Еврейский Мир

Недавно— рoвно пару недель назад, если быть точным—я побывал в центральной Бруклинской библиотеке на лекции известного писателя Соломона Волкова, посвящённой его новой книге об истории российского искусства времён династии Романовых. И честно говоря, кое-что услышанное там, меня удивило (как и кое-что неуслышанное).

Значительную часть встречи я слушал с огромным интересом, и восновном соглашался. Главной идеей книги г-на Волкова, насколько я понял, является опровержение советского мифа об однозначной враждебности царской власти артистам и самому духу творческого человека— опровержение весьма убедительное, хоть и несколько спорное по актуальности. Хотя, во времена по крайней мере частичной советской реставрации—почему бы и нет?

Неудивительно, что львиная доля рассказа Соломона Моисеевича была посвящена отношениям царя Николая 1-го и Пушкина: и важность обоих этих фигур для российской истории и во втором случае, культуры, огромна; и атмосфера тех лет чем-то похожа на современную («дисциплинарий» Ниолай и Пушкин-чем не Путин и, ну к прримеру, Шевчук? Кстати, к чести Волкова, он, уехавший из СССР в 1976-м году, когда мне было всего год, и немолодой уже человек—впрочем, выглядящий вполне себе— знает и очень хорошо о главном российском рок-бунтаре отозвался). Слушать рассказ об отношениях жесткого абсолютистски настроенного правителя, в чьей идеологии, кстати, было немало обоснованности, при всём моём и большинства читателей вероятном с нею несогласии, и независимого духом поэта было чрезвычайно познавательно. И тем более удивила пара весьма неожиданных моментов в выступлении «докладчика».

Момент первый: некоторая склонность, как мне показалось, к доказыванию чуть ли не полного «перерождения» Пушкина в процессе общения с царём, из фактического вдохновителя декабристов, на обыске чьих домов полиция находила его стихи, в сторонника власти и обличителя «клеветников России». Я готов принять и поверить что царь, даже при всём сущностном антагонизме, подчёркнутом и самим Волковым, был отнюдь не стопроцентным гонителем этого и массы других талантливых детей Земли Русской— но упирание на конфликт Пушкина с находящимися уже в ссылке декабристами, на презрение которое некоторые из них стали питать к «перебежчику», всё же несколько напрягло. Особенно на фоне полного отсутствия упоминания знаменитой «Во глубине сибирских руд».

Момент второй: ударение на факт написания Лермонтовым «На смерть поэта» в тот момент, когда Пушкин был ещё жив. Нисколь не претендуя на доскональное знание предмета, хочу только заметить что умер он на следующий день, впрочем до Лермонтова дошли, видимо, слухи что кончина Пушкина уже состоялась; ну а о тяжести его ран были известно по-любому. Представлять второго по величине российского поэта беспринципным гением самопиара, эксплуатирующим трагедию предшественника ради раскрутки собственных произведений и имени, хоть и впечатляюще, но очень, думается, спорно. Впрочем, вероятно, автору, известному больше всего по книге воспоминаний Шостаковича, вызвавшей огромные споры в исследовательской и прочей заинтересованной среде, видимо такой ход естественен.

А вот с позицией Волкова что артиста нельзя оценивать в первую очередь исходя из его политических позиций и даже фобий, я безусловно согласен. В лекции речь зашла прежде всего о случаях антисемитизма со стороны известных культурных деятелей, в частности рассматривались Вагнер и Блок. Замечу только, что не читавши, увы(а может, по счастью) писем Блока, я не знаком с его антисемитскими «заскоками»; а из известных мне и любимых мною призведений—«12», «Незнакомки», «Русь»—ничего юдофобского ровным счётом не вынес; разве что общее отношение к миру, скорее родственное немецкому воинственному «сумрачному» духу, что неудивительно, учитывая происхождение поэта. Но тут уж извините, записывать в вину человеку, тем более поэту, его взгляд на мир я не собираюсь, тем паче что его творчество пропитано всё же переживанием за вполне благородные вещи, будь то любовь к родине, женщине, справедливости и т.д.

И наконец, момент сильно удивиший меня момент, во многом, признаться честно, скравший впечатление от услышанного в этот день. Отвечая на заданный кем-то из зала вопрос о событиях современных, проходящих у нас «под носом», и хоть не имеющих прямого отношения к теме встречи и книги Волкова, но крайне важных, всех волнующих и чем-то схожих с современными тем же Пушкину и Николаю— к примеру, декабристским и польским восстаниями, хоть конечно суть, направление и размах событий абсолютно иной, как и время и особенно место— Соломон Моисеевич выказал неожиданно однозначную поддержку протестам и идеям «Оккупантов Уолл-Стрита».

Слышать поверхностные рассуждения известного литературоведа, уехавшего в своё время из советской затхлости в американский «мир открытый настежь бешенству ветров», о страданиях трудового народа и особенно засильи сверхбогачей, было забавно и в то же время грустно. Можно подумать, могущество американского «одного процента» Диснеев и Гейтсов сравнимо с положением советской партноменклатуры, от правления которой Волков в своё время уехал! Или это покойный Стив Джобс—кстати, персонаж, о невозможности которого в том же СССР и, увы, даже в нынешней России не говорил по его смерти только ленивый, даже из чиска нелюбителей Америки, ибо «сделать себя самому» ему бы в СССР никто, к сожалению, не позволил—ездил по дорогам своей страны, давя «быдло» и избегая ответственности? Или степень контроля за конкретными отраслями экономики страны, например сталелитейной промышленностью, американскими толстосумами вроде Карнеги такая же, как у советских монстров-гострестов и министерств? Или уровень их меценатства сравним? И что, интересно, делают среди протестующих против нищеты и гримас капитализма люди вроде Майкла Мура, Сузан Сарандон и ряда других успешных артистов, своим положением и состоянием этому самому капитализму восновном и обязанных?

Кстати, о «нищете» самих демонстрантов тоже можно говорить долго: например, об их порою просто королевском меню, или нежелании кормить бесплатно «профессиональных бездомных»—хотя бесплатность, по идее, лежит в самом цердце их идей.

Досадно, когда умудрённые, знающие, профессиональные люди занимаются попсой, и примыкают к какому-либо идейному течению, неважно правому или левому, только потому что оно в данный момент в моде. После этого, как-то и в основной сфере приложения труда и знаний такого человека, начунаешь ему меньше верить.

Оцените пост

(голосовало: 4, средняя оценка: 3,25 из 5)

Загрузка...

Поделиться