Массовая высылка таджиков из Российской Федерации — не первая такая кампания в российской новейшей истории. Второй президентский срок Путина был отмечен аналогичной кампанией по высылке грузин, чуть раньше разворачивалась вакханалия организованной ненависти к Эстонии и Латвии — эстонцев и латышей не высылали массово, пожалуй, только потому, что в России они не проживают в значительном количестве.
Можно спорить о том, стала ли нынешняя антитаджикская кампания скандальной — или граждане восприняли ее как обыденное мероприятие властей, из тех, которым давно никто уже не удивляется и возмущения тоже особо не выказывает.
Важны тут, однако, три обстоятельства. Во-первых, антитаджикская кампания была организована для политической канализации общественного напряжения, проще сказать, для гальванизации и предвыборного учета социальной ненависти. Схема не новая: если кто недоволен своими доходами, уровнем потребления и общими жизненными перспективами, то его негативный потенциал нужно направить в удобное для властей русло, без всякого намека на какую-либо социальную ответственность власть имущих.
Во-вторых, формально-юридически кампания арестов и депортаций была отчасти противозаконной: отлову и выдворению подвергались не только те таджикские граждане бывшего Советского Союза, у которых что-то не так с документами, но и те, у кого с документами все нормально.
И в-третьих, поражает та административная простота, с которой все было проделано. В считанные дни были найдены и задержаны многие сотни, если не тысячи людей, суды без волокиты проштамповали решения о высылке, а самолеты очень оперативно эту высылку осуществили. Это говорит нам о том, что в руках власти есть послушный административно-карательный аппарат (миграционная служба — полиция — тюремщики — суды — летчики и т.д.), готовый выполнять противозаконные приказы высокого начальства в угоду политической целесообразности.
Это вообще-то весьма опасный симптом, но не только для приезжих из Таджикистана или Грузии, а для нас, родившихся в России. Ведь мы тоже не составляем однородной массы «граждане России», все мы разные — по возрасту, цвету глаз, волос и кожи, по религиозным верованиям или отсутствию таковых, по политическим взглядам, уровню образования и доходов, по сексуальной ориентации, наконец (кажется, признание существования различных сексуальных ориентаций еще не является преступлением по рязанскому, архангельскому и ленинградскому законам? Ну, слава те, Ярило). Короче, каждый и каждая из нас может быть с легкостью включен в какую-то особую группу, реальную или мнимую, а эта группа может быть в одночасье предана государственному остракизму и репрессирована с помощью все тех же послушных административных органов.
Скажем, рабочие автопрома: говорят, там сильные независимые профсоюзы — вот-вот, уже опасно. Или блогеры — от них вся зараза идейная, чистое взбаламучивание. Или добросовестные налогоплательщики — что это они себе позволяют, когда вся страна мухлюет и уклоняется, лучше всех жить хотят? А может, и подворовывают?
Может быть, для того чтобы сослать или посадить кого-то из нас лишь на основе принадлежности к некой группе, и не потребуются летчики, но вот машинисты РЖД вполне могут быть привлечены или водители автобусов. Но первым делом, конечно, властям нужна уверенность в том, что полиция и суды сработают, как велено. Полиции денег недавно как раз подсыпали. Впрочем, справлялась она и при старом довольствии — грузины вон были оприходованы без предварительного повышения зарплаты оприходующим.
Есть такой термин «банальность зла» — политический философ и писательница Ханна Арендт ввела его в оборот, когда поехала из Америки в Иерусалим, чтобы писать репортажи о суде над Эйхманом, одним из организаторов Холокоста. Арендт тогда метко подметила, что обвиняемый не просто всячески пытался прикинуться маленьким имперским чиновником, выполнявшим указания начальства и оказавшимся на этой должности лишь в силу случайности. Нет, он действительно был вполне банальным персонажем — такой обычный офицерик с залысинами, в очочках. Никакой не сверхмонстр.
Эйхман, говоря современным языком, отвечал за логистику Холокоста. Разрабатывал схему — как проще, дешевле и технологически эффективнее уничтожить несколько миллионов мирных людей, а потом, разработав ее, следил, чтобы исполнители от схемы не отступали. И, в общем, схема работала: химическая промышленность придумала и произвела эффективный смертельный газ, архитекторы и строители создали вместительные газовые камеры и бараки обслуги, металлурги позаботились о печах крематориев. Даже умения дантистов пригодились — когда надо было выдирать золотые коронки у скрученных газовой смертельной судорогой трупов.
Все постарались на благо рейха: и парикмахеры, стригшие жертвам волосы перед смертью (волосы, когда они сострижены у миллионов людей, становятся стратегическим сырьем), и кладовщики, сохранившие носильные вещи, чемоданы, очки и зубные щетки массово убитых. Вклад каждого был, может, и невелик, но все вместе поработали на инновацию: впервые в истории человечества массовое убийство людей было отработано как промышленная технология.
К чему-то подобному, но на свой манер, стремилась и сталинская машина подавления. В силу меньшей развитости индустрии, очевидно, сталинские палачи, хоть и изобрели, по свидетельству историка Никиты Петрова, душегубки (машины с заправленными внутрь герметично закрытого кузова выхлопными трубами; очень удобно — грузишь в тюрьме еще живых заключенных, привозишь на кладбище уже мертвых; в итоге медь, свинец, сталь, порох экономятся), но до газовых камер все-таки не додумались, так что опирались на стахановские методы — один такой стахановец с Лубянки расстрелял за годы неустанного труда более десяти тысяч человек — лично, собственноручно, из пистолета в затылок.
Сталинской мясорубке, вошедшей в историю под именем Большого террора, скоро исполнится 75 лет («Новая газета» уже посвятила этой годовщине небольшую, но крайне интересную книжную серию). Массовым расстрелам евреев, цыган и коммунистов на оккупированной Германией территории СССР как раз в эти дни исполнилось и исполняется 70 (книжных серий вроде никаких не выходит).
Все эти мероприятия были бы невозможны без незаметных маленьких людей, рядовых исполнителей из административных органов — гэбистов, ментов, прокуроров, «судей» (судей почему-то особенно хочется взять в кавычки), но также и без кладовщиков, нарядчиков, водителей, машинистов — и да, летчиков тоже.
Все эти кадры были однажды подготовлены к расширению своей привычной миссии. Ментов надо было научить хватать не только воров и убийц, но и всех, на кого покажут.
Гэбистам надо было внушить мысль, что защита государства заключается в массовом уничтожении его граждан, а также граждан других государств. Судьям надо было привыкнуть, что при рассмотрении политических дел можно обходиться без адвокатов, а сами дела «рассматривать» минут за пять (буквально), прокурорам и партийным секретарям — стать частью машины ОСО (две ручки, одно колесо)…
Немецкие газовые камеры, в которых были убиты миллионы евреев, а также десятки тысяч цыган и красноармейцев, начинались еще до войны с маленького эксперимента — программы с бюрократическим названием «Т-4», по которой были убиты (в бумагах употребляли слово «умерщвлены») около пяти тысяч немецких детей, признанных инвалидами по физическим показателям или психическому здоровью.
Конечно, трудно было найти исполнителей для тех первых смертельных инъекций, для тех первых опытов с душегубками и газом. Но их нашли, выпестовали, продвинули. И поручили затем новые, поистине грандиозные, промышленные задачи. С которыми исполнители, банальные носители зла, прекрасно справились.
Сегодня мы видим, что с задачей массовых незаконных арестов, «осуждений» и депортаций современная отечественная административная система справляется на раз, без каких-либо моральных терзаний и при полном, похоже, равнодушии общества.
Давайте не забудем, что оба главных тоталитарных режима XX века очень берегли своих подчиненных и исполнителей от нежелательных сильных эмоций: отправка евреев на уничтожение в лагеря смерти называлась в Германии «депортацией», а о расстрельном приговоре в годы Большого террора в нашей стране родственникам казненного сообщали формулой «десять лет без права переписки».
Получился очень депрессивный текст, не правда ли? Не хочется на этом заканчивать. Если мы еще живы духовно, мы должны трезво просчитать и со всей возможной страстью воплотить в жизнь работающие общественные механизмы, которые встанут на пути банальности зла. Во всяком случае, зла как отлаженной промышленной системы.
grani.ru
Влад ТУПИКИН