Пятилистник. Опыты быстротекущей жизни
Судьба не баловала нашу семью. Почти всю близкую родню погубила война, сгноил лагерь. После войны трагически погиб брат, рано ушел отец — человек со сложной (впрочем, как у большинства из его поколения) судьбой.
Вспоминать моих самых близких, скорбя и стеная, я перестал давно. Они оставили светлый след в моей жизни и, проживая ее, я, как могу, сохраняю этот свет. Обрываю трилистник грусти и хандры и вспоминаю веселое и радостное, что было в период нашего совместного проживания в этом мире.
…Братец мой на десять лет старше меня. Мишка — спортсмен, книголюб. Заядлый охотник. Вот он только-только вернулся из армии и каждый выходной выезжает с бригадой из военного городка на охоту. Однажды Мишка берет с собой и меня, тогда пятнадцатилетнего отрока. Мне вручается допотопная одностволка, к ней десяток патронов, валенки (дело было зимой), отцовский стеганый ветром бушлат. Гордость распирает меня: я сижу среди матерых охотников в кузове большого ЗИСа, все меня «имеют за своего» — жизнь прекрасна!
Приезжаем к месту охоты — где-то в полях северной части Молдавии. Густой туман сливается со снежным покрытием в сплошную белую мглу. Охотники образуют «подкову», в центре которой располагают меня — чтобы не потерялся.
Но они явно недооценили мои способности совершать невероятное: я потерялся в первые же полчаса после начала гона. Поначалу отстал от цепи, а затем и повернул чуть ли не в противоположную сторону. Разорванная таким образом «подкова» тоже разбрелась в тумане. Через два часа «торпедированная» мною команда собралась, но меня в рядах закаленных бойцов не оказалось.
А я в это время брел по бескрайней белой пустыне, содрогаясь от ужаса. Нет, нет, я не боялся заблудиться — это уже произошло. Я боялся заслуженного наказания и презрения мужиков, которые совсем недавно приняли меня как своего.
Туман понемногу рассеялся, выглянуло солнце, жить стало лучше, жить стало веселее. Я достал тормозок с провиантом, перекусил. Пересчитал патроны: как-нибудь отстреляюсь. Раз ты на охоте — охоться! Если принесу пару подстреленных зайцев или даже лисицу — глядишь, и простится мне моя бестолковость.
С чего это охотники решили, что здесь водится дичь? За добрых пять часов блуждания я не то чтобы зайца, суслика плохонького не встретил!
Вскоре я вышел к узкоколейной железной дороге. Вспомнил, мужики договаривались, что машина их будет ждать на каком-то разъезде.
В средней школе географию преподавали неплохо. Я скумекал, что разъезд должен быть севернее; сориентировался по солнцу и «опять по шпалам домой пошел по привычке». В конечном итоге Б-г смилостивился над моей охотничьей гордыней и послал мне в спутники большого степного орла стервятника.
Вот кого я шлепну, а Мишка сделает чучело для школьного кружка юннатов!
Мой попутчик орлуша облюбовал телефонные столбы, стоявшие вдоль железной дороги. Он сидел на торце верстового столба, демонстративно глядя в противоположную от меня сторону.
Я по-кошачьи крался к столбу, держа наперевес свою берданку. Когда расстояние сокращалось близко к тому, с которого можно было стрелять, стервятник медленно и как бы нехотя перелетал на следующий столб. Я снова сгибался в три погибели и, как Дерсу Узала, снова крался к обновившейся цели…
Так повторялось с десяток раз, пока я не понял, что проклятая птица просто водит меня за нос. Тогда со злости я открыл беглый огонь изо всех стволов (вот уже, как и всякий охотник, приврал — ствол-то был один) по коварному пернатому. Расстрелял почти весь свой боезапас, когда степной орел, которому я, видно, порядком надоел, так же не спеша взмахнув могучими крыльями, подался прочь от столбовой дороги.
Солнце уже катилось к закату, когда я (снова же с Б-жьей помощью) добрался до полустанка, где и застал ожидающую охотников машину. Водитель сначала удивился моему появлению, а потом радостно сунул в руки нож и приказал чистить картошку. Приблизительно через час в морозном ночном воздухе раздались голоса возвращающихся охотников. На радостях я чуть не совершил еще один диверсионный акт — бросился им навстречу и опять чуть не заблудился в темноте.
Так в чем же здесь принцип пятилистника? А в том, что все так обрадовались моему появлению, что не сказали даже слова упрека в мой адрес. Более того, они пресекли законное желание брата съездить мне по уху. Меня усадили на почетное место за столом, налили полрюмашки водки, и майор Саенко сказал, что сегодня я принял боевое крещение. Братик гордился мною больше, чем одним из трех зайцев, которые стали трофеями дюжины охотников.
Почему я вспомнил именно этот эпизод? Когда мы возвращались домой, тесно прижавшись друг к другу на морозном ветру в кузове грузовика, Мишка сказал:
– Чего только не приходило мне в голову: что ты уснул на морозе, попал в волчью яму… Я потерял десять лет жизни, пока не увидел тебя живым и невредимым!
А через три месяца моего брата не стало. Всю последующую жизнь пятилистник памяти хранит зарубку в душе об этих несостоявшихся десяти годах…
Пустяшный эпизод из того непростого, порой трагичного времени доносит тепло, которое и сегодня помогает мне жить.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
