– У людей родственники как родственники, а у тебя? — всегда говорила Клара-Поля, жена Фимы-бухгалтера, намекая на его бедную родню в Бердичеве, куда надо было все время посылать посылки и переводы.
Но когда неожиданно нашелся родной брат Фимы в Неаполе и об этом заговорило все Краснополье, риторический вопрос Клары-Поли превратился в восклицательное предложение:
– У людей родственники как родственники, а у Фимы — итальянец!
– Итальянский еврей! — поправлял ее Фима.
О дивной профессии Фиминого брата Рувы никто в Краснополье никогда не слышал. Фима записал это слово на листочке и зачитал его сразу по возвращении из Неаполя, куда он ездил по приглашению брата. Во время войны Рув оказался в плену и неизвестно какими путями после войны очутился в Италии, где женился на итальянской еврейке и стал этим самым сомелье, о котором говорило все Краснополье.
Как только началась перестройка, Рув отыскал Фиму и пригласил к себе в гости. Конечно, Фима захотел поехать к брату со всей мишпохой, но перестройка еще только начиналась, и пустили в Италию одного Фиму. Гостил Фима у брата почти целый месяц и вернулся с двумя чемоданами и широко раскрытыми глазами, в которых переливались всеми красками итальянское вино, итальянское небо и итальянская земля.
В первый же вечер представители всех еврейских семей местечка собрались во дворе у Фимы, чтобы за бутылкой итальянского вина услышать рассказ, как там живут наши евреи. И первое слово, которое сказал Фима, было «сомелье»:
– Наш Рувим работает там сомелье! И дай Б-г нам всем такую работу!
– И с чем это едят? — поинтересовался Хаим, у которого одна тетя жила в Чикаго, а другая в Миннеаполисе, и который мучился над вопросом, куда ехать лучше.
– Сомелье — это специалист по винам! — объяснил Фима.
– Это дегустатор вин?! — попытался попроще объяснить Фимины слова Наум, у которого уже лежал в кармане вызов в Нью-Йорк.
– И дегустатор, — кивнул Фима, — но и консультант, и заказчик, и хранитель вин! Он советует, к какому вину какую брать еду, и к какой еде брать какое вино! Он сомелье в самом лучшем ресторане Неаполя! Ему руку жал сам Мастроянни, а Софи Лорен пригласила его на бар-мицву своего сына!
– А она еврейка? — спросил доктор Рувинсон.
– Итальянка, — ответил Фима.
– Так при чем тут бар-мицва? — сказал доктор Рувинсон.
– Ни при чем, — согласился Фима. — Это я к слову, что Рувим был приглашен к ней!
– Лева, — остановила новый вопрос доктора Рувинсона его жена Лея, — тебе не все равно, по какому поводу он был у Софи Лорен?! И не для этого мы здесь собрались! Нам надо узнать, как там, ибо наша тетя Бетя из Детройта пишет, что там тяжело.
– Я не знаю, что вам пишет ваша тетя Бетя, — сказал Фима, — но я на свои глаза видел, что Рувиму совсем неплохо!
– Вот видишь, — доктор Рувинсон толкнул в бок жену, — твоя тетя Бетя просто не хочет, чтобы мы ехали!
– И что ваша тетя Бетя беспокоится: в Америке всем нашим дают пособие и к пособию, — втерся в разговор Наум, у которого перед отъездом была лишь одна проблема: уговорить зятя ехать. И сейчас при зяте он не мог допустить даже мыслей о том, что ехать не надо.
– А потом мы поехали с Рувимом в Венецию, — попытался вернуть разговор в прежнее русло Фима, — и я вам скажу, что это сказка! У Рувима там друг, еврей из Германии, держит ювелирный магазин! И он подарил моей Злате колечко, которое здесь ни за какие деньги не купишь! Говорит, пусть твоей дочке будет на свадьбу!
– А что, твоя Злата выходит замуж? — удивился доктор Рувинсон.
– Какой «замуж»?! Разве я про шидах говорю?! Злате всего пятнадцать лет! Придет время — будет жених! — возмутился Фима. — Просто Рувим сказал своему другу, что его племянница выходит замуж, чтобы он подарил мне колечко! Вам понятно?
– И что тут непонятного? — заметила жена доктора Рувинсона. — У моего Зелика всегда ненужные вопросы! Я боюсь, что когда мы поедем в американское посольство на собеседование, он тоже спросит что-нибудь такое, и мы увидим Америку, как Америго Веспуччи!
– При чем тут Америго Веспуччи? — спросил доктор Рувинсон.
– А при том, что он видел Америку только на карте! — сказала жена доктора Рувинсона. — Поверь мне как учительнице географии! — и добавила: — Может, поэтому тетя Бетя волнуется за нас!
– Ювелирный магазин — это хорошо, — философски заметил зять Наума Гиня. — Но мне интересно, как там живут на пособие?
– На какое пособие? — не понял Фима.
– Папа, объясни! — повернулся Гиня к Науму.
– Там нет пособия, — нервно ответил Наум. — Пособие есть в Америке, и мы туда едем! А не в какую-то Италию!
– Как это, «в какую-то Италию»! — обиделся Фима. — Вы бы посмотрели, как там живет мой брат, и вы бы по-другому заговорили!
– Так он же этот самый, сомелье, — заметил Гиня, у которого настоящее имя было Георгий, — а мы простые евреи, которые пьют, что есть, и закусывают, чем есть! И нам главное — узнать про пособие!
– А разве Гиня еврей? — удивился доктор Рувинсон.
– А ты только что узнал?! — всплеснула руками жена доктора Рувинсона. — Ему поменяли паспорт, как только Горбачев объявил о перестройке! Умные люди все делают заранее! Не то что некоторые!
– А кто это «некоторые»? — поинтересовался доктор Рувинсон.
– «Некоторые» — это ты! — удовлетворила его любопытство жена.
– И что я такое не сделал? — заинтересовался доктор Рувинсон.
– Обрезание! — прошептала жена доктора Рувинсона и, не ожидая следующего вопроса от мужа, добавила: — Как писала тетя Бетя, в Америке всем обрезанным в синагоге дают паек на еврейский праздник: мацу, кошерное вино и курицу! А ты будешь сидеть без мацы, кошерного вина и курицы!
– А он обрезанный? — тихо спросил доктор Рувинсон и глазами показал на Гиню.
– Я ему в штаны не смотрела, — сказала жена доктора Рувинсона, — но думаю, что сделали, ибо не напрасно Наум проработал пять лет в обществе «Знание», где занимался вопросами религии!
За столом каждый говорил о своем, и никто не обращал внимания на Фимин рассказ, и тогда Фима открыл бутылку с вином и, перекрикивая всех, сказал, что это вино, которое пьют короли, и этот король вина — знаменитое «Бороло», которое Рувим просил передать землякам.
– В нем запах сосновой рощи и привкус молодого дуба, — поэтически начал свой монолог о вине Фима, но его на полуслове прервал Хаим:
– Фимэ, вос ду зогст? Фима, что ты говоришь? Может, так оно и есть, и это хорошее вино? Только ты мне скажи, я смогу это купить на свое пособие?
– На какое пособие? — растерялся Фима.
– Что дают евреям в Италии, — пояснил Хаим.
– Я же вам говорил, что там не дают пособия, — сказал Фима.
– А в Америке дают! — удовлетворенно сказал Хаим.
– И я подтверждаю! — сказал Наум.
– И в Германии дают! — сказал доктор Рувинсон. — Всем: евреям и неевреям!
– Откуда ты знаешь? — спросила жена доктора Рувинсона.
– Твоя тетя Бетя об этом писала! Между строк! Потому что она не хочет, чтобы ехали в Америку!
– Но мы поедем! — решительно сказала жена доктора Рувинсона.
– Правильно, — согласился с ней доктор Рувинсон. — Я понял из сегодняшнего разговора, что лучше Америки нет!
– Гиня, ты слышишь, о чем говорят умные люди? — поддержал доктора Рувинсона Наум.
– Только что лучше: Чикаго или Миннеаполис? — задал волнующий его вопрос Хаим.
– Нью-Йорк! — ответил Наум и добавил за себя и за Гиню: — Мы едем туда!
…Поздно ночью, когда разошлись все гости и была вымыта вся посуда, жена Фимы Клара-Поля внимательно посмотрела на мужа и спросила:
– Так это правда, что там не дают пособия и не принимают евреев?
– Где «там»? — переспросил Фима.
– В твоей Италии! — сказала Клара-Поля.
– Правда, — сказал Фима.
Клара-Поля вздохнула и сказала:
– У людей родственники как родственники! А у нас неизвестно где живут и для чего живут!
Фима ничего не ответил.
Марат БАСКИН