилплощадью в любом районе города, их слушать вообще не хотели и рекомендовали обратиться в бюро по обмену жилплощади. Но кто захочет жить рядом с пьяницей и дебоширом? Раиса Семеновна была согласна перебраться даже в отдельную однокомнатную квартиру, лишь бы быть подальше от ненавистного соседа. Однако уже сосед не хотел переезжать из центра города в микрорайон, пусть даже в отдельную однокомнатную квартиру. Других вариантов, которые бы устраивали все стороны, подобрать не удавалось. Этот кошмар продолжался около года.
Однажды Илья вернулся из школы. Как всегда, родителей дома не было, в квартире было тихо. Обычно в это время сосед был на работе. Илья решил воспользоваться благоприятной ситуацией и основательно позаниматься музыкой — приближался ответственный конкурс, а программа была еще не подготовлена. Он достал скрипку и принялся играть.
Звуки музыки разбудили соседа, который отсыпался после тяжелого запоя. Он с трудом поднялся и посмотрел на часы. Рабочий день уже перевалил за середину. Федор Игнатьевич пытался сообразить, что теперь можно предпринять, но голова раскалывалась на части, тошнило, и он никак не мог собраться с мыслями. Поискал глазами выпивку, но кругом стояли только пустые бутылки. А тут еще эта проклятая скрипка. Ее звуки, как раскаленные иглы, вонзались в мозг. Ему казалось, что, если это не прекратится, он умрет.
Дикая ярость овладела Федором Ильичом. Он схватил валявшуюся на столе опасную бритву и ринулся к соседям. Мальчик стоял к нему спиной, целиком погрузившись в мир музыки. Федор Игнатьевич подскочил к нему и полоснул по горлу бритвой. Плохо осознавая, что совершил, он бросил бритву и пошел прочь. Потом, словно опомнившись, быстро помыл руки и побежал на работу. Там его и арестовали.
…Эта трагедия наделала в городе много шума. Надо было как-то реагировать. И власти отреагировали — конечно, по-своему. Убийца был отправлен на лечение в психиатрическую клинику. Когда через полгода он вышел оттуда, ему была предоставлена отдельная однокомнатная квартира в одной из новых «хрущевок». Родителей погибшего мальчика тоже переселили в двадцатиметровую однокомнатную квартиру в новом микрорайоне, объяснив при этом, что на двоих человек больше не положено. В ней и так лишние метры.
Валерий НИСНЕВИЧ